— Может, пойдем куда-нибудь, поговорим? — предложил Никита, отдавая микрофон.

— Давай.

Мы вышли на балкон с видом на горнолыжную трассу, сияющую белоснежным покрывалом и переливающуюся серебряными искрами в свете луны. Всё было буквально пронизано романтикой и казалось идеальной декорацией для признания в любви.

— Тебе правда понравилось? — спрашивает Никита, становясь рядом со мной у перил балкона.

— Очень. — признаюсь я и задаю интересующий меня вопрос: — Но я до сих пор не поняла, зачем ты это сделал?

— Ты прекрасно знаешь зачем. — он нервно барабанит пальцами по перилам, после чего сжимает их с такой силой, того и гляди сломает. — Черт, да не осталось ни одного человека в этом зале, который бы не понял, что к чему.

— Да уж. — выдыхаю я так и не услышав главные слова. — Сегодняшний день выдался интересным.

— Что навеяло тебя на такие мысли? — хмыкнул он.

— Можешь обойтись без сарказма? — тихо рассмеялась я, понимая, как он нервничает. — Я хотела сказать, что мне было нелегко снова оказаться на свадьбе. Я не могла расслабиться, пока Диму и Лилю не объявили мужем и женой.

— Хочешь сказать, что он бросил тебя, когда спросили: «Готовы ли вы…»?

— Прикинь? — издаю грустный смешок.

Ник громко матюгнулся и ещё сильнее сжал перила. Точно сломает…

— Сейчас мне намного легче вспоминать то, что случилось тогда. Может, потому, что я выговорилась, наконец. А может, всё благодаря тебе. — я потянулась и взяла его за руку. — Если бы не ты, сегодняшний день был бы намного тяжелее. Ты не смотрел на меня с жалостью. Ты видел меня, какая я есть… И ты даже не представляешь, что это значит для меня. Когда мне становилось дурно и я начинала задыхаться, я тут же искала взглядом тебя. И даже когда ты смотрел в мою сторону, мне становилось легче.

— Что ты хочешь этим сказать? — сжал мою руку Никита и заглянул мне в глаза.

— Я люблю тебя, — выдохнула я своё признание. — Не так, как я любила тебя, когда была глупым подростком, но…

Он не дал мне договорить, в следующую секунду твердые мужские губы накрыли мои. Меня снесло шквалом эмоций, а дыхание перехватило. Мысли улетучились из головы. И я позволила себе насладиться его поцелуем. Хотя бы на миг.

— Я люблю тебя, — прошептал Никита, опаляя горячим дыханием мои губы.

— Знаю. — выдавила я из себя и обняла его за талию, положив голову ему на грудь.

Закрыла глаза, прислушиваясь к стуку его сердца, пытаясь запомнить это мгновенье. В этот момент мир поплыл, слился в одно сплошное пятно и стал двигаться дальше, оставив нас в этой секунде совершенно одних. Будто плывёшь на лодке по тихой пустой реке, а вокруг ни души. Тебя переполняет покой, умиротворение и самое главное воодушевление — ты счастлив. И это пугает…

— Ты думаешь, что любишь меня… — я отстранилась и сделала шаг назад, остановив его, когда он хотел притянуть меня обратно.

— Думаю? — нахмурился Никита. — Нет, я знаю это.

— Ладно, — закатываю глаза. — Наверное, я неправильно выразилась. Я хотела сказать, что то, что ты чувствуешь ко мне, возможно…

— Это любовь, — перебил он меня и снова повторил. — Я люблю тебя.

— Наверное, ты забыл, как говорил мне, что я не идеальна.

— Не забыл.

— А раз я не идеальна, с чего ты взял, что ты должен быть идеальным для меня? Я хочу быть с тобой. Но пойми… Когда я смотрю на себя в зеркало, я вижу только девушку, которую бросили на собственной свадьбе.

— Тогда смотри на себя моими глазами.- Никита подошёл ближе ко мне и взял меня за руки. — Глазами человека, который любит тебя.

— Миша когда-то говорил так же…

— Аня, — строго чеканит Никита. — Он не любил тебя. Не так, как я.

— Да не уже ли? — глотая слёзы, ответила я. — Никит, я хочу поверить тебе, Но я боюсь…- беспомощно бросила я, не сумев выразить связно свои мысли, свои чувства. — Кажется, что я не смогу ещё раз пройти через всё это…

— Значит, все мои усилия были напрасными? — спросил он, отпуская мои руки.

— Нет! — я поддаюсь порыву и хватаю его за руки. — Они очень много значат для меня, так же как и ты…

— Но не настолько, чтобы принять меня? — спрашивает он, вытягивая свои ладони из моего захвата.

— Как раз таки наоборот…

— Что это значит? — требует жестким тоном.

— Это значит — где гарантия того, что ты опять не сбежишь, как сделал это пять лет назад и, как сделал это год назад Миша⁈ — я всё-таки сорвалась.

— Но я всё равно здесь, — хмурится он. — Предлагаю тебе свою любовь.

— Вместе с обязательствами?

— Да.

— Мне не хочется, чтобы ты чувствовал себя обязанным говорить это. — шепчу я рвано.

— Аня, я хочу серьёзных отношений с тобой. Хочу остепениться, построить дом, обзавестись семьёй. С тобой.

— Почему же ты ничего не сказал мне позавчера, когда я тебя об этом просила? — срываю голос от болезненного возмущения.

— Потому что тогда я сомневался в себе. — выталкивает со свистом и дрожью в голосе. — Я подумал, что ты заслуживаешь лучшего.

— Вот и я, Никит. — вздохнула тяжело. — Вот и я. — повторяю тихо. — Я не чувствую себя полноценной. Я разбита на куски… И думаю, что ты заслуживаешь лучшего…

Некоторое время мы молча стоим друг напротив друга, я не знаю, что сказать ещё и стоит ли…Я вижу, как ему тяжело справиться с эмоциями, которые усиливают лихорадочный блеск в его глазах. Он кусает губы и натужно втягивает кислород, а потом взволнованно проводит рукой по волосам, разворачивается и уходит. Просто уходит.

Опять или снова…

И снова больно. Чертовски больно. До уколов тысячью игл в самое сердце. До мороза минус пятьдесят по моей голой коже. Больно до сумасшествия.

Оседая на пол, разражаюсь слезами. А точнее, бьюсь в каких-то задушенных конвульсиях. Ведь плакать я не умею, а боль такая сильная, что полноценный выплеск невозможен.

[1] — Песня из кинофильма «Иван Васильевич меняет профессию»

Никита Демьянов

— Па, не могу поверить, что ты согласился на это, — угрюмо буркнул я, крепче сжимая руль. — Ты ведь знаешь, чем всё закончилось между мной и Аней, и всё равно принял предложение Смирновых отпраздновать с ними Рождество. Ещё и меня втянул в это дело.

— Никит, посмотри правде в глаза. Ты знал, что такое возможно, но всё равно рискнул, признавшись перед всеми гостями, что любишь сестру своего лучшего друга.

— Может, хватит напоминать мне об этом? — почти выстанываю я.

— Я гордился тобой как никогда. — изрекает отец.

— Значит, ты не собираешься молчать? — бормочу севшим голосом и рваным тоном.

— Ни за что, — расплылся в улыбке Демьянов — старший.

Я заскрежетал зубами и решил хранить молчание. Я не был мазохистом, но вместе с тем согласился поехать на эту дурацкую рождественскую вечеринку к Смирновым, зная, что буду страдать.

После разговора с Аней я вернулся в зал и направился прямиком к Лиле и Димону, а потом подошёл к своему отцу, чтобы сказать, что ухожу.

Она, похоже, сделала то же самое, потому что Димон потом с сожалением заметил, что его сестра так и не вернулась на банкет. Наверное, все подумали, что мы с Аней уединились, чтобы побыть вдвоем.

Жаль, но всё вышло по-другому.

Я вернулся домой, чувствуя себя круглым идиотом, а сейчас меня вынуждали увидеться с ней снова. Смотрю исключительно на дорогу, потому что в груди уже закипает адское варево из тех эмоций, которые под гнётом чужих чувств контролировать будет крайне тяжело. Я ещё не увидел её, а мне, сука, уже разрывает душу. По живому…

Сжимаю и разжимаю кулаки, планомерно перевожу дыхание, прежде чем выйти из машины. С хозяевами дома встречаемся за домом, куда нас принесли ноги и пряный аромат мяса. Во дворе снег лежит, а дяде Саше хоть бы хны. Стоит в одной рубашке и шаманит над мангалом, напевая себе под нос.

— Смирный, с праздником! — здоровается мой отец, ещё до того как останавливаемся рядом с хозяином.