— Общайтесь как всегда, — ответил я. — Спросите у парней что-нибудь самое обычное.

— Окей, — кивнула та же «жрица» и натянув на лицо фальшивую резиновую улыбку обратилась к Руди, — эй, ковбой, отшлёпаешь сегодня ночью свою плохую мамочку? Обожаю твою сладкую задницу.

— Посмотрим на твоё поведение, детка, — ответил на очень плохом английском югослав Хити.

— Весла, жеребчик, — включилась в съёмочный процесс вторая «ночная бабочка», — прибереги на хоккее силы для нашего ночного марафона. Я тебе сегодня такие скачки устрою, мой сладкий, запомнишь на всю жизнь.

— Окей, — робко выдавил из себя Йобчик и, покосившись одним глазом на оператора, на ломаном английском произнёс. — Это мы ещё посмотрим — кто кого укатает?

— О чём они говорят? — Спросил меня шёпотом товарищ режиссёр.

— Ясно о чём, — буркнул я, — о погоде. Говорят, что сегодня светит прекрасное осеннее солнце. Вы главное снимайте без звука и так, чтобы в кадр попали умные и интеллектуальные лица наших жадных до науки парней. Кстати, у вас осталось пять минут — вон наш автобус приехал. — Я показал пальцем за окно, где оглашая округу гудком проехал клубный автобус. — И не спорьте. Кстати, мы вам в автобусе споём нашу дорожную песню. Услышите, закачаетесь.

— Ладно, — тяжело вздохнул кинорежиссёр, которому такой урок английского уже начинал нравиться.

Перед отъездом на матч в Нью-Йорк по требованию киношников около автобуса собрались все наши любимые женщины. Марина Харламова принесла кота Фокса. Две очень странные учительницы английского языка, утирали глаза платочком, провожая Йобчика и Хити. А студентка Принстонского университета Мэри Милтон висела на шее у Виктора Хатулёва и рыдала так, словно тот отправляется на Северный полюс. Естественно отсутствовала моя беременная Лиза, улетевшая вчера к родителям, ведь из-за постоянных разъездов я теперь просто не мог уделять ей должного повышенного внимания.

Вышел проводить команду и товарищ Зимянин. Одевшись в трико, майку-алкоголичку и пиджак, он не забыл нацепить на голову шляпу и натянуть на шею галстук. В руке начальник Чукотки держал пластиковую хлопушку для выбивания ковров. И вдоволь наоравшись за день, он сейчас что-то шептал себе под нос, бросая в мою сторону гневные взгляды.

Старший тренер Эл Арбор очень долго и жарко жал руку Николаю Озерову. Тренер Эл для съёмочной группы устроил целую получасовую лекцию по теории розыгрыша лишнего игрока, и вообще был очень горд знакомством с таким всемирно известным телекомментатором. Я же мысленно перекрестился, что первая половина дня удачно миновала и в целом, съёмки прошли на должном уровне, без полиции и скандала.

— Товарищи женщины! — Скомандовал режиссёр. — Процесс прощания с мужьями начали! Камера, мотор, поехали!

И супруги хоккеистов тут же бросились обнимать своих мужей, напомнив мне кадры из отечественного кино, когда перед отбытием на фронт провожают любимых мужчин. Само собой, кто-то в такой нервной обстановке на эмоциях пустил слезу, а кто-то целовался как в последний раз. И только через пять минут автобус медленно тронулся в Нью-Йорк.

Вечерний матч против «Миннесоты Норт Старз» как нельзя лучше подходил для завершения документального фильма про советскую команду в НХЛ. Во-первых, четыре дня назад с Миннесотой на выезде была добыта непростая ничья — 6: 6. В той игре за первый период команда пропустила 4 безответные шайбы, сказалась накопившаяся усталость, всеобщая расслабленность и неудачные действия в воротах Иржи Холечека. Но потом героическими усилиями на последних минутах коллективу удалось уйти от поражения. Поэтому сегодня все желали самого безжалостного реванша.

Во-вторых, при всём уважении к гостям, в классе и в понимании хоккея они заметно уступали, и в турнирной таблице заслужено плелись среди аутсайдеров. А это означало, что сегодня на радость болельщиков и киношников посыплется целый град голов в ворота кипера Миннесоты Чезаре Маньяго.

— А это у вас самовар что ли? — Опешил Николай Озеров, когда увидел в раздевалке посередине общего стола большой медный старинный сосуд для кипячения воды, к которому прямо перед выходом на лёд потянулась очередь из хоккеистов. — Не забываете народные традиции? Это правильно, это обязательно надо снять.

Кинооператор тут же без возражений завёл свой волшебный аппарат и принялся выхватывать из толчеи довольные лица отдельных хоккеистов с кружками.

— Вот, Николай Николаевич, — пояснил я, — наш врач, товарищ Джон Смит утверждает, что маленькая кружечка тёплого чая перед игрой увеличивает общефизическую выносливость спортсмена. Жаль, только шайбы в ворота сами не залетают после такого напитка.

— Чай не пил, какая сила, чай попил — совсем ослаб, — прокомментировал приём секретного препарата Валерий Васильев и, выдохнув, как при употреблении водки, залпом проглотил свою порцию тонизирующего настоя на травах.

— Чай пить, не дрова рубить, — хохотнул Валерий Харламов на камеру.

— Давайте и я с вами чая попью, — вдруг сказал Николай Озеров и в раздевалке моментально повисла тишина, так как странный побочный эффект от напитка, накатывающий через четыре часа, ещё никто не отменял.

— Понимаете в чём дело… — замялся я, пытаясь сформулировать свою мысль.

Однако Николай Николаевич в полной тишине, лихо подмигнув хоккеистам, уже успел пройти к самовару, крутануть ручку, налить и отхлебнуть пару раз фирменный шаманский чай.

— Вкус необычный, — сказал он. — По-моему в чай добавлен чабрец?

— Точно, — захохотал Харламов, — если хочешь стать отцом, пей чаёчек с чабрецом.

После чего в раздевалке затряслись стены от гогота всей хоккейной команды. А я подумал, что один раз в жизни нужно попробовать всё и сказал:

— Мужики, давайте сегодня покажем для кино, как надо играть в хоккей! Пошли!

Валерий Харламов этот самый необычный хоккейный сезон в карьере воспринимал как занимательное путешествие. Скоропостижная женитьба, новая страна, новые и очень доброжелательные болельщики, новый странный уклад жизни, в которой не нужно было месяцами сидеть на сборах и умирать на тренировках, бегая с утяжелением или таская на плечах своего партнёра по команде. Здесь требовалось совсем иное — терпеть на льду тычки и удары, выдерживать силовое давление и уходить от столкновений с соперником, желающим тебя расплющить об борт. При этом нужно было продолжать финтить, отдавать передачи и забрасывать шайбы самому.

Если в СССР у Тарасова игры были лишь малым продолжением бесконечных тренировок, то здесь в НХЛ тренировочные занятия были лишь малым дополнением к бесконечным играм. Один раз Валерий разговорился на эту тему с соседом по дому Иваном Тафгаевым, спросив: «не будем ли мы от этого хуже играть?».

— Так устроена жизнь, — ответил Иван, пожав плечами, — примерно до 20-ти лет мы все очень много учимся, и часто тому, что вообще не пригодится. Затем мы много работаем, оттачивая лишь отдельные профессиональные навыки. Так и в хоккее, до 20-ти лет закладывается база, а дальше через сложнейшие матчи идёт отточка профессиональных навыков. А выйти на новый уровень можно вообще только через игры плей-офф, когда психика переключается в максимальный боевой режим. Ты вспомни, как после Суперсерии 72 года сборная вынесла всех на московском чемпионате мира? 10 побед из 10-и, 100 шайб заброшено, при этом тренировочный процесс никто не менял.

— А зачем же тогда Тарасов нас круглый год гонял? Зачем мы с блинами на плечах кувыркались? По лестницам скакали, камни таскали, кроссы бегали, деревья колотили?

— Я не знаю, — пробурчал тогда Иван Тафгаев. — Но могу тебе сказать точно, что на льду нет ни блинов, ни камней, ни деревьев, ни лестниц. И кроссы хоккеистам бегать нельзя, из-за них замедляется взрывная работа мышц организма. Мы, хоккеисты, больше похоже на спринтеров, а не на стайеров.

Вот и сейчас на льду «Мэдисон-Сквер-Гарден» Валерий Харламов за счёт взрывной работы мышц рук, ног и спины, пролетел вдоль правого борта, ушёл от силового приёма и под острым углом выкатился на ворота голкипера Миннесоты Чезаре Маньяго. Переполненные трибуны как всегда дружно взвыли. Маняго в свою очередь выехал далеко навстречу, поэтому Валерий тут же решил его перехитрить и, сделав ложный замах, ринулся за ворота гостей, чтобы, исполнив «бобровский финт», уложить шайбу в пустой угол.