Дракон понял — кто его главный обидчик! А это могло означать только одно — он забыл про остальных нападающих и сконцентрировался только на вашем непокорном слуге!

Твою же дивизию! Таких атак я никогда не получал!

На меня со всех сторон сыпались стрелы, молнии, водные шквалы, камни и булыжники. Я словно стал громоотводом для грозы по имени Ямато-но Ороти!

Но если никогда не получал таких атак, то никогда и не был так зол! Киоси при смерти, а эта восьмиглавая чушка смеет ещё и выпендриваться!

Я завертелся смертельным шаром, состоящим из оммёдо. Мои удары разили без устали. Мои выстрелы попадали в цель. Я никогда не был на таком пределе силы и скорости. Даже костюм мог бы позавидовать моим способностям.

Плюешься водой?

А вот тебе каменную пробку с дом величиной. Да забить её поглубже в глотку, чтобы даже воздух не мог просочиться, не говоря уже о воде!

Камни выходят? Лови бушующее пламя, чтобы в шее образовалась лавовый заслон. Пусть лава бушует, разрывая мощную шею изнутри!

Молнией херачишь? А вот заслон из воздуха, облегающий морду подобно гигантскому презервативу! И пусть эти молнии хреначат внутри заслона! Пусть бьют так, чтобы мало не показалось!

Убивай себя сама, тварь, а я окажу всевозможную поддержку!

Пять из восьми голов уже лежали на земле. Ещё три пытались укусить, но куда там — я был неуловим. Я был неусмирим, быстр и резок, как понос после немытых слив!

Чтобы дракон не обращал внимания на лишнюю персону на своей спине, я расстарался на славу. Мои руки и ноги стали словно из титана — им не ведома слабость, разят без устали и дрожания. Да, после такого боя я могу неделю проваляться в отключке, но это будет потом, а сейчас…

Ещё одна голова отправилась к остальным, когда деревянные образования внутри горла вспыхнули ярким пламенем, а потом оказались потушены Северной Моросью. Пока дракон пытался расчихаться, ещё одно использование Взмаха Крыльев Золотого Орла принесло свои плоды.

Две башки это уже не восемь!

На красной роже Эммы видно явное неудовольствие. Он ожидал другого приема. Ожидал что перед его ручной зверушкой все обосрутся и тут же начнут каяться.

А вот хреном по глупой морде не хошь? Самураи и ёкаи колют, режут, кусают и царапают дракона с таким исступлением, словно это тот самый должник, который всё обещает, но уже второй год не отдает крупную сумму денег. Воины снизу подбираются к драконьим лапам, к его хвостам… Они ведут свой бой, пока я отвлекаю морды и стараюсь минимизировать потери.

Тем временем Гоэмон добрался-таки до Эммы. Я видел, как он протянул руку к шее короля Дзигоку. На его ладони сидел белый котенок…

Этот самый котенок занес лапку и молниеносным движением цапнул туда, где у нормальных людей находилась яремная вена. Цвиркание крови из раны показало, что удар котенка вовсе не так слаб, как могло показаться на первый взгляд.

Мало того, Гоэмон тут же крутанулся вокруг своей оси, а движение поворота закончил ударом нефритового меча, который вошел точно в открывшуюся рану. Меч прошел насквозь и вышел с другой стороны шеи.

Красное лицо Эммы скривилось от гнева, а изо рта вырвался такой громоподобный рев, что стоявшие на ногах люди и ёкаи повалились навзничь. Оставшиеся головы Ямато-но Ороти повернулись на рев, а этим глупо было бы не воспользоваться!

Два смертельных заклинания одно за другим добили и без того потрепанные головы восьмихвостого. Лапы великого змея подкосились, и огромная туша рухнула на землю, подняв клубы пыли и вызвав небольшое землетрясение, от которого упали те, кто ещё смог удержаться на ногах.

А на спине упавшего чудовища продолжалась разворачиваться трагедия.

— Сестра!!! Оива!!! — ревел Эмма, уперев налитые кровью глаза в белоснежного котенка, который с невинным видом начал умываться. — Такой удар в спину!!! Никто не мог меня ранить, ни человек, ни ёкай, а ты… за что? За что?!! А этот меч… Я специально скрыл Кусанаги-но цуруги (небесный меч из кучащихся облаков) в одном из хвостов Ямато… Никто об этом не знал, кроме тебя… Ты… Ты сама захотела править Дзигоку? Ты сама…

Котенок прекратил умываться, а свернулся клубочком и закрыл мордочку хвостиком. Только голубой глаз был выставлен наружу. Он с ехидцей наблюдал за тем, как Эмма упал на одно колено. С меча на чешую убитого дракона потекла черная кровь.

— И всё равно… Всё равно я ещё жив… — прорычал Эмма, начав подниматься с колена. — Меня вызвали к жизни…

— Тебя вызвали к жизни смертью! — воскликнул Гоэмон, вытаскивая из-за пазухи небольшой меч, а перед собой поднимая черный прямоугольник с белыми иероглифами. — Смертью тебя и проводят!

Как только он вскинул руку с блеснувшим в лучах заката лезвием, я понял, что он хочет сделать.

— Нет! — выкрикнул я. — Стой!

Но было уже поздно. Никакая скорость не смогла бы остановить руку Гоэмона. Сталь танто погрузилась в грудь по рукоятку. Брызнувшая кровь попала на белые иероглифы и заставила их загореться алым пламенем.

— Нет!!! Нет!!! Не-е-е-ет!!! — взревел Эмма, вспыхивая подобно иероглифам алым пламенем.

Огромная фигура превратилась пылающий факел. В свете этого факела Гоэмон пошатнулся и если бы я вовремя не подоспел, то упал бы на спину. Я же подхватил того, у кого не поднялась рука на предательство, и кто смог искупить свои помыслы такой жертвой. Подхватил и аккуратно опустил на холодную чешую убитого дракона.

Эмма продолжал бесноваться в нескольких шагах от нас, но нам было не до него. Я посмотрел в глаза великого разбойника. Он улыбнулся в ответ.

— Это была славная битва, Изаму-кун, — прошептал Гоэмон. — Я понял, что вы из другого времени… Скажи, меня у вас ещё помнят?

— Помнят, Исикава-сан, — ответил я. — Посвященная тебе плита хранится в храме Дайнин в Киото, а здоровенную ванну назвали гоэмонбуро… И в театре кабуки частенько показывают…

— Меня помнят… — прошептал он и огляделся по сторонам. — Значит, жизнь прожита не зря… Эх, жалко умирать сейчас, когда всё только начинается… Но надо, надо… Вот, передай сэнсэю Норобу, — он извлек из-за пазухи окровавленный сверток, в котором угадывалось что-то продолговатое. — Я искупил свою вину перед ним… Ох, какой же красивый закат… Изаму-кун, весенний вид стоит тысячи золотых, или так говорят, но слишком мало, слишком мало… Глаза Гоэмона оценивают его в десять тысяч!

После этих слов он с улыбкой закрыл глаза. Его тело обмякло на моих руках. В ту же секунду пылающий факел Эммы упал неподалёку. Упал, как здоровенный мешок с говном. И точно также, как мешок, перестал подавать признаки жизни.

Рядом со мной из воздуха материализовались Аматэрасу и Нурарихён. Они спокойно посмотрели на меня, на лежащего на руках Гоэмона. Белый котенок куда-то тихо испарился несколько секунд назад. Похоже, что Оива посчитала свою миссию выполненной.

Через пару мгновений рядом оказались Норобу, Такаюки и Киоси. Тануки хрипло дышал, но обломка копья в его груди уже не было. Другие товарищи выглядели получше, хотя Норобу и баюкал руку возле груди.

— Он будет жить, — сказала Аматэрасу, перехватив мой взгляд, брошенный на Киоси. — Будет жить ещё долго, так что не волнуйся за него.

— Да, Ижаму-кун, не воднуйшя жа меня, — подмигнул Киоси подбитым глазом. — Мне уже луцше…

— Много зубов-то осталось? — хмыкнул я в ответ.

— Доштаточно…

— Вам пора, пришельцы из другого времени, — сказал Нурарихён. — Скоро тут появятся самураи и ёкаи, так что нам хватит забот и без вас. А вы… вы должны уйти. Вы и так уже тут дел натворили.

— Но мы же за правое дело, — ответил я.

— Не всегда правое дело может быть добрым, — покачала головой Аматэрасу. — И вас будут почитать за героев сначала, но… В Японии дел ещё много и без вас, так что со временем сёгун Токугава снова захочет быть главой и вас просто отравят или устранят как-то по-другому…

— Мы согласны, госпожа Аматэрасу, — поклонился Норобу. — Я надеюсь на вашу помощь в отправке нас домой.

— Я помогу, — кивнула та в ответ.