Если Свиток Тигра появился здесь, а потом нарисовался в моём времени, то это могло означать только одно — подтверждение моего титула будет. Нам осталось только вернуться в свое время и там открыть содержимое Свитка народу. А уж за этим дело не встанет, тем более, что император ясно сказал — у кого его искать.

Вот только одна мысль меня неожиданно ударила — если содержимое свитка было известно потомку господина Абэ, то нападение сына этого потомка с друзьями было совершенно точно не случайным. И тогда вставало на места и появление сына господина Абэ с сотоварищами в доме утех, и борьба кицунэ против меня, и даже преследование господина Мацуды, результат которого перенёс меня в новый мир — это все из-за этого долбанного Свитка!

От этой мысли я даже запнулся и через миг растянулся на полу — костлявая нога сэнсэя воспользовалась заминкой и наградила меня знатным пенделем.

— И так будет с каждым, кто не уважает своего оябуна! — воскликнул сэнсэй.

— Да-да, а дальше можно и фалангу мизинца отрезать, — с усмешкой поддержал Киоси.

— Зачем фалангу? — с недоумением спросил Такаюки.

— А чтобы больше привязать бойца к группировке, сделать его более зависимым, — пояснил Норобу. — Без фаланги мизинца не так уж просто удержать катану. А новая ошибка ещё больше привяжет бойца к группировке — ведь это будет уже неполноценный боец…

— Жестоко, но справедливо. У самураев произошло бы изгнание или вообще смерть, — заметил Такаюки.

— Да, ведь кодекс якудзы можно приравнять к кодексу Бусидо. Так и ронинам легче будет привыкнуть, и порядка будет больше. Ведь без порядка наступит хаос, и он уничтожит всю группировку за считанные годы, — ответил Норобу. — А так, помогая бедным людям и блюдя честь, мы можем сохранить и развить группировку якудзы на столетия. Возможно, даже императорская власть уйдёт, а якудза будет существовать дальше.

— Император уйдёт? — спросил Такаюки. — Разве такое может быть?

— Или не уйдёт, но всю власть отдаст под сёгунат. А вот как раз такое точно может быть, — покачал головой Киоси. — Будет император что-то типа украшения на обширном столе Японии: вроде и красиво, но с другой стороны, если его убрать, то ничего особенно не изменится.

— Ладно, друзья, поднимем же отёко за нашу победу! — произнес Гоэмон, разливающий сакэ по чашечкам.

— Да, поднимем! — подхватил Такаюки. — И пусть наши враги трепещут перед нами!

— Пусть наши друзья не поворачиваются к нам спиной, — улыбнулся Норобу.

— А наши женщины будут думать только о нас, — подхватил Киоси.

— А наши дети всегда будут честными и справедливыми по отношению к другим. И всегда защищают бедных и несчастных! — кивнул я.

Когда же мы потянулись за чашечками, то Гоэмон неожиданно решил встать, неловко двинул коленом и опрокинул столик с налитыми отёко. Я мог бы поймать, и уже было дернул рукой, когда наткнулся на твердые пальцы Норобу. Сэнсэй тут же убрал руку и едва заметно дернул головой влево-вправо. Чашечки упали, выплеснули из своих внутренностей саке и три штуки тихо звякнули, пуская трещины по бокам.

— Эээх ты, раззява, — с легкой укоризной протянул Норобу. — Всю посуду разбил.

— Ну не надо, — с лёгкой улыбкой проговорил Гоэмон, — Ещё две осталось. А чего их жалеть? Отправляйтесь к сёстрам, мои дорогие.

Он взмахнул руками, отчего и остальные отеко присоединились к лежащим на полу. На то, которое осталось целым, он ещё и наступил.

— Бей посуду — я плачу, — проговорил я с ухмылкой. — Экий же ты…

— Ну да, жопорукий, — кивнул Гоэмон. — Что же с таким поделать.

— Только понять и простить, — снова вспомнил я присказку из своего мира. — Надеюсь, что мы когда-нибудь поймём и когда-нибудь простим…

— Я тоже на это надеюсь, друзья, — со вздохом проговорил местный аналог Робина Гуда. — Позвольте вам налить по новому отеко?

— Друг мой жопорукий, все-таки лучше не испытывать судьбу. Пусть разольет самый младший член нашей группировки, — остановил его Норобу.

Гоэмон посмотрел долгим взглядом в глаза Норобу, после чего сделал глубокий поклон:

— Оябун Норобу, ваша мудрость, прозорливость и доброта не знает предела. Я счастлив находиться под вашим началом.

— А я счастлив иметь в своём окружении таких доблестных воинов, полных чести и достоинства. И я больше чем уверен, что ты, мой новообретенный сын, оправдаешь моё доверие, — неторопливо проговорил Норобу, пока Такаюки разливал сакэ по новым чашечкам отеко.

— Тогда кампай, что ли? — спросил я. — Ведь с каждой секундой с поверхности сакэ испаряется один слой.

— Да, не стоит давать сакэ испаряться. Кампай! — поддержал меня Киоси.

— Кампай, — поддержали остальные.

После того, как рисовая водка обожгла наши внутренности, Гоэмон с виноватым видом собрал осколки и выбросил за дверь. Наше вечернее празднество продолжилось…

На утро нас разбудил не крик петуха, но громкие завывания вестника:

— Прибыл отряд госпожи Аки Тиба! Прибыл великий Хандзо Хаттори! Приветствуем же двух отважных воинов во дворце сёгуна Токугавы!

Мы вскочили, быстро протерли глаза. Гоэмон по своему обыкновению куда-то свинтил под утро. Мы остались вчетвером.

— Ну что, пошли, посмотрим в наглые глаза той кикиморы из-за которой мы здесь? — спросил я.

— Пошли. Я бы лучше посмотрел в её глаза, когда голова будет отделена от тела, — буркнул Норобу. — Но если мой самый любимый ученик оказался настолько слаб и беззащитен, что не смог удовлетворить мелкое желание сэнсэя, то придется сделать всё самому.

— Похмелье, сэнсэй? — спросил я. — Обычно подначки более качественные.

— С тебя и такого много будет, — хмыкнул он в ответ. — Ты и этого не заслужил…

— Ну тогда нужно отправиться и заслужить. Всё-таки это не дело — такие мелкие подначки слушать с самого утра. Я привык к серьезным вещам, после которых волосы подмышкой шевелятся, а это… Даже зевать охота…

— Не надо зевать, а то гнилые зубы видно, — хмыкнул Норобу. — Это не самое приятное зрелище.

— Вот, уже далекие отголоски подколов слышны. Того гляди и какого-нибудь червячка обидеть сможешь…

Такаюки с Киоси благоразумно не вмешивались в наш разговор. Между тем мы нарядились, а я ещё вдобавок надел заряженный до предела костюм. Ну да, пока я занимался любовью, а не войной, то укрепил солнечную батарею под стрехой дома и она спокойно аккумулировала энергию в костюм. Кимоно с широкими рукавами и большие штаны удобно скрыли присутствие костюма под тканью.

Мы ещё слегка оправились, как могли причесались, после чего вышли из дома, который на время стал нам прибежищем.

Перед дворцом сёгуна уже собралось немало народа. Люди прослышали про причину возвращения Аки Тиба издалека и постарались воочию увидеть возможный суд над подозреваемой в преступлении против императорского престола.

Император с императрицей на этот раз скрывались за полупрозрачными балдахинами, который скрывал их не только от жадных взглядов зевак, но и от разного рода мошкары вперемешку с солнечными лучами.

Зато сёгун грозно выступил вперед и старательно хмурил брови. Его золотистые доспехи пускали во все стороны зайчиков и своим ярким сиянием напоминали диско-шар под потолком ночного клуба.

Чтобы особо не рисоваться, мы встали чуть поодаль от общей массы народа. Вроде бы и в толпе, но всё-таки как бы сами по себе. При случае любой из нас мог выйти вперед и легко пройти на свободное место для дачи показаний.

Процессию с четырьмя конниками было видно издалека. В центре ехала пожилая женщина с горделивой осанкой. Знакомые волосы, похожие оттенком на вчерашнюю овсянку, свисали на плечи. Лицо сохраняло следы былой красоты, но на нем возрастная осень уже оставила следы в виде опавших листьев-морщин. Кимоно серого цвета было слегка скрыто под частью доспехов, словно она не боялась стрел и держала открытой грудь, зато по бокам и сзади кожаные ремешки удерживали металлические плашки, похожие на перья. Ноги и руки были тоже открыты. Хитро — впереди стрелу можно отбить, а вот важные органы закрыты.