В гостевом доме Норобу с Киоси давали нам с Такаюки последние указания. Эти указания были сродни тем, что нельзя класть ноги на стол и рыгать, не закрывая рта. То есть глупые на мой взгляд указания, всё-таки по этикету и вежливости Малыш меня успел поднатаскать, так что за столом себя вести умею и при случае не заставлю сэнсэя лишний раз краснеть. Такаюки тоже с малых ногтей впитывал в себя искусство правильно приседать и не проносить палочки мимо рта, так что мы были готовы к приему.

Готовы все, кроме Гоэмона — он решил не дергать смерть за усы и не появляться среди тех, кто его мог узнать. Однако сказал, что будет за нами присматривать, когда пойдет награждение.

В пять вечера за нами пришли. Важный вельможа из числа тех, кому повезло родиться на шелковых простынках с золотой вязью, давал нам последние напутствия. Как оказалось, мы награждены самой величайшей наградой изо всех, что могли себе позволить смертные — допущены к императорским тронам на десять шагов. Обычно награды от императоров принимаются за тридцать шагов, но наш подвиг был настолько велик, что императрица Коноэ уговорила мужа даровать нам подобную привилегию.

Ну что же, мне-то пофиг, я и за пятьдесят шагов могу постоять — не обломаюсь. Понятно, что эти все расстояния показывали определенную степень доверия. Ведь если мы задумали какое-нибудь злодейство, то расстояние в десять шагов ничто для полета метательного ножа или брошенного огненного шара.

Ага, попробуй скрыться за наложенными заклинаниями или за щитами, но для ловкого убийцы они будут нипочем. А среагировать на неожиданный бросок или резкий взмах охранники хоть и способны, но смотря кто будет делать этот взмах или бросок. Вот и измеряется степень доверия приближением к императорской чете. И вряд ли можно найти большую награду для обычного смертного, чем слух о том, что его подпустили настолько близко, что можно унюхать императорский пердеж.

Между тем мы поднялись по ступеням вслед за ведущим вельможей. Шли мимо строя вооруженных самураев, которые казались истуканами, но прямо-таки пожирали нас глазами — ведь это мы шуруем получать награду, а не они. Нам полагалось хранить каменные лица, чтобы не выдавать свои эмоции, но трудно было видеть грозные глаза из-под шлемов и удержаться от показывания языка в ответ.

Каменные ступени закончились мраморными плитами. Мы вступили под своды дворца сёгуна. От вида этого великолепия у обычных людей должно захватывать дух, но я видел и не такое, поэтому со скучающим лицом скользнул взглядом по нефритовым колоннам, которые обвивали позолоченные тигры. Стены украшены красивыми картинами, знаменами императора и сёгуна. Кругом куча народа и все склоняли головы при нашем приближении.

Всё-таки приятно, когда перед хинином склоняют головы такие знатные вельможи, которые при другом случае и посмотреть бы на тебя посчитали собственным оскорблением. Да, тут пока что не было хининов, по крайней мере я не встретил ни одного с татуировкой сакуры на щеке, но всё равно, зная как к хининам и якудзе относятся в нашем времени, было забавно видеть склоненные головы.

Мы шли под негромкие звуки музыки, звучащей из пяти человек, которые играли на кото. Длинные аналоги гуслей издавали печальные звуки, призванные трепетать сердца и будоражить умы. Правда, звучали слаженно, этого было не отнять у музыкантов.

В основном зале находились мужчины, но и женщины тоже попадались. Прически вычурные и такие здоровенные, что мне невольно захотелось спросить — как под такими конструкциями их головы не падают на плечи? По любому они вплетали в свои черные водопады ещё и чужие волосы — ну не может у обычного человека быть столько волос, чтобы в прическе быть похожим на пучок цветной капусты!

Разнообразие расцветок кимоно, вязь золотых нитей, серебряные пряди на поясах — вся эта мишура напоминала парад алле в каком-нибудь столичном цирке. Словно все артисты высыпали на финальный поклон перед благодарной публикой. А может так оно и было — вдруг двое влиятельных зрителей заметят в толпе именно его, того самого счастливчика, который выглядит цветастее остальных…

Меня это раздражало, но я старался не показывать вида — всё-таки нам следует получить награду, а потом ещё и разобраться с той сучкой, что зашвырнула нас сюда. Ради этого можно было потерпеть.

Чем ближе мы подходили к пьедесталу, на котором возвышался золотой императорский трон, тем людей из знати становилось меньше, а вот людей из охраны больше. Оно и понятно — что на уме у аристократии? Лучше держать её близко, но всё же на расстоянии, чтобы не было соблазна совершить что-нибудь непотребное. Революцию, например, или ещё какую пакость…

На строго отмерянном расстоянии от возвышения трона находились четыре алые атласные подушечки. Наш провожатый остановился гораздо раньше и с улыбкой показал на эти самые подушечки, мол, вам туда.

Помимо золотого трона на постаменте был ещё трон поменьше — для императрицы, а также третий трон — сёгуна. Этот был чуть меньше, чем у императрицы, зато украшен рукоятями мечей, словно намекая на то, что пока император правит страной, его верный меч находится всегда под рукой.

Мы бодро промаршировали до указанной точки, рухнули на эти самые подушечки коленями, а после уперлись лбами в мрамор пола.

Находились так недолго, вплоть до появления звучного голоса императора Го-Ёдзей:

— Поднимите головы, наши верные вассалы! Поднимите и взгляните на нас!

Мы со всевозможным почтением и уважением взглянули. Ну да, с нас не убудет, а посмотреть на императора не мешает — всё-таки он будет вместе с сёгуном править днём, а якудза ночью. То есть и партнеры, и конкуренты…

— Я вижу на ваших лицах печать благородства, — сказал император. — На взрослых лицах ещё видны черты мудрости, на более юных рисуется открытость и честь. Я счастлив, что небеса даровали возможность руководить такими людьми.

Ага, эти люди потом будут щипать твоих зажравшихся подчиненных, ваше величество…

— Будь среди моих воинов такие люди, я бы поставил их генералами, — сурово произнес сёгун Токугава.

— А почему бы вам не взять их под своё крыло, господин Токугава? — послышался голос императрицы. — Они могли бы вам принести пользу…

— К сожалению, госпожа лучезарная императрица, я не могу этого сделать, так как один из них был самураем казненного недавно предателя Исиды Мицунари, — покачал головой сёгун. — А человек, который не последовал за одним своим господином, вряд ли достоин доверия другого.

Лицо Такаюки побелело. Мне кажется, что все в зале поняли слова Токугавы правильно — если не хватило духа сделать харакири, то дальше ему не хватит духа служить другому господину.

Однако, Такаюки промолчал. Уж на молчание ему хватило духа. Тем более, что это мы с Норобу были виновниками его жизни.

— Всё же я думаю, что не стоит такому храброму воину быть ронином. Мы с госпожой императрицей посовещались и решили вернуть ему чин самурая. Вместе с этим званием ему отойдут четыре деревни на юге страны и двести коку риса в год…

Небольшой гул и перешептывания за нашими спинами подсказали, что это было весьма нехилой наградой. Тем более для ронина, у которого ни хрена не осталось, кроме его меча и доспехов.

Такаюки тут же уперся лбом в мрамор, благодаря за подобную награду.

— Пожилого воина мы решили определить в Совет Старшин Оммёдо. Там этот мудрый человек займет своё место, помогая расцвету нашей страны и изучая оммёдо. Я думаю, что ему придутся по вкусу беседы с мудрецами Совета Старшин и он встретит свою старость в окружении почитателей своего таланта.

Теперь пришла очередь Норобу бухнуться на мрамор. Ну да, императорская награда была для него очень большой. Ему и мечтать было нельзя попасть даже в само здание Совета Старшин, а уж тем более найти там место для своей дальнейшей работы. Я видел, как на лице сэнсэя появилась довольная улыбка. Награда нашла своего героя…

— Господина Киоси мы при всём народе очищаем от поклепа, который на него возвела госпожа Аки Тиба. Разбор в том деле с самураем был произведен уже давно. Ваша вина снята, но вас не освобождали из Темницы Печали по настоянию госпожи Аки. Главный надсмотрщик получал от неё деньги за то, что держал вас в скотских условиях и уже получил своё сполна…