К тому же дворяне, как известно, все такие красивые, надушенные да в одеждах богатых, а у этих что? Невзрачная рванина, которую тетка Лана в бане выстирывала да штопала заплатками. Если бы не кожаные сапоги Готье и черные дорожные башмачки Эвы, то местные точно бы прозвали их лжецами. Но обувь более-менее сохранилась и вызывала завистливые взгляды, когда староста чистил и сушил ее на крыльце.

На завтрак тетка Лана, жена старосты, подала наваристую пшеничную кашу, приправленную сливочным маслом. Стояла дождливая погода, потому домочадцы принимали пищу в доме за небольшим грубо сколоченным столом. Одетая в серую мешковатую рубашку из грубого сукна, Эва ерзала на твердой лавке и молчала, а вот Одрик оживленно расспрашивал хозяина дома.

— Так значит волки давно беспокоят?

— Ой, давно, господин, — староста кивал лысеющей головой, — не давеча отправлял во Флюм гонца, ну чтоб прислали охотников каких, да все без толку. Мы и сами пытались их прибить, да куда там. Слишком большая и умная стая. Как то́кмо опасность чуют, так сразу в чащу уходят, а туды́ мы ни шагу. Опасно же. Скотину не трогают и ладно, — рассказчик махнул рукой. — Оброк теперь собирать тяжко, в лесу теперь токмо смерть с клыками. А вот раньше мы и медок добывали, и шкурки какие нет-нет да во Флюм отправим, ну грибочки там, ясное дело, ягодки. Мы ж нынче и дрова всей деревней заготавливать будем. А то как же от стаи отбиться, если нападет.

— Ну ты помолчи, старый, — тетка Лана недовольно буркнула на мужа. — Язык как помело. Пока все не выболтаешь, не остановишься, а гостям кушать надо, сил набираться.

— Ахах, — Готье усмехнулся, — спасибо, хозяйка, за заботу, но мне бы еще кое-что узнать надо.

— Ох, — тетка всплеснула руками, — ты его хлебом не корми, дай языком почесать, — она кивнула на мужа, — а тут гляди — отыскал у кого уши широки.

— А ну, мать! — староста ударил ладонью по столу. — Чего разбрехалась?! Перед людя́ми позоришь.

— Тебя-то опозоришь, — женщина обняла котелок и собралась до бани, чтобы отскрести пригоревшую на дне кашу. — Вы, милые, кушайте, на здоровье, не торопитесь. Это мы тут наспех все, а то времени на работу не хватает, а вы отдыхайте. Одежду вашу я как смогла отремонтировала, в сенках висит.

Проводив Лану глазами, староста виновато улыбнулся.

— Ты мне скажи, отец, далеко ли до Флюма?

— Э-э, ежели пешком, то дня за два доберешься. На повозке дольше, дорог-то нет читай. Токмо вам ныне не надо бы во Флюм-то.

— Что за новости? — вмешалась Эва.

— Да чего тут потаенного. Вы ж из этих, родственников лордовских. Вона колечко, — старик ткнул пальцем на девушку, — мы хоть и деревенские, а тоже кое-чего разумеем. Такие знаки токмо бароны-то и носят, всякие бумаги ими помечают, дескать: «сия воля моя и сомневаться нечего».

— Ближе к сути, — дочь лорда Ноа прикрыла перстень ладонью.

— Так говорю же, опасно вам туды. Не давеча зерно возили на продажу, оброк-то платить по первым морозам надобно. Ну и власти в городке сменились, стало быть. Знамена другие — овечка да три бараньих рога. Все призывают от старых хозяев отречься, еже ли жизнь и имущество до́роги.

Рыцарь нахмурился. Теперь в землях Флюма еще опасней, чем в чаще со стаей голодных волков, и что делать дальше, он не знал. Для огромного сожаления хозяина дома, остаток завтрака прошел в полной тишине. Только стук деревянных ложек о посуду периодически баловал слух.

Под окном разыгралась драма. Две стаи гусей сошлись в непримиримой битве. Пух и перья летели во все стороны, а на весь двор стояли бешенные крики. Староста поспешил разогнать птиц, оставив беглецов наедине.

Девушка решительно отодвинула от себя миску недоеденной каши. — Принесите мои вещи, сир, и покараульте у двери, пока я переоденусь.

— К чему спешка? — Готье медленно перемалывал зубами сваренное пшено. — Вы же все слышали. Поднять людей во Флюме не выйдет. Нас арестует первый же патруль. Гораздо безопаснее оставаться в деревне.

— Я не собираюсь прятаться! — Эва возмущенно всплеснула руками.

— И очень зря. Раз солдаты Ветэро отважились занять земли Флюма, то, скорее всего, Вильдере либо взят, либо в осаде.

— Мама…

— Тут мы совершенно бессильны. Ее судьба в руках лорда де Надорс.

— Все равно, — девушка сглотнула подкатывающий к горлу ком. — Скрываться в глуши — я не имею права. Мой долг — защитить фамильные земли. Пусть даже без помощи напыщенных де Кран.

— Так-так, — рыцарь осушил кружку теплого молока и вышел из-за стола. — Платья носите себе сами. А я подожду на улице, — он покинул избу, прихватив собственный дорожный костюм и сапоги.

Одрик бесцеремонно разложил вещи на лавке у входа и стянул с себя длинную рубаху, обнажив не только мускулы, но и мужское достоинство, вид которого тут же привел в смущение двух молоденьких девиц, оказавшихся у дома старосты с большими корзинами, груженными морковкой. Рыцарь улыбнулся и подмигнул зрительницам. Девушки побросали ношу и в нерешительности остановились. Переминаясь с ноги на ногу, подружки о чем-то шептались, отворачивались и смеялись, но продолжали следить за одевающимся мужчиной.

Эва, заметившая обнаженного Готье в окно, сначала смущенно отвела взгляд, но внезапно почувствовала импульсы, играющие внизу живота. Тело отозвалось на увиденное и затрепетало. Появилась внезапная смелость, и девушка решительно вернулась к окну.

Трепет сменился разочарованием. Одрик уже успел натянуть узкие штаны. Хотя вид рельефных, секущихся мышц все еще цеплял женский глаз, крестьянские девки, нагло пялящиеся на рыцаря, вызвали раздражение.

— Что вы тут устроили?! — Эва хлопнула дверью, выйдя на крыльцо.

Крестьянки быстро подобрали корзины и поспешили удалиться в сторону хозяйственных построек за домом. Там как раз староста гонял гусей длинным прутом.

— Быстро же вы оделись, — Готье самодовольно застегивал рубашку.

— Зато вы не торопились, — леди с безразличным лицом прошла мимо и направилась к калитке. Старые ржавые петли протяжно скрипнули. Рыцарь спешно натянул сапоги, подпоясался кинжалом и бегом догнал госпожу.

— Ну и куда?

— Узнаете, сир. А сейчас помолчите. Я не в настроении болтать.

Через две минуты парочка остановилась посреди деревни, в окружении небольших, местами покосившихся домиков. В условном центе поселения находился небольшой деревянный помост, на котором изредка староста объявлял новости и распределял участки земли под распашку. Эва двумя прыжками преодолела лесенку и замерла, оглядев пустынную округу. Местный люд, с раннего утра занятый работой, отсутствовал. Только шестимесячный рыжий бычок, посажанный на цепь у столба, с любопытством рассматривал людей.

— Публика жаждет зрелищ, — Готье ухмылялся.

Эва лишь гневно зыркнула.

— Му-у-у-у, — телок игриво помотал головой и попытался приблизиться, но цепь позволила лишь сделать пару шагов.

— А-ха-ха, кажется у вас появился поклонник, миледи.

Злость продолжала закипать. Девушка заметила молоток и небольшой металлический диск, служившие для подачи сигнала. Применяли их редко, в основном, когда в деревню приезжали доверенные люди помещика или странствующие, практически разорившиеся торговцы, а также для экстренного сбора в случае опасности и срочных новостей. Потому напористый звонкий стук заставил всех бросить дела и спешить к помосту.

Взволнованные и перепуганные крестьяне прибегали со всех сторон. Торопился и староста, подгоняемый ворчливой женой. Даже старик Богдан вышел на крыльцо дома, у которого на цепи уныло пасся теленок. Эва продолжала колотить, и люди тревожно перешептывались.

Готье, стоя в стороне, оглядел собравшихся. Одежды крестьян не могли блеснуть пестротой. Выцветшие, изношенные ткани, когда-то имели желтые, зеленые и синие оттенки, полученные благодаря дешевым красителям. Основную массу же составляли серые шерстяные туники, подпоясанные кусками ткани, заменяющими пояса. Женщина носили длинные, на манер платьев, а у мужчин полы туники чаще всего оканчивались на коленях.