Длинным мечам фарисы предпочитали скимитары или тяжелые кавалерийские сабли, а щит носили круглой формы, даже если он полностью состоял из стали. Каждый умел мастерски стрелять из лука и сражаться в пешем строю, ибо как говорили ашахитские старцы: «Конница превосходит пехоту, но и пехота превосходит конницу, если думать головой».

Конечно, фарисы, как и рыцари, получали землю за службу, но в большей степени — это безземельные профессиональные воины, которые служили за регулярное жалование и не имели аристократических титулов.

За тяжелыми конниками следовал сам принц. Он восседал на боевом белом коне. Животное безразлично шевелило ноздрями, впитывая новые запахи, и совершенно не обращало внимание на седока и кольчужный доспех, покрывающий не только бока и грудь, но и морду. Доспехи коня блестели позолотой и ослепляли, отражая солнечные лучи. Пустынный конь являлся чистокровным халнаба́дским таха́лом, особой пустынной породы, выведенной в Ашахитском Султанате специально для фарисов. Он практически не уступал дестриэ в холке, но был намного выносливее и легче переносил пустынные переходы. Поговаривали, что белый конь принца Али стоил три сотни верблюдов.

Сам принц широко улыбался, демонстрируя людям белые, как цвет коня, зубы. Узкое лицо с острыми скулами, припорошенное черной, как смоль бородкой, придавало мужественности, но скрыть юный возраст невозможно. Дышащий жизнью дерзкий, но вместе с тем мягкий и неопытный взгляд, выдавали истинный возраст Али — семнадцать зим.

Он ехал в тяжелом, расписанном золотыми узорами пластинчатом панцире, который соединял остальные части доспеха золотистой кольчугой. Конусообразный шлем принц отдал слуге, а сам бросал в толпу серебряные монеты, что черпал из седельной сумки. Его короткие волосы, надушенные маслом, тоже блестели на солнце. Али светился, словно Эразм наложил на него заклинание «свет».

Следом — пара десятков слуг на верблюдах, которые, выбрав музыкальный такт, затянули песню:

Нар-о-о-д, а ну смотри –

Вот он — Али Хал-и-и-д!

Скоре-е-е-й! Не пропусти,

И принц озолот-и-и-т!

Толпа ликовала. Красивые одежды слуг, роскошные кони, богато украшенные доспехи и серебро, рассыпаемое прямо на дорогу — все это вызывало неподдельное восхищение. Люди, толкались, собирая монеты. Кое-где начинались стычки, но местные черные стражи действовали быстро. Эфит молча отметил, что такое рвение скорее всего побуждает возможность отнять серебришко у нарушителей. Бывали случаи, когда он сам с удовольствием арестовывал богатеньких торгашей, особенно когда их имущество подлежало конфискации. Тогда при описи вещей и драгоценностей кое-что могло осесть в карманах стражников.

Музыка продолжала играть. Шахриет и Ослябя весело переглянулись. Молодые люди взялись за руки. Мелодия увлекала, а торжественность процессии подняла настроение. Девушка хихикала, глядя на смешные колпаки музыкантов. Эразм радости не разделял, так как вынужденно ожидал, пока принц проедет мимо, ведь толпа прижала мага к одной из глиняных стен.

Когда Али поравнялся с героями, его догнал один из слуг и что-то шепнул. Принц перевел взгляд на Караванщиков и не отводил глаз, пока шея позволяла поворачивать голову.

Наконец торжественное шествие скрылось за поворотом, и люди разочаровано расходились по делам, но оживленные разговоры наполнили улицы.

— Разве в Ошиосской Империи правит не Алый Принц? — Эфит нагружал на себя дорожные мешки. — Его вроде не Али зовут.

— Его зовут Захир, — лорд Пифарей нехотя ответил. — Ну, где тут, Асмодей его дери, Бронзовый Телец?

— Недалеко, я покажу, — Джубал вывел верблюда на дорогу. — Можно срезать через узкие улочки.

— С каких пор мы доверяем этому проходимцу? — Брюзгливый недоумевая поглядывал на союзников, которые без особых сомнений двинули за парнишкой в подворотню.

— Да ладно тебе, дедушка, — Ослябя с трудом пожал плечами под тяжестью дорожных сум, — Джубал вроде славный малый. Вот припомню в Прудах случай бывал, я как раз от Антося шел. Ну, меч значится у него выпрашивал, так он и не дал… А иду значит и вижу — изба у старухи Колымны́ горит. Полыхает — жуть. Так она на чердак взобралась и кричит, что свинья на забое. Все плечами разводят, да причитают, ну, а я раз — и лестницу подставил. Спустил Колымну. Живехонька, только заикаться стала.

— Это вообще к чему? — поинтересовался Эфит.

— Ну как же?! — паломник всплеснул руками. — Про меня тоже думали, что я дурак, а вон — бабку спас, да в паломничество отправился. Несу свет Эсмей, прямо как рыцарь какой-нибудь.

Варвар первым ворвался в трактир. Заметив на стене у входа крюк, он повесил на него головешки и огляделся.

Местный дуккан разительно отличался от Наследия Тамора в Анвиле. По всему залу имелись привычные деревянные столы и стулья стандартного размера. Пахло жаренным мясом, специями и душистым элем. Пол подметен, а стены выкрашены в белый. Посетители, вполне прилично одетые, даже не обратили внимания на вошедших, продолжая разговоры за кружкой горячительного.

— Эй, корчмарь! Эля мне и моим спутникам, — громко потребовал железнобокий. — Да поживее, а то с нами колдун, в гневе он страшен и извергает огонь.

— Не вы ли, уважаемые, Караванщики Анвила? — нисколько не смутившись ответил дукканщик.

— А ты для чего спрашиваешь, уважаемый? — Эразм уселся на ближайший ко входу стул.

Ответа не требовалось. Трактирщик кивнул мальчишке в сером халате и тот сразу скрылся из виду, отворив запасную дверь на улицу.

— Эля так эля. Хайя! — мужчина хлопнул в ладоши, подзывая работающих в дуккане девиц накрывать на стол.

— Это значит «живо», — Шахриет объяснила Ослябе значение слова «хайя» и с облегчением вытянула усталые ноги, сев за стол.

— Ну, или еще «быстро», — пояснил Джубал и тоже уселся рядом.

Девушки с закрытыми лицами, чтобы снизить привлекательность для постояльцев, накрывали на большой круглый стол. Без промедлений на середине оказался кувшин с элем и семь кружек. Хозяин, оценив здоровяков, понял, что из пиал пить они вряд ли захотят. Принесли вареной курятины, лепешки и кашу из местного пшена, которое выращивали бедуины.

Голодные путешественники накинулись на еду, обильно смачивая ее элем, даже лорд Пифарей, привыкший к вину, немного пригубил плебейский напиток.

Внезапно на улице заиграли трубы. Шалилун едва не поперхнулся куриной костью, вздрогнув от неожиданного звука. Железнобокий колотил его по спине ладонью, пока кость не вылетела в чашку Эфита. Ветеран от возмущения вскочил на ноги, но в трактир уже входили люди, звеня доспехами и оружием.

Оба входа оказались блокированы. Солдаты выставили перед собой длинные прямоугольные щиты с гербом рода Фу́рий — черной виверны на разделенными горизонтально бардовым и белым полем. Их тела защищали панцири, которые повторяли мускулатуру мужского торса. Под броней виднелись короткие зеленые туники, закрывавшие ноги лишь до середины бедер. Серые шлема плотно облегали лицо, а предплечья туго сдавливали стальные наручи. Ноги тоже практически не имели защиты, ведь поножи крепились ремнями ниже колен.

Приключенцы похватали оружие, готовые вступить в немедленный бой. Шалилун, держа в зубах куриный окорок, взобрался на стол и перевернул посуду. Эль побежал на пол. Эразм отошел на пару шагов и выбрал несколько целей, которых легко поразит волшебной стрелой, прежде чем те успеют пошевелиться.

— Есть ли среди вас достопочтенный лорд Эразм Деций Нарст Пифарей? — один из солдат вышел вперед, держа руку на рукояти короткого меча, что висел на поясе.

— Ну все, дед, — Эфит усмехнулся, — видимо, сам Безликий за тобой явился. Магия — не богоугодное дело, явно.

Пелена застилала глаза. Мужчина чувствовал, что жив, но все происходило словно в бреду. Слышались знакомые голоса, только звучали где-то далеко, будто ветер приносил остатки звука. Больше всего завлекала вода. Звонкий плеск притягивал помутненное сознание, а губы вроде бы становились мокрые, казалось, что даже капли стекали по подбородку и щекам. Как бы он не старался, глаза открыть не получалось.