— И это вряд ли. Купчая вон валяется, — сухой длинный палец указал на свиток, закатившийся под стол, — там нет отметок о продаже и смене владельца.

— Значит хозяин дома скорее всего за той металлической дверью, — вмешался Джубал. — Постанывает там вместе с остальными мертвяками.

— Да, и думаю, что пропавшие жители города тоже там. Та-а-к… — волшебник внимательнее вчитывался в следующий документ:

Он говорит со мной. Я слышу голос Отца Ужаса. Монолит — начало конца, начало нового начала. Никогда я не был уверен в успехе так, как сейчас. Эта невообразимая сила питает мою сущность. И я обязан воспользоваться ею.

Жителям убогого городишки выпала великая честь. Муфтарак подлежит умерщвлению. Он станет оплотом и отправной точкой похода на мир живых. После того, как театр очистится, руки Повелителя охватят город, а после — всю Сулифу.

Джихад верит в меня, и я не подведу. Теперь все готово. Слава Мёртеру, да воцарится смерть — истинная форма жизни!

— Надеюсь, что таких камней больше нет, — Эфит горестно отслаивал от поврежденной кожи лоскуты обугленной ткани.

— Выходит, что это тупик? — спросила Шахриет.

— Или победа! — радостно воскликнул паломник.

— Не знаю. Так или иначе, культист пишет о каком-то Джихаде, что возлагал на него надежды, — волшебник свернул записку и сунул в кошелек, висевший на поясе. — А раз этот любитель камней бездарно подох, то надежды вполне вероятно возложат на кого-то другого.

— Возможно Самер аль-Масри что-то знает. Совпадение ли то, что накануне кровавой бани в театре, он со всей свитой закрылся в крепости. Нужно постараться туда попасть, — заключил Эфит и встал с кровати с помощью Варвара. — Сейчас же пора отдохнуть.

Никто не решился спорить. Пережитые события значительно потратили силы и здоровье.

Возле театра собрались местные мамелюки, имперские солдаты и сочувствующие. Выжившим оказывали помощь и выносили тела тех, кто умер в вестибюле. Стоял неистовый вой вдов, детей и родственников погибших. Внутренние двери закрыли на цепи. Никто не решился входить в зрительный зал, чтобы прикончить ходячих мертвецов. Они остались молчаливо бродить среди мраморных тумб.

Приключенцы же завалились в Бронзовый Телец. Увидав их, трактирщик едва не рухнул в обморок. Слишком уж Караванщики походили на живых трупов: грязные, перепачканные кровью, в изорванных одеждах, а один и вовсе словно только что выбрался из погребального костра. Если бы не Джубал, который умудрился сохранить приличный вид, то владелец дуккана наверняка позвал бы стражу. Но когда блеснули золотые монеты, он окончательно успокоился, приказал слугам готовить ванны и накрывать на стол все, что только найдут.

После обильной, но молчаливой пирушки, все разбрелись по комнатам и забылись в глубоком лечебном сне.

О зловещем доме никому сообщать не стали. Люк, ведущий в палату монолита, закрыли на навесной замок, что обнаружился в бывшем жилище торговца, а двери Джубал с легкостью заблокировал с помощью отмычки.

Шалилун, пока грандиозные события проходили мимо, ошивался в лавке «Разности Муфтарака», охаживая дочку Джабры. Орк сорил деньгами, покупая на базаре пирожные, фрукты, платья и украшения для Гули. Она их любезно принимала, но каждый раз отказывалась пригласить зеленоватого в свою комнату, хотя он об этом спрашивал.

И вот, когда союзники спокойно отдыхали в Тельце, Шалилун вертелся на тюфяке в прихожей. Орк не покидал лавку даже на ночь, сказав, что-то вроде: «Шалилун охранять. Вы не бояться», потрясывая при этом мечом. Хозяйка, само собой, выгнать его не решалась. Джабра не желала знаков внимания, которые здоровенный увалень оказывал ее драгоценной дочери. И без того люди не особенно жаловали нелюдей, к тому же орков, неприятных для глаза.

— Надеюсь, что спасение от смерти не затуманило твой разум, — сокрушалась мать вполголоса. Она закрыла дверь в комнату Гули, но глиняные стены и малые площади строения не могли полностью скрыть звуки. — Если ты надеешься, что я одобрю этот союз, то ошибаешься. Я не позволю, чтобы нелюдь сорвал твой цветок.

— Но, мама, кажется, что он меня любит, — Гуля сидела на узкой кровати, обняв подушку руками.

Дрогнувший голос девушки заставил орка подняться и подойти поближе. Зеленоватый попытался красться, но случайно пнул стоящий стул. Тот с грохотом повалился на пол.

— Слышишь?! Он разнесет мне всю лавку! Чем я буду выплачивать долги? Твое спасение стоило немалых денег, а ведь дешевых поставок со стоянки больше не будет. Ты забыла, что теперь приходится покупать товар в городе за двойную цену?

— Но, мама…

— Молчи. Если до конца месяца я не отдам долги Гасику, то мы лишимся не только дома и товара, но и свободы.

Шалилун услышал последние слова хозяйки и потряс кошельком. В нем жалобно побренчали две серебряных монеты. Поняв, что этого явно не хватит, зеленоватый отпер дверные засовы и захлопнул за собой дверь.

Выглянув на улицу и никого там не обнаружив, Джабра облегченно выдохнула. Она заперлась, подняла упавший стул и отправилась спать, наивно полагая, что хотя бы одна из проблем самоустранилась.

Вечный лес протяжно скрипел. Казалось, что древние деревья возмущались непрошенным гостям, что сновали, будто блохи, среди мощных толстых стволов. Листва шелестела под порывами ветра, но продолжала надежно скрывать лунный свет. Густая и темная чаща нехотя пробуждалась, реагируя на людей, что ломали под ногами сухие ветки, топтали побеги молодых растений и распугивали живность.

Стая заливалась воем. Волки предвкушали добычу, но не торопились. Они могли долго преследовать жертву, заставляя ее терять силы. Одрик Готье вел за собой взволнованного коня, ошалело вертевшего глазами. Эва едва поспевала, но не сбавляла шаг. Они заблудились и четвертые сутки плутали по чащобе. Самонадеянный рыцарь сбился с пути в первый же день бегства, но нашел в себе силы признаться в этом только на третий.

Голод и жажда немилосердно мучали тела и разум беглецов, но сейчас, когда по пятам следовала многочисленная стая волков, люди открыли в себе источник резервных сил. Источник, который часто спасал в критические минуты, позволяя совершить невозможное. Хотя, если затем не следовали спокойные часы, позволяющие организму восстановиться, то все обычно заканчивалось смертью.

— Не могу… — выдавила из себя Эва, жадно глотая ртом воздух. Челка ее светлых волос склеилась от пота.

— Держитесь! Нужно бежать, — Одрик тоже неимоверно устал, но умудрялся не сбивать дыхание.

— Отдайте… им… лошадь.

— Это жеребец! — выкрикнул рыцарь и остановился.

Девушка рухнула без сил. Ее грудь ходила ходуном и раздувалась как кузнечный мех.

Готье прислушался. Вой распространялся по сторонам. Стало ясно, что стая окружала.

— Живо. Залезайте на дерево.

— Что? — Эва с трудом приподнялась.

— Полезайте наверх и постарайтесь не свалиться, — он поднял ее на ноги и подсадил. Девушка уцепилась за толстую ветку и беспомощно повисла. — Подтягивайся! — заорал рыцарь и, бесцеремонно уперев ладонь между упругих ягодиц, толкнул ее наверх.

Убедившись, что Эва обняла древесный ствол и способна удержаться, Готье погладил Черного Быка по морде.

— Скачи, — шепнул он на ухо и, сделав два шага, больно ударил по крупу. Жеребец встрепенулся и понесся вперед, огибая древесные стволы. Одрик с тоской посмотрел ему в след, а после подпрыгнул и ухватился за мощную дубовую ветку.

Остаток ночи беглецы провели над землей. Когда забрезжил рассвет, рыцарь вскарабкался выше и осмотрел округу. Ему повезло, выбранное дерево выросло несколько выше ближайших.

— Умоляю, осторожней, — шептала себе Эва, глядя как ее защитник покачивался на верхушке дуба.

— Кажется, там дым! — радостно крикнул Одрик и облегченно выдохнул. — Даже не один, возможно деревня.

Спуститься оказалось сложнее, чем вскарабкаться наверх. Готье ободрал руки и лицо о кору, но все равно воодушевленно спрыгнул на мягкую траву. Эва спрыгнуть уже не могла. Силы покинули ее окончательно и рыцарю пришлось снимать девушку самому.