— Но я не знал, что ты так… — пробормотал бедный Спиндл, пораженный видом Тайм, совершенно больной и истощенной болезнью.

— С ним, конечно же, все будет в порядке, как только…

Но Тайм покачала головой.

— Не медли, Спиндл, отнеси его сейчас же. Найди самку, которая позаботится о нем. Иди сейчас, пожалуйста, иди…

— Но я не знаю куда… — проговорил Спиндл.

Тогда Тайм потянулась к его лапе и, коснувшись ее, произнесла:

— Ты знаешь — это место, где, как мы договаривались, мы всегда будем встречаться, место, где мы впервые обрели нашу любовь. Отнеси его туда, дорогой, да поторопись.

И Спиндл неловко ухватил своего малыша зубами за шкирку — ведь самцам это не очень привычно, — а Тайм улыбнулась и попросила:

— Поднеси его ко мне.

Что Спиндл и сделал, и положил детеныша перед ней. Тайм посмотрела на своего маленького сына и сказала:

— Моего отца звали Бэйли, пусть и он носит это имя.

Потом она стала необыкновенно ласково говорить с Бэйли, гладить его, повторяя снова и снова одни и те же слова, будто это были единственные слова, которые малышу суждено было услышать от родной матери:

— Я очень люблю тебя.

Снова, снова и снова, только с каждым разом все слабее и слабее. Голос Тайм постепенно замирал в темной норе.

Монди сделала знак Спиндлу, он опять поднял Бэйли, повернулся и не услышал, как Тайм прошептала ему вслед:

— И ты, Спиндл, не забывай никогда, что я тебя тоже любила, очень-очень.

Спиндл ушел. Он двинулся вниз по склону Данктонского Холма на север, зная, куда он должен прийти — в Бэрроу-Вэйл, где они с Тайм познали любовь, поклялись приходить сюда снова и наказать своему потомству поступать так же.

Спиндл никому не рассказывал ни о своем долгом пути, ни о том, что случилось, когда он добрался до Бэрроу-Вэйла. Это сделала одна кротиха, она видела все, запомнила и повторила все, что знала.

Сюда, в темноту Бэрроу-Вэйла, где извивались корни мертвых деревьев и лежала пыль прошлого, Спиндл принес Бэйли и обнаружил, что их ждет какая-то самка.

Она была изможденной, но ее сосцы были полны молока, и она жаждала вскармливать детенышей.

— Кто ты? — спросил Спиндл, увидев ее, и положил Бэйли перед ней.

— Я молилась Камню, — испуганно прошептала самка. — Он велел мне прийти сюда…

Тут она замолчала, наклонилась и приласкала малыша, облизала его, погладила и, свернувшись, легла так, чтобы тот мог сосать ее.

— Как тебя зовут? — повторил вопрос Спиндл.

— Он очень милый, а как его зовут?

— Бэйли, — сказал Спиндл.

— Хорошее имя, — проговорила кротиха, а малыш между тем сосал ее.

— У тебя есть дети? — спросил удивленный Спиндл.

— Да, — ответила кротиха. — Родились двое здоровых, один больной. Больного убили. Бэйли заменит его.

Спиндл хотел попросить ее: «Скажи ему, что его родителями были Тайм и Спиндл», но вместо этого произнес:

— Скажи ему: если когда-нибудь для него наступит трудный день, пусть доверится Камню и придет в Бэрроу-Вэйл, где ты нашла его. Сделаешь это?

Кротиха подняла голову и посмотрела на Спиндла. В ее глазах сияла радость матери, нашедшей своего детеныша. Она сказала:

— Клянусь Камнем, который был так добр ко мне, сделаю. Скажу, что Бэрроу-Вэйл — это место, куда он должен прийти во дни сомнений. Скажу ему.

И она повернула голову к крошечному Бэйли и придвинула его к себе так близко, как только было возможно.

— Мне надо идти, — проговорил Спиндл; его мучил страх за Тайм, и он хотел поскорее вернуться к ней.

— Да, да, — рассеянно отозвалась кротиха и не подняла глаз, когда Спиндл двинулся к выходу и пыльными ходами Бэрроу-Вэйла отправился в обратный путь.

Ему мерещился шепот: «Я очень тебя люблю…», он хотел было обернуться, потому что он страшно испугался, услышав слова, которые произнесла тогда Тайм, а потом так странно повторяла.

Вот опять: «Я очень люблю тебя…» И Спиндл бросился бежать из Бэрроу-Вэйла вверх по длинному склону, но прежде чем он добрался до норы своей Тайм, ему навстречу вышла Монди и по ее выражению и по тому, как она двигалась, он понял, что Тайм больше нет.

Одни говорят, что он побежал к Камню, другие — что он обезумел от горя и набросился на самого Триффана. Только один крот знал правду и поведал ее: Спиндл вернулся в Бэрроу-Вэйл, он хотел отыскать Бэйли и забрать его обратно, но когда он туда прибежал, кротиха вместе с Бэйли уже ушла. Спиндл остался один в Бэрроу-Вэйле, оплакивая свою потерю и гневаясь на Камень.

С приближением весны все в Данктоне ощущали нарастающую напряженность, воздух в ходах был просто насыщен ею. Каждый понимал, что наступает время испытаний и что многие из кротов могут погибнуть.

Уже был образован совет старейшин, старшим членом которого стал Комфри, а вожаком, естественно, Триффан. В совет вошли Скинт и Монди, а также Спиндл и Смитхиллз.

Членом совета должен был стать и Алдер, но кое-кто в Данктоне еще не вполне доверял кроту, который совсем недавно был гвардейцем. Однако все были довольны, что Алдер по-прежнему брал на себя заботу о вновь прибывших. Многие из прошедших у него тренировку стали хорошими бойцами после того, как научились соблюдать дисциплину и подготовились к будущей длительной борьбе.

Что касается Мэйуида, то о своих занятиях он отчитывался только перед Триффаном или Скинтом; Мэйуид жил по собственным правилам, исчезал неизвестно куда, исследовал ходы и тропинки, где никто никогда не бывал, и был занят собственными мыслями. Время от времени Мэйуид посвящал Триффана в свой очередной секрет или рассказывал ему о тайной дороге, которую отыскал.

Все в системе понимали, что с каждым теплым днем возможность нападения грайков возрастает. Число бойцов на границе системы было увеличено, однако от них поступали доклады лишь о некотором естественном возбуждении, какое весной охватывало кротовий мир. Для своего нападения грайки, без сомнения, выберут благоприятный момент, все хорошо спланируют, соберут силы. Но где и когда?..

Тем временем Триффан и совет старейшин тоже выработали план действий, хотя без разногласий не обошлось и для его принятия потребовались долгие дискуссии. Война не была привычным делом для данктонских кротов, и они не могли всерьез поверить в ужасы, которые им грозили. Луговые же кроты, жившие на западе, когда их спросили, будут ли они сражаться бок о бок с кротами Данктона, просто рассмеялись.

Опыт, приобретенный в Бакленде, научил Триффана, что способ, каким пользовались грайки, планируя и организуя свои кампании, давал им определенные преимущества и неплохо было бы этим способом воспользоваться, если кроты Данктона хотят выжить.

Скинта вместе со Смитхиллзом и Мэйуидом отправили проверить защитные сооружения системы. Им потребовалось три дня на то, чтобы обойти их, следуя по течению Темзы, которая почти целиком окружала Данктон, а затем вдоль шоссе, под которым они прошли, когда впервые появились здесь, воспользовавшись коровьим тоннелем, сделанным двуногими. Не очень приятная дорога для кротов, но в сухую погоду пригодная. Они нашли под шоссе дренажные трубы, зарытые в гравий, подобраться к которым было трудно, и, запомнив их расположение, постарались хорошенько скрыть входы и выходы.

— Однако надо признать, — докладывал Скинт совету по возвращении, — если грайки придут с юго-востока, а это для них единственно возможный путь, нам не удастся уйти иначе, как только пробившись сквозь их ряды, потому что реку не перейти, а другие дороги они перекроют.

— Тогда нам прежде всего нужно установить посты, которые отразят первые атаки и позволят добраться до безопасных выходов, — сказал Триффан.

— Нам действительно нужно будет о-о-оставить Данктон? — спросил Комфри с несчастным видом.

— Мы не можем защитить Данктон и находящихся там кротов от превосходящих сил грайков, — ответил Триффан. — Да, нам придется уйти — на время. Я думаю, Хенбейн хотела бы уничтожить нас здесь в знак могущества Слова и как урок кротам, у которых в глубине души теплится надежда остаться верными Камню. Поэтому эвакуация — не поражение, а скорее, нарушение их планов, и это позволит нам продолжить войну, когда мы займем лучшую позицию.