Мама встречает ее внизу с широкой улыбкой, Джек сидит в своем стульчике, рисуя пальцами, измазанными кашей, на кухонном столе.

– Как себя чувствуешь?

Хэвен наливает себе кофе, пытаясь игнорировать подступающую к горлу тошноту.

– Не очень, если честно.

– Может, сегодня останешься дома?

– Сегодня важный тест, – сухо бубнит Хэвен, полотенцем вытирая со стола художественные произведения Джека и стараясь не выдать явную ложь в своем голосе. – Я к нему несколько дней готовилась.

Она переводит взгляд на пейзаж за окном. Безжизненное синевато-серое небо как бы намекает ей на то, что день будет изнурительно долгим.

Тест она заваливает, даже не попытавшись решить его правильно. Камилла умудряется незаметно передать ей завернутый в листочек с ответами ластик, но это не помогает. Хэвен пыталась перенести ответы с листочка в свою работу, но пальцы предательски дрожали, стоило ей только поднести ручку к бумаге. Ей плохо, она болеет, разве это не уважительная причина? Остальные уроки проходят скучно и утомительно долго, она считает каждую минуту до конца учебного дня. Даже урок ее любимой живописи не приносит ей удовольствия, задание мистера Дженкинса она выполняет абсолютно безынициативно и без всякого интереса, да и сам мистер Дженкинс сегодня не вселяет в учеников уверенность и не веселит их своими фирменными шутками. До конца урока он сидит за своим столом, уставившись в окно, и лишь коротко кивает, когда Саманта, староста класса, кладет стопку работ на край его стола. Хэвен присматривается к нему, отмечая, что выглядит он бесконечно уставшим. Его обычно сияющие из-под роговых очков глаза сейчас походят на два остывших уголька.

"Не причина ли его состояния в рецидиве рака?", думает Хэвен, но через мгновение гвоздь в ее голове проворачивается вокруг свои оси, и она забывает об этом.

Вернувшись домой, Хэвен поднимается наверх, бросив короткое "привет" маме и игнорируя засеменившего за ней Джека. Она хочет спать. Ей просто нужно выспаться и…

– Спустись, пожалуйста, на обед!

Голос мамы звучит так, что Хэвен понимает: сейчас она не стерпит возражений. Нехотя она возвращается вниз.

– Как прошел тест?

Хэвен лениво елозит вилкой по тарелке.

– Нормально.

– Что значит "нормально"?

– Это значит хорошо.

– Хорошо.

Мама кивает и делает глоток воды. Хэвен знает, она ей не поверила. Да она и не пыталась отвечать убедительно.

– Знаешь, если тебе нужна помощь с уроками, ты можешь обратиться ко мне.

"К тебе? Серьезно? Ты хоть раз помогала мне с уроками? Этим всегда занимался папа!"

Хэвен встает и со злостью бросает тарелку в раковину. Повернувшись, она видит лицо мамы и понимает, что сказала все это вслух.

Она открывает рот, чтобы извиниться, но мама ее прерывает:

– Занимался. Раньше. – В ее голосе звенит злость. – Но сейчас его здесь нет.

"Она говорит жестокие слова спокойным голосом", думает Хэвен и не выдерживает. Она говорит маме все, что думает. Все, что держала в голове все эти долгие месяцы. Вся злость, что в ней накопилась, вырывается наружу. Она не помнит, что именно она сказала, но там, среди ее хаотичного монолога точно была фраза: "Он ушел из-за тебя. Папа ушел из-за тебя". Она видит, что ей больно. Что слышать она этого не хочет, и Хэвен начинает плакать. Она не должна была говорить маме такое, тем более что это неправда. Папа ушел не из-за нее. Все было совсем не так. Но дамбу прорвало, и назад слов не вернешь. Она, не раздумывая, бежит к лестнице наверх, в комнату Клавдии и закрывает за собой дверь ванной комнаты. Совсем как делала в детстве, когда ее ругали.

В обрамленном позолоченной оправой зеркале над раковиной сквозь пелену слёз Хэвен видит свое отражение и, наконец, чувствует весь спектр эмоций. Весь спектр злости. Она еще никогда не была так сильно зла на саму себя. Но сейчас… Сейчас детали паззла соединились в единую картину. Джеймс. Бабушка. Мама. Так или иначе, но всех их она подвела. Разочаровала. Отчасти, Джеймс погиб по ее вине, возможно, Клавдия тоже. Ведь она видела, что происходит с бабушкой, но ничего не смогла сделать. А сейчас она наговорила всю эту жестокую ложь маме, да, неидеальной маме, но разве кто-то идеален? Злость внутри нее растет, а маленький чертенок тонет в пучине отчаянья. Ей кажется невозможным когда-либо выйти из этой ванной комнаты… В голове звучит голос: "ты все это заслужила". И она верит ему. Разве это не так? Она и вправду заслужила. Злость внутри нее поднимается выше, расширяется, разгорается до бушующего пламени… Что происходит?.. Ее лицо в зеркале искажается от ужаса, пламя в груди прорывается между ребрами, в тот же миг в зеркале появляется трещина и…

Тишина. Кажется, ее легкие забыли, как дышать.

– Милая? Что случилось? – доносится из-за двери напряженный голос мамы.

Хэвен приходит в себя и падает на колени, руки лихорадочно пытаются собрать кусочки зеркала вместе.

– Минуту, мам!

Только сейчас она вспоминает, что не закрыла дверь на щеколду. Мама может войти в любой момент и увидеть… Резкая боль на мгновение выводит ее из строя. Не мигающим взглядом она следит за тем, как густая темная струйка крови заливает молочную плитку…

Свет в глаза. Удар. Кровь Джеймса растекается между ее пальцами.

Она зажмуривается, но проносящиеся перед глазами кадры из ее прошлого от этого становятся только ярче.

Ее руки дрожат, когда она зажимает его рану. Она видит его боль, но не может ничем ему помочь. Свою боль она не чувствует.

Глаза ее распахиваются. Когда это прекратится?.. Когда она перестанет вспоминать все так, будто это произошло минуту назад?

– Хэвен! Я захожу!

Она смотрит на пол перед собой. Он весь красный. А ведь рана была неглубокая. А разве… Мысли путаются. Что им рассказывали на уроках первой помощи? Как остановить сильное кровотечение? Голос в голове вкрадчиво интересуется:

"А не все ли равно? Хэвен. Хэ-вен. Ты умираешь, Хэвен. И ничего не можешь с этим сделать. Потому что я так захотел".

***

Хэвен хочется позвать его. Он стоит совсем рядом, если бы она могла пошевелиться, она бы дотронулась до его руки. Она не понимает, почему он этого не делает. Почему не держит ее за руку, как должен, почему не успокаивает? Он стоит так близко, но даже не смотрит на нее. Он совсем рядом… Но сейчас между ними расстояние как от Земли до Луны.

– Пап…

Она открывает глаза и сразу понимает, где находится. Та же больница, где она навещала бабушку. Возможно, та же самая палата. Она оглядывается. Она здесь одна.

Хэвен пытается приподняться на больничной койке, но комната тут же плывет перед глазами, поэтому она не сразу замечает, как дверь открывается, и в палату входит человек. Когда взгляд ее фокусируется, она узнает медсестру. Ту самую, с красивыми белыми локонами, которую она встретила в ночь происшествия с бабушкой. Сначала внутри у нее все напрягается, но потом Хэвен вспоминает, что видела ее много раз и после того необъяснимого случая, и все было нормально. Она успокаивается.

– Мисс Лаво, как Вы себя чувствуете?

Медсестра подходит к койке, поправляет одеяло и останавливается у изголовья.

Хэвен прочищает горло.

– Нормально.

– Помните, что с Вами произошло?

– Помню. Эм… Где моя мама?

– Она скоро придет.

– Она что, ушла куда-то?

– Я же сказала, она скоро придет.

В ее голосе сквозит раздражение, Хэвен кажется, что голубые глаза медсестры на долю секунды загораются красным, но потом она улыбается, и все исчезает.

«Поздно. Тебе больше меня не обмануть».

– Ты, – произносит она тихо, но твердо, и только потом думает, что возможно не стоило сразу раскрывать все карты. Давать ему понять, что она его узнала.

Медсестра улыбается. Улыбается и смотрит на нее застывшим взглядом, и улыбка ее напоминает звериный оскал, как в их первую встречу.