— Король Камней! Будь ты проклят!

Крыльцо рассыпалось под Циклопом. Гранит, облицованный аспидным сланцем, обернулся грудой песка. Сын Черной Вдовы упал на колени, с трудом сохранив равновесие. Схватив горсть песка, он швырнул им в магов:

— Убирайтесь! Это моя башня!

— Жертва? Будет тебе жертва, колдун!

«Не мне, сир, а вашему отцу», — подумал Вазак, кланяясь. Он бы предпочел разговаривать с кем-нибудь из взрослых — с советником, с капитаном гвардии, наконец! — но Альберт не оставил ему выбора.

— Что еще?

Сейчас, когда обратного пути не было, Вазак сделался деловит и собран. Мысли о смерти — скорой, мучительной, а главное, своей — он изгнал в ссылку, на глухие задворки сознания. В конце концов, все мы умрем. Важен не гроб и саван; взлет и слава — важней. Поднять мертвого короля, чей род насчитывает шесть столетий — это ли не подвиг для некроманта? Талел Черный, и тот не отваживался беспокоить венценосных мертвецов. Слабое утешение на краю могилы, но другого Вазак не имел. Даже если юный король, получив требуемое, проявит внезапную милость — во что верилось с трудом! — и раздумает избавляться от опасного свидетеля… Оставалось еще право брать без спросу, известное любому Талелову ученику. Оно кипело в королевской крови, пускай кровь и остыла в жилах. Монархам не приказывают; мертвым — тем более.

— Что еще? — Альберт топнул ногой.

Сказать, что мне нужно попасть домой, подумал Вазак. Взять снадобья и амулеты. Дома избавиться от конвоя, открыть подземный путь, заготовленный для бегства — и прощай, Тер-Тесет! Может быть, мальчишка не почует ложь?

Он знал, что не побежит.

— Я обязан предупредить вас, сир. Когда ваш отец встанет, всем, кто окажется рядом, будет грозить опасность.

— Так огради нас, колдун! Нарисуй защитный круг…

— Королевская кровь, ваше величество. Круг — ничтожная крепость для такой армии. Чем древнее династия, тем злее кровь…

— О какой опасности ты говоришь?

— Право взять без спросу, сир. Король сам выберет жертву…

Альберт задумался. Взрослые морщины избороздили чело мальчишки. Наконец лицо его просветлело, сделавшись строгим и ясным.

— Живой или мертвый, отец не причинит нам зла! В нашем роду сыновья убивают отцов, и не иначе. Действуй, колдун! Мы не боимся.

То, что жертвой может оказаться сам некромант, Альберта нисколько не волновало. Между тем, в очереди претендентов, спорящих за честь присоединиться к монарху в смерти, Вазак стоял первым. Учитывая способ, каким толстяк собирался поднимать короля, и то, что бешеный норов Ринальдо вряд ли улучшился после кончины… Пусть, решил Вазак. В низу живота возникло томление; оно поднялось выше, затапливая грудь. Сердце билось гулко и ровно. Ученик Талела был готов к величайшему деянию своей жизни.

— Сир, мне понадобится уголь.

— Из печи? Костра?

— Для рисования. И кнут. Крепкий плетеный кнут.

Юный король взглянул на мага с удивлением. Его черты сделались детскими, придя в соответствие с возрастом. Но — лишь на миг. Кивнув, Альберт обернулся к двери:

— Гуннар!

— Я здесь, ваше величество!

На пороге возник старый гвардеец.

— Нам требуется уголь для рисования и кнут с конюшни. И еще… Дорна сюда! Распорядитесь, капитан!

— Слушаюсь, сир.

Дверь закрылась без лязга.

— Нас будет четверо, — бросил король. — Мы не хотим лишних свидетелей. С другой стороны, у отца должен быть выбор.

— Да, сир.

Вазак почтительно склонил голову. Альберт явно рассчитывал, что покойник удовольствуется советником. Сам маг не был столь уверен в решении мертвеца. Впрочем, мальчишку устроит любой выбор отца. Разумеется, кроме Альберта.

— Прежде, чем мы начнем, я нижайше молю вас, сир…

— Мы слушаем.

— Не вмешивайтесь. Что бы я ни делал, стойте на том месте, которое выберете, и не сходите с него. Даже если мои действия и слова покажутся вам дерзостью, оскорблением, мятежом — не вмешивайтесь! Заранее прошу простить меня…

— Хорошо, — с нетерпением оборвал толстяка Альберт. — Мы прощаем тебя, колдун! Если мы узнаем правду, мы щедро наградим тебя.

— Благодарю, сир…

Последующие минуты прошли в гнетущем молчании. «Камера в толще базальта, — Вазак мысленно собирал все воедино, как воин проверяет оружие перед битвой. — Постамент из гранита. Саркофаг без крышки. Меч в руках покойника. Насильственная смерть. Мрамор на стенах. Барельефы; резец скульптора… До полудня еще далеко. Факелы. Уголь и кнут. Темное вожделение…» Он запретил себе надеяться на успех. Надежда расслабляет.

Вернулся Гуннар, неся кучерский кнут и уголь, завернутый в тряпицу.

— Отдай ему.

Вазак поблагодарил старика кивком и отошел к постаменту. Развернув тряпицу, он принялся натирать углем плетеную сыромять, оставляя кнутовище чистым.

— Где Дорн?

— Ведут, сир.

— Пусть поторопятся.

Гуннар исчез за дверью.

— Ты готов, колдун?

— Да, сир.

С кнута на пол сыпалась пыль: тонкая, черная. Бормоча заклятия сухими губами, Вазак бродил вокруг саркофага. Живой не слышал, слышал мертвец. Ледяное пламя бушевало в груди некроманта, готовое извергнуться наружу, войти в царственный труп.

— Где нам встать?

Сосредоточен на ритуале, весь в болезненном предвкушении, Вазак не сразу понял, что король обращается к нему. Выходит, мальчишка волнуется? Не из железа сделан?

— Стойте, где стоите, сир.

— Дорн? Гуннар?

— Пусть капитан встанет справа от вас, сир. И на шаг позади. А советник Дорн — в ближнем углу, на два шага от стены.

За дверью послышались шаги. Чуткий слух Вазака определил: идут трое. Двое топали, с силой вбивая каблуки в плиты. Третий старчески шаркал, едва поспевая за конвоирами.

— Советник Дорн, сир.

— Ну наконец-то!

Гуннар пропустил затравленно озирающегося советника вперед.

— Стань сюда, Гуннар. Дорн — в угол. Отойди от стены!

Голос мальчишки «пустил петуха», сорвавшись на щенячий визг. Советник в испуге отшатнулся от стены, куда намеревался вжаться, и замер соляным столбом.

— Заговоришь — умрешь, — предупредил король. — Гуннар, молчи и ты. Пусть колдун делает, что хочет. Не вмешивайся…

Лишь сейчас, подслеповато моргая, Себастьян Дорн сумел рассмотреть, кто еще находится в камере. При виде Вазака лицо советника приобрело восковой оттенок. Лежащий в саркофаге Ринальдо выглядел живее. Догадался ли Дорн, какая роль ему уготована? Вряд ли. Но суть обряда понял наверняка, и ломал голову, пытаясь сообразить: зачем его привели сюда? Засвидетельствовать слова мертвеца? Мальчишке-королю ни к чему лишние свидетели. Есть тайны, от которых лучше держаться подальше — это советник знал, пожалуй, лучше некроманта.

Вазак меж тем, забыв о живых, двинулся вокруг саркофага в кощунственном подобии танца. Грузное тело обрело подвижность и гибкость, несвойственные ему ранее. Руки взлетали и опускались, плели вязь узоров, смущающих разум; выворачивались под немыслимыми углами, изгибаясь там, где у человека не могло быть суставов. Ноги выкидывали замысловатые коленца, пока не слились в сплошное мелькание. Казалось, по полу мечется змеиный хвост. По телу Вазака пробегали волны судорог, хорошо различимые сквозь одежду. Из горла вырывалось шипение, чуждое речи людей. В звуке крылся ритм, подавляющий волю. Он заставлял жадно ловить каждое придыхание, и зрители мимо воли откликались, конвульсивно подергиваясь в такт.

Кнут взлетел к потолку.

Оглушительный щелчок, и по камере загуляло эхо. Вазак замер напротив мертвеца, оборвав пляску. Ярче вспыхнули факелы на стенах. Пламя удлинилось, вытянулось; извиваясь, дым взмыл к отдушинам в потолке, словно продолжая танец некроманта. Против ожидания, в камере не стало светлее. Наоборот, мрамор барельефов пророс тенями, и барельефы ожили. Короли былых времен задвигались, убивая и умирая. Лилась черная кровь, мраморная сталь вонзалась в мраморную плоть; скалился, гримасничая, шут, пена летела из пасти взбесившегося пса, расходились круги по водам, и бились под сводами, вторя эху, отголоски древнего проклятия.