Амброз сиднем сидел в шатре, пока утро окончательно не вступило в свои права. Снаружи царила тишина. Слуги ходили на цыпочках, маги дремали или притворялись, что дремлют. Братья, глумливо хмыкнул Амброз. Высокое Искусство! Может, оно и к лучшему, если мы все сдохнем? Воздух, тут нет сомнений, станет чище. Рядом, ткнувшись лбом в его щиколотку, чуть слышно вздохнула Эльза. Согласилась? Увидела дурной сон? Растение до тех пор, пока хозяин не примет другого решения, сивилла не могла — не должна была! — видеть снов. Что грезится пинии? Ольхе? Сосне над взморьем? И все-таки Амброза мучили темные подозрения. Чудилось, что упрямая шлюха, чей разум — жалкий блеск янтаря в серебре — чутьем прокладывает пути в будущее, отыскивая брешь в бастионах судьбы. Легавая сука взвыла бы от зависти, узнав о таком чутье. Амброз бы и сам не отказался. Будущее виделось магу на шаг вперед, не дальше. Забрать Око Митры, вернуться в башню с Циклопом и сивиллой; дальше все скрывалось в тумане.

— Камни, — громко сказал он. — Ну и что?

Ткань шатра глушила сказанное, превращая голос в труху.

— И на камнях растут деревья!

Ерунда, возразил разум. Гнилой пафос.

— Все, хватит!

Вскочив, Амброз начал одеваться. Он шел на свидание со знатной дамой — судьба, смерть, удача, как ни назови, но в знатности этим жеманницам не откажешь. Одеяния, привычные магам, уступили место наряду благородного дворянина. Атлас, бархат, парча. Штаны до колен, изнутри набитые паклей. Зеленые, как молодая листва, чулки-трико; клювастые башмаки с пряжками. Колет со складчатым, искусно гофрированным воротником. Голова покоилась на воротнике, как на блюде. Над ватными наплечниками, создававшими иллюзию телесной мощи, трепетали крылышки из плотного шелка. Живой человек? — статуя в дворцовой галерее. Сходство со статуей усиливал и наброшенный поверх кафтан — просторный, с шалевым воротом — и плащ на цветной подкладке, и берет с жестким околышем, похожий на нимб.

Взяв перчатки, Амброз повертел их в руках и сунул за пояс. Рядом устроился жезл, в навершии которого сиял крупный изумруд. Одежда придала королевскому магу уверенности. Раньше он расхохотался бы в лицо тому, кто осмелился бы намекнуть про зависимость Амброза Держидерево от вороха тканей. Сейчас же, после отвратительной драки с Симоном, после бессонной ночи, воняющей потом и мускусом, после разговора с Талелом, а главное, после Вазака, вызванного ко двору в обход самого Амброза… Пожалуй, и сейчас маг бы расхохотался. Да, в лицо кому угодно, хоть демону преисподней. Но в смехе крылась бы ущербная трещинка.

«Боюсь?» — спросил себя Амброз.

И ответил:

«Нет. Просто устал…»

Снаружи ярко светило солнце. Местами проклюнулась трава: робкая, клейкая. Добрый знак, подумал Амброз. Расправив плечи, он зашагал к башне. Наскоро оглядел свои ладони: все пальцы были правильной длины. И ногти — обычные. Добрый знак, еще раз подумал он. За его спиной, кряхтя и бранясь шепотом, выбирались из шатров братья по Высокому Искусству. Всклокоченные, в мятых одеждах, хмурые от недосыпа, забыв умыться, они молча брели следом. Над стайкой магов парила голова Н'Ганги, выпучив красные, кроличьи глаза. Каждому хотелось знать, что за сокровище выберет Амброз. По-хорошему следовало дождаться, когда конклав приведет себя в порядок и отдаст должное завтраку, потом обратиться к Максимилиану, чтобы Древний возгласил о начале наследования…

Плевать я на вас хотел, усмехнулся Амброз.

Я — первый.

Когда он приблизился к крыльцу, входная дверь башни отворилась — и навстречу вышел Циклоп. Голый по пояс, босиком, в одних холщовых штанах, он неприятно напомнил Амброзу Симона. Тощий, жилистый, Циклоп подпоясался темно-багровым кушаком, похожим на ленту запекшейся крови, и сунул за кушак жугало. У Амброза заныла печень. Замедлив шаг, он с изумлением разглядывал жалкий кусок металла: острие лопаточкой, кольцо, рукоять обмотана пеньковой веревкой. Великий Митра! Упрямец решил дать бой? Он что, хранил эту пакость все двадцать лет, в чулане? Сдувал пыль, смазывал от ржавчины; точил на оселке, с тоской вспоминая вольную бродяжью жизнь…

Слуга Красотки, даже не ученик, против Амброза Держидерево?

Жугало против жезла?!

— Не надо, — сказал Амброз. — Давай без подвигов.

За спиной шептались маги. Зажужжал рой пчел; в жужжании слышалось удивление. Высокое Искусство дивилось отваге верного слуги. Встать на защиту имущества мертвой хозяйки, преградить дорогу чародею, способному мановением руки скрутить тебя в бараний рог… Герой, утверждал шепот. Безумец. Покойник. И все это, как эссенция трех трав, в одном флаконе.

— Давай, — согласился Циклоп. — Как тебе спалось?

— Скверно.

— Видел сны? Добрые? Вещие?

— Нет.

— А я видел, — лицо Циклопа расплылось в улыбке. — Под утро.

Его лицо, подумал Амброз. Морщины, складки, бугры в углах рта. Кожа плотно обтянула острые скулы. Топорщится полоска усов. Лучи солнца; свет и тень от башни — они творят злые шутки, заостряя контуры, делая черты резче. Откуда я знаю его лицо? Из книг?! Нет, это сумасшествие. В памяти, левиафаном из пучины, всплыл толстенный фолиант с картами земель ближних и дальних. Еще почему-то — Шаннуран и легенда про Черную Вдову. Ночь, сказал себе Амброз. Бессонная ночь и возбуждение триумфа. Я отдохну, и мне перестанет мерещиться всякая бесовщина.

— Что же тебе снилось? — спросил он.

— Ты, — безмятежно ответил Циклоп. — Мы боролись, обхватив друг друга. Ты навалился сверху и пыхтел, как евнух на горной тропе. От тебя разило потом и благовониями. Я до сих пор отлично помню букет. Полынь, сандал, росный ладан. Чуть-чуть коричного масла. И пот грузчика. Мы были нагие. Я не сразу понял, что это не борьба. Сперва мне казалось, что я — Симон. Что надо держаться до последнего. Но вскоре выяснилось, что я — не Симон, и даже не я…

Откуда он знает, ужаснулся Амброз. Коричное масло. Полынь, сандал, росный ладан. Слишком сладко для мужчины; впрочем, полынь… Инес говорила, что ей нравится. Делала мне подарки. Я отказался от этого состава двадцать лет назад. У меня оставалось три склянки, я выбросил их в море, со скалы. Откуда он знает?!

— Ты большой затейник, Амброз, — Циклоп погрозил магу пальцем. — В каком борделе тебя научили таким штучкам? Скажу честно, борешься ты отвратительно. С дряхлым старцем — еще ладно, но трущобная крыса измолотила бы тебя, как ячмень на току. Зато в постели ты — боец. Гвардия стоит до последнего! Тебе приятно слышать это?

Его голос, вздрогнул Амброз. Его два голоса. Мне ясно слышен один из-за второго. Так из-под ткани камзола, в прорезях на плечах, коленях и сгибах локтей, хорошо видна дорогая подкладка. Замолчи, мертвая! Твое тело корчилось в промерзшей насквозь могиле; оно корчилось и в Симоновом пламени, пока не стало пеплом. Замолчи, или я поверю, что душа твоя сейчас бьется в корчах, издеваясь надо мной! Хочешь сказать, меня ждет такая же судьба?

— Довольно болтовни! — он собрал всю решимость в кулак. — Мы — взрослые люди…

Циклоп пожал плечами.

— Ты пойдешь со мной доброй волей?

Позади загомонили маги. «Слуги не являются наследуемым имуществом…» — слова Древнего заглушило гудение роя, и все утонуло в общем шуме.

— Изумруд, — сказал Циклоп.

— Что?

— У тебя в жезле изумруд. Забаррский изумруд, чистой воды. Вес — дюжина семян «дерева удачи». Хороший камень, ценный. Давно он у тебя?

— Идем со мной, — повторил Амброз.

Возбуждение давало себя знать. Оно переплавлялось в бешенство: чище слезы младенца, холодней, чем сталь на морозе. Мордой по грязи, решил Амброз. Если он не закроет рот, я протащу его мордой по грязи. Пусть видят, как я ценю наследство Инес.

— Перстни Газаля, — Циклоп играл с кольцом жугала. — Гранат, сапфир, опять сапфир. Морковный турмалин. Три бриллианта. В головном обруче — опал. Восковой опал, тридцать пять семян. Мастер Газаль, каким маслом вы пропитываете камень?

— Оливковым, — крикнул Газаль-руз. — С добавлением меда!