Грейс не знала, что сообщать людям хорошие новости так приятно. Ей хотелось бы снова испытать это чувство. Например, если она в следующий раз скажет Кристоферу, что близится прорыв в его экспериментах с огненными сообщениями… Грейс вообразила, как он оживляется, как на губах появляется довольная улыбка, глаза сверкают за стеклами очков…
– Грейси… – Знакомое злобное хихиканье заставило девушку вздрогнуть от ужаса. Она непроизвольно разжала пальцы, и бумаги Кристофера разлетелись по полу. – О, моя дорогая Грейс.
Грейс очень медленно повернула голову; ей показалось, что сердце перестало биться, а кровь в жилах превратилась в лед. Ей не хватало воздуха. Там, за решеткой, стояла ее мать.
Волосы, свисавшие на лицо, окончательно утратили прежний цвет и стали белыми; теперь она походила не на женщину, а на пугало. Рукав грязного платья был заляпан свежей кровью. Татьяна ухмылялась, как акула, и ее рот напоминал кровавую рану.
– Моя маленькая доченька, – прошипела она. – Можно мне войти?
Она взялась за решетку, рванула ее на себя, и дверь распахнулась; Грейс вжалась в изголовье кровати – Татьяна вошла в тесную камеру, где ее дочь до сих пор чувствовала себя в безопасности. Но нет, от матери нигде не скрыться, подумала Грейс. Она говорила Захарии, а Безмолвный Брат ей не поверил.
Татьяна разглядывала Грейс, съежившуюся на кровати.
– Поразительно, – сказала она, – какой ты в конце концов оказалась никчемной. Ты меня разочаровала.
Грейс, как это ни странно, смогла разжать челюсти и ответить.
– Очень хорошо, – зло бросила она. – Тогда оставь меня в покое. Я теперь для тебя бесполезна. Им известно о моем могуществе. Я не могу больше быть твоим орудием…
– Да замолчишь ты или нет, наконец, – негромко произнесла старуха, обернулась и щелкнула пальцами. – Ну, иди же сюда, – обратилась она к какому-то человеку, видимо, ожидавшему в коридоре. – Пора с этим заканчивать.
Грейс была потрясена: в камеру вошел Безмолвный Брат. Она не видела его прежде, даже среди тех, кто допрашивал ее в зале Говорящих Звезд. Он был высоким и костлявым, его руны напоминали шрамы, а нити, которыми были зашиты глаза и рот, были так туго натянуты, что, казалось, вот-вот лопнут. Подол его белого одеяния был перепачкан пеплом.
«Помогите мне, – мысленно взмолилась Грейс. – Эта женщина – ваша узница. Уведите ее отсюда».
Но если Безмолвный Брат ее и услышал, он никак не отреагировал. Он неподвижно стоял на пороге, а Татьяна приблизилась к дочери.
– Я столько сделала для тебя, Грейс, – сказала она. – Я приняла тебя в свою семью после того, как ты лишилась родителей, когда ты никому на свете не была нужна. И благодаря мне ты получила уникальный дар, который позволил бы тебе достичь в этой жизни всего, чего только может желать человек. Теперь я, к собственному стыду, поняла, что совершила серьезную ошибку. И я намерена исправить ее.
Грейс выпрямилась.
– Я – твоя дочь, – произнесла она, стараясь, чтобы голос не дрожал. – Я не бездушный инструмент. У меня есть чувства и мысли. У меня есть мои собственные стремления, цели в жизни.
Татьяна хмыкнула.
– О, иллюзии юности. Да, у всех нас они когда-то были, моя дорогая. А потом начинается реальная жизнь, и от наших прежних представлений о мире остаются лишь жалкие обломки.
– И поэтому ты связалась с Принцем Ада? – усмехнулась Грейс.
– Ты обязана этому Принцу всем, что у тебя есть, – выплюнула мать. – Могуществом, которое ты выбросила на ветер. Положением в лондонском обществе, которого ты тоже лишилась по собственной вине. Ты недостойна даров, которыми тебя осыпали, – взвизгнула Татьяна. – Напрасно я потратила на тебя столько сил и времени.
– Очень жаль, что ты потратила на меня время, – ответила Грейс. – Лучше бы нам никогда не встречаться. Я бы выросла в каком-нибудь Институте, и пусть мои опекуны не любили бы меня, но они бы не сотворили со мной того, что сделала ты.
– Того, что сделала я? – возмущенно повторила Татьяна. – Дала тебе возможности, о которых без меня тебе оставалось только мечтать? Способность подчинить себе любого мужчину, получить все, что тебе угодно, всего лишь указав пальцем? Почему ты не такая, как Джесс? Он в глубине души предан мне и нашему роду. Он догадался, что эта маленькая ведьма Эрондейл – внучка нашего благодетеля, втерся к ней в доверие, навел ее на мысль воскресить его…
– Ты так о нем думаешь? – После стольких лет мать Грейс, оказалось, все еще могла ее удивить. – Боже мой. Ты совершенно не понимаешь Джесса.
– Только послушай себя. Она взывает к Богу, – презрительно бросила Татьяна. – Богу ты не нужна, девчонка. Небеса тебе не помогут. А сейчас ты узнаешь, что бывает с теми, кто пренебрегает благосклонностью представителей Ада.
Грейс взглянула в лицо Безмолвному Брату, который так и стоял рядом с Татьяной, словно статуя. Она не утратила своего могущества, хотя ей казалось, что прошло уже много лет с тех пор, как она пользовалась им в последний раз. Она не хотела применять его сейчас, но у нее не было выбора.
– Я приказываю тебе арестовать мою мать, – громко произнесла она, и среди каменных стен раскатилось эхо. – Я приказываю тебе увести ее отсюда, запереть ее в камере…
Безмолвный Брат не пошевелился, а Татьяна загоготала.
– Грейс, какая же ты дурочка. Твое могущество действует только на мужчин, а перед тобой не мужчина. И даже не Безмолвный Брат.
«Даже не Безмолвный Брат? Что это значит?»
– Внезапно он тебе понадобился, а? Дар, от которого ты с таким презрением только что отказывалась, – шипела Татьяна. – Только уже поздно. Я окончательно убедилась в том, что ты недостойна его. – Она повернулась к Безмолвному Брату, который не был Безмолвным Братом. – Забери у нее могущество. Сейчас же.
Глаза Безмолвного Брата открылись. Не так, как у людей – затрещали нити, которыми они были зашиты, мелькнули черные обрывки. Из образовавшихся дыр хлынул страшный бледно-зеленый свет, слепящий, жгучий, как кислота.
Он двинулся к Грейс. В мгновение ока он очутился рядом, навис над ней, и ее оглушил какой-то шум. Ей показалось, что у нее сейчас лопнет голова. Это напоминало мысленные переговоры Безмолвных Братьев, но совсем не походило на человеческую речь – какой-то рев, скрежет, царапанье, как будто кто-то изнутри выскабливал ей череп вилкой.
Грейс закричала. Она кричала и кричала. Но никто не пришел.
24. Гаснет пламя
От золотой картины ничего
Не остается; гаснет пламя в очаге,
Я больше не дитя, и вижу я
Перед собой уже не сказку – жизнь.
Эми Лоуэлл, «Сказка»
Алистер действительно связался с Корделией, и даже раньше, чем она предполагала, причем самым простым способом: лично явился в Институт.
Уилл и Тесса уже отправились в Идрис через Портал, располагавшийся в крипте, и когда зазвенел звонок в вестибюле, настроение у всех было унылое. Дверь открыла Люси; увидев Алистера, она сразу же побежала за подругой. Корделия заметила у брата в руке небольшой чемодан. Он недовольно хмурил брови.
– Все-таки будет зимняя гроза, – сказал он вместо приветствия, отряхивая снег с ботинок.
Корделия выглянула на улицу и увидела, что небо скрыли черные тучи, похожие на гигантские клубы дыма. Они стремительно бежали по небу, сталкивались, меняли форму.
– Я считаю, что ситуация сложилась просто возмутительная, – продолжал Алистер.
– Не могу с тобой не согласиться, – заметила Корделия, закрывая входную дверь. Ее взгляд задержался на чемоданчике брата. – Но… ты что, остаешься ночевать?
Он обернулся, замерев в полуснятом пальто.
– Mâmân велела мне прекратить мерять комнату шагами, как маньяк, и отправляться к тебе. Как ты думаешь… они мне разрешат? – Внезапно Алистер утратил всегдашнюю самоуверенность. – Наверное, следовало сначала спросить…