– Алистер joon, – улыбнулась Корделия. – Если хочешь, ты вправе остаться. Это же Институт; никто не может выгнать тебя отсюда, а, кроме того, я им не позволю. Только, знаешь…
– Они назначили Чарльза временным главой Института? – фыркнул Алистер. – Да, знаю. – Он огляделся и понизил голос. – По правде говоря, я именно поэтому и приехал. Не могу оставить Томаса в одном здании с Чарльзом. Кто знает, что ему взбредет в голову – Чарльзу, я имею в виду. Вдруг он вздумает досаждать Томасу, а тот слишком добродушен для того, чтобы… – Он замолчал и нахмурился. – Нечего на меня так смотреть.
– Ты должен наконец поговорить с Томасом…
– Mikoshamet[52], – выругался Алистер и сделал страшное лицо, которое напугало бы Корделию лет десять назад. – Ну, и где твои друзья?
– Скоро должны собраться в библиотеке, – ответила Корделия. – Джеймс хочет нам что-то сообщить. Пойдем, я покажу тебе, где спальни для гостей, а когда устроишься, можешь присоединиться к нам.
– Ты ведь не возражаешь, правда? – спросила Корделия, прикоснувшись к плечу Джеймса. – Если Алистер будет присутствовать?
Джеймс сидел на стуле во главе длинного стола. Они находились в библиотеке вдвоем; все остальные должны были подойти с минуты на минуту. Все, кроме Чарльза, естественно. Он приехал сразу же после того, как Уилл и Тесса ушли через Портал, ни с кем не поздоровался, поднялся в кабинет Уилла и заперся там. Через некоторое время Корделия случайно встретила в коридоре Бриджет с подносом; у служанки был угрюмый вид, как будто ей претило нести новому хозяину чай.
Джеймс накрыл ладонью руку жены.
– Он твой брат, а значит, и мой родственник. Кроме того, мне кажется, что он до сих пор был невысокого мнения обо мне как о зяте. Алистер должен узнать, в чем дело.
Мэтью появился первым. И если у Корделии еще оставались какие-то сомнения насчет того, заметят ли друзья перемену в их отношениях с Джеймсом, то с Мэтью все сразу стало ясно: он заметил. Конечно, она не знала, что именно он думал, но Мэтью немного ссутулился и смотрел на них обоих настороженно, как будто боялся услышать дурные вести.
«Мы должны найти возможность поговорить с ним втроем, без посторонних, – подумала Корделия. – Мы обязаны это сделать». Но такой разговор мог состояться только после собрания, после рассказа Джеймса; сейчас, увы, было уже поздно. В библиотеку вошли Анна и Ари, за ними следовали Джесс с Люси (которая бросила на брата встревоженный взгляд, прежде чем усесться по правую руку от него), Томас, Кристофер и, наконец, Алистер. По лицу Томаса было видно, что он не ожидал встретить в Институте Алистера. Томас неловко шлепнулся на стул. Раздался жалобный скрип: стул был ему мал, как и все стулья в библиотеке, и Томасу некуда было девать ноги. Однако, если не считать этого резкого движения, юноша ничем не выдал себя. Алистер сел рядом, старательно изображая безразличие.
Корделия попыталась перехватить взгляд Кристофера, сидевшего напротив. Она до сих пор не могла понять, что заставило его уговорить Грейс признаться в обмане ей, Корделии, однако была бесконечно благодарна другу. Он улыбнулся ей, но это была обычная приветливая улыбка знакомого всем Кристофера, который любил пирожки с лимоном. Он не смотрел на нее так, как смотрит человек, оказавший другому важную услугу. Корделия решила поговорить с Кристофером после окончания собрания, сказать, как она признательна ему за все.
– Ну, так расскажи же нам, в чем дело, Джеймс, – начал Мэтью, когда все расселись вокруг стола. – А то мне кажется, что я попал в роман Уилки Коллинза; вот сейчас огласят завещание, потом внезапно погаснет свет, а когда зажгут свечи, окажется, что один из гостей мертв.
– О да, я их обожаю, – подхватила Люси и поспешила добавить: – Но не поймите меня неправильно, я вовсе не хочу, чтобы кто-нибудь из нас неожиданно умер. Джеймс, зачем ты собрал нас? Что-то случилось?
Джеймс был очень бледен. Он сложил перед собой руки и сплел пальцы.
– Да, кое-что действительно случилось, – ответил он, – хотя… и не сегодня. Я хотел бы рассказать вам одну историю, которая началась несколько лет назад. К сожалению, я узнал ее подробности лишь недавно.
И он начал свой рассказ. Бесстрастным, монотонным голосом он описал все события, связанные с браслетом: от первой встречи с Грейс в Идрисе, у ограды Блэкторн-Мэнора, до их с матерью переезда в Лондон и того момента, когда браслет раскололся и он понял, что его эмоциями и сознанием манипулировали. Внешне Джеймс был совершенно спокоен, но Корделия чувствовала, что в его душе бушует гнев; она мысленно сравнила этот гнев со стремительной подземной рекой, которая течет под городскими улицами, невидимая для прохожих.
Те, кто уже слышал эту историю – сама Корделия, Кристофер и Джесс, – не смотрели на Джеймса и наблюдали за реакцией остальных. Корделия не сводила взгляда с Мэтью. Сегодня для него многое изменится, размышляла она. А вдруг это открытие поможет ему справиться с безнадежной любовью? Она надеялась и молилась Разиэлю о том, чтобы Мэтью стало лучше.
Когда стало ясно, о чем идет речь, он перестал шевелиться и с каждой минутой бледнел все сильнее. Люси явно было нехорошо. Томас начал раскачиваться на стуле; в конце концов Алистер взял его за локоть, и только после этого юноша немного успокоился. Синие глаза Анны метали молнии.
Когда Джеймс закончил свой рассказ, все довольно долго молчали. Корделии очень хотелось сказать хоть что-нибудь, нарушить тишину, но она знала, что этого делать нельзя. Джеймс все это время боялся реакции своих друзей и сестры. Поэтому первым должен был заговорить кто-то из них.
И это оказалась Люси. Пока Джеймс говорил, она заметно дрожала; наконец девушка выпалила:
– О, Джейми… Прости меня, я так сожалею о том, что связалась с ней… что была добра к ней…
– Не надо, Люс, – ласково ответил Джеймс. – Ты же не знала. Никто не знал, даже ее брат.
Люси широко раскрыла глаза, как будто ее шокировала сама мысль о том, что Джесс мог знать. Она воскликнула:
– Перед тем как мы ездили в Чизвик, ты навещал ее в Безмолвном городе и вернулся расстроенным. Значит, она тогда тебе рассказала?
Джесс кивнул.
– До этого я представления не имел о том, что происходит.
Корделия никогда не видела Джесса таким, только в тот день, когда его тело еще служило вместилищем для Велиала: глаза превратились в две черные дыры, лицо стало пепельно-серым.
– Я всегда любил Грейс. Всегда заботился о ней. Она – моя младшая сестра. Но когда я услышал это… я почувствовал, что у меня нет сил находиться рядом с ней, видеть ее. Я ушел и больше ее не навещал.
Кристофер откашлялся.
– То, что сделала Грейс, конечно, непростительно. Но мы не должны забывать о том, что в момент встречи с Джеймсом, когда ей приказали околдовать его, она была совсем ребенком. Грейс была одинока и беззащитна перед матерью, которая в случае отказа могла сделать с ней все что угодно.
– Это не оправдание! – в ярости выкрикнул Томас. Его карие глаза сверкали. – А если я убью человека, а потом скажу, что меня заставили? Разве я от этого перестану быть убийцей?
– Но мы говорим не об убийстве, Томас…
– Это было почти то же самое, – вмешался Мэтью. Он держал в руке одну из фляг, которыми снабжал его Кристофер, но не открывал ее и не пил, просто без конца обводил кончиком пальца выгравированные на боку узоры. – Она забрала у Джеймса все, что в нем было лучшего, его доброту, способность к состраданию, стремление помочь несчастным, его доверие к людям, идеализм – и обратила его душевные качества против него же самого. Это хуже проклятия фэйри.
Корделия заметила, что Джеймс пытается поймать взгляд Мэтью, но тот, несмотря на негодование, вызванное рассказом о лжи и коварстве Грейс, намеренно не смотрел в лицо своему парабатаю. Он сидел, стиснув в руке дешевую флягу, словно талисман.