– У детей были… несколько иные взгляды на то, как следует обращаться с существами Нижнего Мира, – говорил Малкольм. – В частности, Эзекиель, подобно мне, находил нетерпимость и жестокость родителей отвратительными. Достигнув совершеннолетия, он порвал с семьей и ушел из дома. Вы не найдете в Безмолвном городе записей о детях Эзекиеля, но мне известно о нем кое-что.

Джесс поднял голову.

– Я выяснил, – сказал Малкольм, – что у Эзекиеля все-таки имелись дети. Он уехал в Америку, которая тогда была совсем молодой страной. Сумеречные охотники там встречались редко, и он женился на простой женщине. Они воспитали своих детей как самых обычных людей, но, разумеется, кровь нефилимов сильнее, и его потомки являются такими же Сумеречными охотниками, как любой из вас.

Итак, я предлагаю такой вариант. Джесс назовется одним из внуков Эзекиеля, который приехал в Англию, чтобы воссоединиться с нефилимами и отыскать своих родственников. Он скажет, что, узнав истину о своем происхождении, пожелал стать Сумеречным охотником и с этой целью явился к Уиллу в Институт. В конце концов, история Уилла чем-то похожа на эту.

Верно, подумала Люси; ее отец считал себя простым, пока не узнал правду, после чего пришел пешком из Уэльса в Лондон, чтобы присоединиться к Анклаву. Ему было всего двенадцать лет.

– Превосходный план, – объявила она несмотря на то, что на лицах Уилла и Магнуса было написано сомнение. – Будем называть Джесса Езекия Блэкторн.

– Нет, не будем, – отрезал Джесс.

– А как насчет Корнелиуса? – спросил Джеймс. – Мне всегда нравилось имя Корнелиус.

– Ни в коем случае, – ужаснулся Джесс.

– Имя должно начинаться на «Дж», – произнес Уилл, который стоял, скрестив руки на груди. – Таким образом Джессу будет легче его запомнить, и он быстрее привыкнет отзываться на него. Что-нибудь вроде Джереми.

– Значит, вы согласны с планом Малкольма? – спросил Магнус. – Джесс превратится в Джереми?

– У вас есть идеи получше? – У Уилла был усталый вид. – Или вы хотите, чтобы мы бросили Джесса на произвол судьбы в мире простых людей? В Институте мы сможем его защитить. Кроме того, он – Сумеречный охотник. Один из нас.

Магнус с задумчивым видом кивнул. Джеймс спросил:

– Можем ли мы, по крайней мере, назвать его настоящее имя Лайтвудам? Габриэлю, Гидеону, Софи и Сесили? В конце концов, они же родственники Джесса, а он с ними незнаком.

– И моей сестре, – добавил Джесс. – Грейс должна знать правду.

Люси заметила, что Джеймс помрачнел.

– Конечно, – ответил Уилл. – Только… Джесс, я не знаю, говорили тебе об этом или нет, но…

– Грейс находится в Безмолвном городе, – каменным голосом произнес Джеймс. – Под охраной Безмолвных Братьев.

– Узнав, что мать с тобой сделала, она добровольно явилась туда, – быстро заговорил Уилл. – Безмолвные Братья позаботятся о том, чтобы подобная темная магия не коснулась ее.

Джесс был ошеломлен.

– В Безмолвном городе? Должно быть, она ужасно напугана. – Он обернулся к Уиллу. – Мне необходимо видеть ее.

Люси заметила, что он с большим трудом сохраняет спокойствие.

– Я знаю, что Безмолвные Братья – такие же Сумеречные охотники, но вы должны понять… мать с раннего детства твердила нам, что они изверги, исчадия ада.

– Уверен, свидание можно будет устроить, – заметил Уилл. – А что касается отношения к Безмолвным Братьям как к исчадиям ада… если бы не Эммануил Гаст, а Безмолвный Брат наложил на тебя защитные чары, удалось бы избежать многих несчастий и смертей.

– Чары! – Люси выпрямилась. – Это нужно сделать как можно скорее. Без них Джесс беззащитен, любой демон может снова вселиться в его тело.

– Я поговорю с Джемом, он это устроит, – пообещал Уилл, и Люси заметила странное выражение, промелькнувшее на лице брата. – Все равно обман не удастся без помощи Братьев; я им все расскажу.

– Малкольм, у кого-нибудь, кроме тебя, есть доступ к этой информации насчет американских Блэкторнов? – спросил Магнус. – Если кто-то заподозрит…

– Мы должны подробно обговорить этот план, – вмешался Джеймс. – Сесть, представить себе любые возможные возражения и вопросы, которые могут возникнуть у людей по поводу истории Джесса, и придумать правдоподобные ответы. В нашей легенде не должно быть слабых мест.

Все хором выразили согласие, промолчал только Джесс. Когда снова наступила тишина, он сказал:

– Спасибо вам. Спасибо вам всем за то, что вы делаете для меня.

Магнус сделал вид, что поднимает тост.

– Джереми Блэкторн, возможно, мои поздравления несколько преждевременны, но… добро пожаловать в лондонский Анклав.

В тот вечер Корделия надела алое бархатное платье, накидку, отороченную мехом, и шелковые перчатки до локтей и, усевшись в фиакр рядом с Мэтью, отправилась на Монмартр. Вскоре карета выехала на рю де ла Пэ, за окном мелькали ярко освещенные витрины магазинов, похожие на ряды золотых прямоугольников среди непроницаемого мрака.

Мэтью облачился в алый бархатный жилет и гетры в тон наряду Корделии, и, когда они проезжали под фонарями, казалось, что его грудь залита кровью. Перчатки у него были черные, и его глаза тоже казались черными, когда он разглядывал ее в темноте кареты.

– Здесь полно других кабаре, можем пойти в любое, – предложил он, когда карета со стуком проезжала мимо церкви Святой Троицы с огромным окном-розой. – Например, Rat Mort…

Корделия заставила себя улыбнуться.

– «Дохлая крыса»?

– Совершенно верно. Свое название это заведение получило от крысы, появление которой возмутило клиентов. Крыса была умерщвлена, а ее чучело выставлено в зале. – Он ухмыльнулся. – Народ ломится туда, чтобы поесть омаров в четыре утра.

– Мы тоже обязательно туда заглянем – но после L’Enfer. – Она высоко подняла голову. – Я твердо решила, Мэтью.

– Я понимаю, – бесстрастно произнес он. – У каждого из нас есть родственник или друг, с которым мы хотели бы поговорить, любой ценой. Некоторых отняла у нас смерть, некоторых – их нежелание выслушать нас или наше молчание.

Повинуясь импульсу, она схватила его за руку, переплела пальцы. Черные перчатки резко контрастировали с алыми. Черный и красный, как фигуры на шахматной доске. Корделия прошептала:

– Мэтью. После возвращения в Лондон – а ведь в один прекрасный день нам придется вернуться туда – ты обязан поговорить с родителями. Они простят тебя. Это же твои родные отец и мать.

Его глаза стали совсем черными. Он усмехнулся:

– А ты простила своего родного отца?

Эти слова причинили ей боль.

– При жизни он никогда не просил меня о прощении, – сказала она. – Возможно, если бы он… да, возможно, именно эти слова я хочу услышать, именно поэтому я хотела бы поговорить с ним еще раз. Мне очень жаль, но я до сих пор не могу простить его. Горечь и обида – тяжкое бремя.

Он сжал ее руку.

А мне очень жаль, что я не могу взять на себя хотя бы часть твоего бремени.

– У тебя достаточно своих горестей.

В этот момент карета остановилась у кабаре. Из разверстой пасти демона лился свет. Корделия ответила на пожатие и убрала руку. Они приехали.

Выйдя из кареты, девушка увидела вчерашнего бородатого, широкоплечего швейцара, сторожившего вход. Мэтью задержался у фиакра, чтобы расплатиться с кучером, а Корделия подошла к двери и хотела войти, но охранник покачал головой.

– Вам запрещено входить, – произнес он по-английски с сильным акцентом. – Паладин.

Корделии стало холодно. Никто не знает об этом, подумала она. Никто не знает. Ее злосчастная клятва верности Лилит оставалась тайной для всех, кроме брата и лучших друзей. Да, прошлой ночью в этом самом кабаре они с Мэтью говорили о Кортане, но они не упоминали ни имени Матери Демонов, ни слова «паладин». Она пробормотала: