Теноктрис коснулась края треножника, затем протянула свою руку. — Теперь, пожалуйста, меч, Кэшел, — сказала она. Он отдал ей меч, который принес во дворец после битвы с Последним. Она вытащила его и отбросила ножны к дальней стене. Серый металл отражал лунный свет далеким мерцанием. — Встань поближе к треножнику, — приказала Теноктрис, критически оглядывая лезвие. Когда Кэшел послушно двинулся, она указала мечом на песчаный пол и сказала нараспев: — Сискибир кебибир.

С острия меча сорвалась искра, коснулась пола и осветила острие меча синим. Теноктрис взмахнула мечом по дуге, по ходу солнца. — Кнебибир садами самомир. Волшебный свет, бледный, как серное пламя, задрожал и продолжил гореть. Теноктрис обошла треножник, на ходу напевая. Кэшел отодвинулся, чтобы не мешать, хотя она была достаточно далеко, так что, он, вероятно, не мешал. — Мерих речар…

Зажимы, крепящие ножки треноги к чаше, были выполнены в форме львов. Когда голубой свет отразился от них, их гривы заколыхались, и Кэшелу показалось, что он увидел, как задвигались их передние лапы.

— Паспар! — пропела Теноктрис и остановилась, глубоко дыша. Круг света замкнулся. Она посмотрела на Кэшела и удовлетворенно улыбнулась. Несмотря на свое молодое лицо, Теноктрис выглядела намного старше, чем была до появления демона. — Я не привыкла к тому, что могу распоряжаться такими силами, — сказала она. — Я нахожу, что мне нравится этот опыт.

Теноктрис подняла меч странной формы и осмотрела его в мерцающем свете круга. Кэшел хмыкнул и сказал: — Раньше вы не использовали металлические стержни, Теноктрис. Только бамбуковые палочки, которые вы выбросили.

Она усмехнулась, поглаживая лезвие кончиками пальцев. — Да, — согласилась она. — Я беспокоилась, что не смогу контролировать силы, с которыми работала, если позволю им опираться на предыдущие заклинания. Теперь мне не нужно беспокоиться об этом.

Все еще улыбаясь, Теноктрис указала мечом на ветки под треногой. Снова вспыхнула искра, покрыв веточки, на короткое время голубым налетом. Они начали гореть гораздо ярче, чем должны были гореть такие маленькие кусочки дерева. У них был сладкий, острый запах; Кэшел чихнул.

— Это кассия, — сказала Теноктрис, не отрывая глаз от чаши. — Из Тисамура. Указав мечом на чашу, она начала петь. Сначала пение было таким тихим, что Кэшел не расслышал слов. Он улыбнулся этой мысли. Он все равно бы их не понял, конечно.

Хлопнули перья, поднимая пыль с пола —  ему прямо под ноги; он обернулся. Это был не голубь, а ворон, большой, как кошка, даже со сложенными черными крыльями. Он сел прямо за пределами круга и склонил голову набок, уставившись на Теноктрис глазом, в котором отражалось голубое пламя. Второй ворон влетел в дверь и остановился на расстоянии вытянутой руки от первого, и сделал два прыжка вбок по кругу.

Кэшел бросил взгляд, чтобы посмотреть, что делает Теноктрис. Кассия вспыхнула, как сухая жимолость, но сама он не горела. Жидкость начала испаряться. В чаше этой жидкости  было всего с наперсток, но клубящееся облако начало заполнять огромный свод. Оно было бледно-фиолетового цвета. Влетел третий ворон, раскрыл свой острый клюв и каркнул. Кэшел услышал лишь слабый шорох, прежде чем круг пламени с ревом превратился в сплошную стену света. Ему показалось, что он падает, но они с Теноктрис стояли на твердом каменном полу, где под бурлящей чашей горел огонь.

Волшебный свет стал бледнее, тоньше; он напоминал лунный свет на поверхности пруда. Вороны исчезли, но в тенях что-то двигалось. Дым, вьющийся от треножника Теноктрис, превратился в лицо человека. Он посмотрел вверх и закричал: — Время, еще один день жизни! Затем лицо исчезло, растворившись, как брызги дождевой капли. Дым превратился в другое лицо, и еще в одно, а затем в существо, которое не было человеком — никогда не могло быть человеком: голова ящерицы с клыками длиной в палец и глазами, холодными, как у воронов. Потом и оно тоже исчезло.

— Накьяр сисбе, — пропела Теноктрис, указывая мечом, но не в клубящийся дым. — Каям!

Лицо мужчины, неподвижное и совершенное, как статуя Пастыря, покрылось рябью. Казалось, оно впитало в себя весь пар и стало твердым.

— Зачем ты зовешь меня? — прогремело оно. Слова эхом отдавались гораздо дальше кирпичного купола.

— Мне нужен ключ, который Тельхины искали много веков, — сказала Теноктрис. Голос определенно принадлежал ей, но в нем была незнакомая суровая уверенность.

— Это запрещено! — ответило лицо из дыма. — Не беспокой меня больше!

Теноктрис нарисовала в воздухе символ острием своего меча. Лицо заревело от боли и ярости. — Где ключ? — потребовала Теноктрис. — Говори!

— Это не в твоей власти! — закричало лицо. — Только Он, Тот, Кто забрал ключ у Тельхинов, может...

— Говори! — и меч снова повернулся. Кэшел почувствовал, как его глаза слипаются от пронзительной боли, хотя он видел это движение только сбоку.

Лицо беззвучно вскрикнуло, а затем сказало: — На Могиле Посланников! И пусть ты никогда не получишь избавления от агонии за то, что ты сделала!

Теноктрис со звоном уронила меч. Наклонившись, она схватила треножник за когтистую лапу и подняла его. Кэшел нахмурился, но вспомнил, что она больше не хрупкая старуха. Теноктрис перевернула треножник над костром, мгновенно погасив его. Кольцо волшебного света вспыхнуло, затем исчезло, оставив только темноту. Кэшел повернулся лицом наружу, держа свой посох поперек. Он не мог сказать, откуда может исходить опасность.

Лунный свет струился сквозь дверной проем. Теноктрис покачнулась. Кэшел протянул руку, чтобы поддержать ее, но она удержалась без посторонней помощи. — Боюсь, тебе придется нести мою сумку, Кэшел, — прошептала она.

— Да, Теноктрис, — ответил Кэшел. — Что мы собираемся делать?

— Мы вернемся во дворец и ляжем спать. Завтра нам предстоит идти еще дальше, и я должна быть готова. Она торжествующе рассмеялась. Звук эхом отразился от кирпичного свода гробницы.

***

Шарина назначила сегодняшнее заседание совета в большой беседке с видом на водный сад. Плеск воды, направляемой из Реки Белтис по акведуку, который был восстановлен Гарриком после того, как целое поколение не работал, напомнил ей о волнах, шуршащих о дамбу под гостиницей ее отца. Однако днем прошел дождь, и лягушки, кричащие среди лилий, были не той разновидности, что она слышала в деревушке Барка. Она улыбнулась и обнаружила, что эта экспрессия ей нравится. Она поняла, что прошло слишком много времени с тех пор, как она делала это в последний раз.

— Советники, — обратилась она, оглядывая сидящих за столом вельмож. Их помощники стояли среди колонн, поддерживающих крышу беседки, скорее скрытые, чем освещенные висящими фонарями. Большинство военных с несчастным видом смотрели на Расиль. Некоторые даже коснулись кончиками пальцев своих пустых ножен — им не разрешалось носить оружие в присутствии регента.

— Леди Теноктрис выполняет другие обязанности от имени королевства, — сказала Шарина. — В свое отсутствие она назначила здесь Расиль, — она указала на волшебницу Корл, — консультировать нас вместо нее. Используя свое искусство, и в моем присутствии, Расиль получила информацию, указывающую на то, что наша армия должна немедленно двинуться на помощь Панде, осажденной Последними.

— Послушайте, пусть они убивают друг друга! — заявил Адмирал Зеттин, и его голос был только первым в хоре протестующих. По меньшей мере, шестеро из четырнадцати советников возражали, а несколько других пристально смотрели на Расиль, перешептываясь с помощниками.

Шарина снова улыбнулась. В эпосах короли отдавали приказы, и все подчинялись, за исключением, возможно, грубого злодея, которого хотели унизить за то, что он усомнился в мудрости короля. Реальность, которую она видела при Гаррике, так же, как и сейчас, заключалась в том, что люди, которые были пригодны для управления главными комитетами королевства, также были более чем готовы предоставить монарху преимущество своего мнения, когда они с ним не соглашались.