Щелкнув языком, Койот усмехается:

— Красиво говоришь, пуниец. Складно. Но нет вам веры.

— А это не тебе решать, — низким, грудным голосом возражает, видимо, пилот. — Генерал не просто так велел всех прибывших чужаков доставлять к нему.

— И где те чужаки? Украшают колы на потеху публике?

Говорят они на понятном языке, значит, специально для меня. А может, кто-то просто не знает родного.

— После ядерных ударов публике, поверьте, будет не до потехи, — вмешиваюсь в беседу. — Если суждено мне попасть на кол, так тому и быть, но я должен попытаться предотвратить трагедию. А дальше все равно смерть, так что особой разницы нет, будет это кол или радиация. И еще, Новый Карфаген населяет множество порабощенных народов, пунийцы — очень малая часть обитателей.

— И каков же твой интерес? — не унимается Койот. — Что тебе обещал хозяин?

— Я не пуниец, я трикстер, мой бог — Шахар. Вот мой интерес.

— Не слышал о таком, — гудит пилот. — А ты откуда знаешь о нашем Кутерастане?

— Вижу, кто кому поклоняется. Много чего вижу, боги наделили меня необычными способностями.

Пилот обращается к штурмовику, Койоту:

— Для пунийца он слишком хорошо осведомлен о нас, ты не находишь? А вдруг он не врет?

— Предлагаешь дергать генерала в пол одиннадцатого ночи? Как ты себе это представляешь? «Срочно бросайте ваши дела, мы поймали пунийца». Думаешь, он тебя поблагодарит?

— А и пох. Если чужак прав, нас ждет тяжелое время. Возможно, мы не выживем.

— Выживите, — говорю я. — Если штаб в горах подальше от зиккурата. Но будет радиоактивное заражение, многие растения погибнут, начнется голод. Пунийцы нанесут удары по стратегическим объектам, в первую очередь — по оружейным заводам и тем, что клепают технику. Несколько десятков лет, и вы, те, кто выживет, скатитесь в варварство, они придут и возьмут вас голыми руками.

— Еще одно слово, чужак, и я выбью твои зубы, чтоб заткнуть поганый рот…

— Заткнись, Кнэ, — рявкает пилот. — Он говорит правду, а тебе она не нравится, вот ты и бесишься. Но генерал потому и главный, что оценивает события объективно, а не исходя из того, нравятся они ему или нет, и я свяжусь с ним. Ответственность беру на себя.

— Приятно слышать разумного человека. Надеюсь, людей эвакуировали из зиккуратов? — спрашиваю я, очень хочется облегченно выдохнуть, но понимаю, что еще рано.

Доносится возня, и с моей головы стягивают мешок. Жадно вдыхаю насыщенный кислородом воздух, оглядываюсь. В салоне флаера три человека, похожие друг на друга: круглолицые, черноволосые и черноглазые, смуглые, только пилот сед и коротко стрижен. Штурмовик, угрожавший мне, молод и худ, он часто моргает, у него дергается глаз. Третьему члену экипажа тридцать один год, у него красные от недосыпа глаза, он устал, и в беседу не вмешивается.

— Спасибо, — обращаюсь к пилоту, он занимает свое место, переключается на ручной режим управления и отвечает:

— Территория Карталонии поделена на шесть участков. Наш подчиняется генералу Тэнксватоа, он предположил ядерные удары и перенес всю технику и военных подальше от зиккуратов и заводов, мирному населению тоже предложено эвакуироваться. Северные генералы не верят в ядерные удары, то есть сомневаются, что пунийцы на это пойдут. У них сведения, что вам не до того, потому на севере зиккураты полны народу. У нас даже электричество чинить не стали, но многие все равно остались дома. Те, кто не знает, что такое ядерный удар.

— Повезло, что буду говорить с самым здравомыслящим генералом.

За иллюминаторами — чернота, куда мы летим, неизвестно. Пилот, зовут его Арэнк, больше не говорит со мной, сосредоточивается на управлении, и мы куда-то снижаемся. Койот связывается со штабом, перебрасывается с диспетчером парой фраз на карталонском, а я понимаю, что в эти секунды решается судьба мира, и она будет зависеть от генерала, который даже не подозревает, какая на нем ответственность.

Время будто бы останавливается. Плавится и медленно застывает, а я — как мошка в этом янтаре, который когда-то был смолой.

— Сказали о тебе, — говорит Арэнк, не глядя на меня. — Жду ответ.

Замираю, сжимаю сведенные за спиной кулаки. Танит сказала, что здесь не поможет мне, Шахар тоже бессилен, но все равно мысленно обращаюсь к ним, прошу повлиять на генерала.

Трещит динамик, обрывая мои мысли, и оттуда льются непонятные слова. Арэнк слушает, катая желваки на скулах, что-то резко отвечает.

Неужели не получилось, и к нему не прислушались? Хотя на что я надеялся? Кто я такой…

— Снижаемся, — говорит пилот и обращается ко мне. — Генерал примет тебя в полдвенадцатого, сейчас у него совещание.

Закрываю глаза и шумно выдыхаю. Сделан маленький шажок к цели. Осталось без способностей убедить генерала в своих словах, а это будет ой как непросто. Перспектива сесть на кол все еще остается самой реальной.

Ожидая аудиенции в абсолютной темноте, запертый в камере без окон, я провел самый длинный час в жизни. Где нахожусь, я так и не понял: то ли на базе в горах, то ли, что менее вероятно, в зиккурате. Скорее всего, это какой-то переоборудованный бункер. Чего только не передумалось, пока ждал. Если, как полагал покойный профессор Мелиар Делла, создатель программы, что в моей голове, мысли материальны, то моя фантазия дала развитие нескольким веткам альтернативной реальности.

Щелчок замка звучит, как выстрел. Я поднимаюсь, всматриваюсь в сереющую черноту, мне ведь и искры достаточно, чтоб ориентироваться в темноте, но коридор озаряется висящей при входе лампой, и от двери ко мне протягиваются две человеческие тени.

Десяток секунд — и передо мной появляются два капитана, обоим за тридцать, оба веруют в Кутерастана. Меня еще раз обыскивают, советуют не делать резких движений, и уводят из тюрьмы по таким же подземным коридорам. Говорить с ними не решаюсь, чтоб не усугублять свое незавидное положение.

Похоже, это все-таки древний бункер, тут все примитивное, как в цоколе Карфагена, нет эскалаторов, используются лампы с нитями накаливания, каких даже у трикстеров уже нет, двери со скрипучими петлями открываются вручную.

На пути нам попадаются только одни дозорные, и охраняли они переговорочный зал, как выясняется, когда я переступаю порог.

Единственная трескучая лампочки висит в центре круглой комнаты с купольным бетонным потолком. В середине стоит круглый деревянный стол, на вид очень старый, окруженный такими же старыми деревянными стульями. Генерал скрывается в тени у дальней от входа стены, и видится как черный силуэт с точно так же сведенными за спиной руками. В сопровождении двоих конвойных шагаю к столу, и генерал выходит из тени.

Он невысок, круглолиц, подвижен и жилист, усов нет, на подбородке — жидкая аккуратно стриженная бородка, черная с седыми прядями.

Чуа Тэнксватоа, 45 лет

Уровень 3, ступень 3, военный

Физическое развитие: 15

Духовное развитие: 11

Но самое главное, отношение ко мне — равнодушие. С полминуты он меня молча разглядывает, я не спешу начинать диалог, хотя понимаю, что дорога каждая минута, мне ж ведь еще десять часов лету, а вечером — заседание, где желательно присутствовать, чтобы защитить своих от Боэтарха.

— Что привело тебя в Карталонию? — спрашивает генерал низким командирским голосом. — Только быстро и по делу.

Считываю, что он жрец Кутерастана, его дар — предвидение, развит он на четверочку.

— Приветствую тебя, генерал Чуа Тэнксватоа! Мое имя Леонард Тальпаллис. И если будущее открывается тебе, жрецу Кутерастана, ты должен догадываться, что готовят пунийцы. Ну и, надеюсь, чувствовать, что происходит в Карфагене. — Его лицо вытягивается, узкие глаза распахиваются, он впивается в меня жадным взглядом, а я продолжаю, почуяв его интерес. — Я здесь для того, чтобы не дать пунийцам нанести ядерный удар по Карталонии. Но для этого мне нужно заручиться твоей поддержкой. И еще я не пуниец, а трикстер. Надеюсь, знаешь, кто это такие. Мой бог — Шахар, а не Ваал.