— Я соберу членов своей семьи. Потом — личную охрану и приближенных. Посмотришь их?

Похоже, вечер обещает быть насыщенным, и я полностью посвящу его Ульпиану Магону, чтобы заполучить союзника в его лице.

— Конечно. А еще мне очень хотелось бы взглянуть на Боэтарха вблизи, чтобы понять, чего от него ожидать.

Гамилькар наблюдал из флаера за тем, как под руководством его людей вспыхивали храмы мятежной Танит, его губы шептали: «Во славу Ваала», он каждой клеткой тела чувствовал, когда умирали храмовники, наполнялся перетекающей от них силой.

Каждая смерть — жертва, возвращение частицы к целому. Территория Танит, не приемлющей жертвоприношений, превратилась в огромный жертвенный алтарь, куда вот-вот брызнет кровь Никомеда, И Гамилькар получит благословение Величайшего.

Еще пару дней назад он терзался сомнениями, теперь же их не осталось. Рианна тоже должна умереть. Это не даст ему силы, но хоть немного ослабит Танит.

Каково же было его удивление, когда на радарах появились вражеские флаеры, и он был вынужден отступить, надеясь, что озверелые довершат начатое и прикончат Никомеда.

Каждый раз, когда Гамилькар не чувствовал уверенности в своих решениях, его влекло в храм Ваала, причем так сильно, что порой он сам не понимал, как оказывался возле статуи Величайшего, где уютно и безопасно.

Так и этой ночью, покидая Кипрус, он будто провалился в черную яму, а вынырнул держащимся за ногу Ваала в его главном храме.

Он не справился с пожеланием бога, подвел его, начал действовать слишком поздно. Скорее всего, бог недоволен им. От осознания собственной никчемности на глаза навернулись слезы. Он, Гамилькар Боэтарх, первый над людьми, так ничтожен и жалок в руках божества!

Преклонив колени, он восклицает:

— Прости меня. Обещаю отдать тебе Никомеда во что бы то ни стало, даже ценой собственной жизни!

Или кажется, или… Статуя и правда шевелится, встает в полный рост, и три глаза вспыхивают алым огнем, облака нанизываются на рога и облегают голову белой шапкой.

— Да, твоя жизнь — ничтожна, — рокочет Ваал то ли на самом деле, то ли его голос звучит в голове Гамилькара. — Но она ценна для меня. Тебе рано растворяться во мне.

— Я подвел тебя! — шепчет Гамилькар, трепеща перед величием божества.

— Главное — твое намерение. Ты доказал свою преданность. Чего ты желаешь?

— Смерти отступников, — без тени сомнения говорит Гамилькар.

Еще пару недель назад он просил бы больше власти, больше влияния, теперь же, когда слился с божеством, осознал, что правильная вера — его сила, его пища, чем скорее исчезнут враги, тем быстрее воцарится благодать. Остальное все суета сует.

— Больше влияния, больше власти, — звучат собственные мысли, сказанные устами Велича йшего,— во славу культа! Мне надо больше жертв!

Ваал занимает трон, Гамилькар так и стоит на коленях, и тут из глаз божества вырываются багровые световые ленты, ударяются о глаза Боэтарха, впитываются в зрачок. Тело Гамилькара наполняется бодростью, радостью, в голове появляются знания, которых прежде не было.

Если раньше для того, чтобы подмять волю человека, требовалось касание, теперь достаточно, чтобы он попал в двадцатиметровый радиус, и не до одного Гамилькар может дотянуться, а сразу до двадцати, но фокус такой доступен не чаще раза в день.

Причем можно не только вкладывать в голову программу, но и подключаться к человеку, смотреть и слушать через проводника. А таковым может быть любой инициированный, и с каждым днем сила будет расти. Перед глазами возникает картинка, как он наполняет собой мир…

И на миг Гамилькара накрывает дикий страх, желание бросить все и бежать, потому что, когда воцарится Ваал, Гамилькар Боэтарх растворится в нем и перестанет существовать, как и все другие. Обрубок воли мечется, как головастик, зарывающийся в ил, его накрывает черная рука, прижимает ко дну и расплющивает пальцами. Становится стыдно за свое малодушие.

Он поднимается, ибо недостойно величайшему средь людей стоять на коленях. Чувствует пристальное внимание жрецов, знающих, что Гамилькар разговаривает с Ваалом, и его отвлекать нельзя. Убедившись, что встреча с божеством закончилась, выходит верховный жрец Ганнон — старик в бело-алом одеянии — кряхтя, склоняет лысую голову.

Совсем недавно Гамилькар часами простаивал, ожидая, когда жрец снизойдет и позволит помолиться там, где просьбы точно услышат. И вот Ганнон кланяется ему, но в этом нет ничего необычного: еще немного, и все вернется на круги своя — мир падет на колени.

— Он сказал, мы отвернулись от веры, — объявляет Гамилькар. — Мы должны доказать свою преданность жертвами. Нужно подумать, как донести это до людей, отвыкших отдавать самое дорогое, чтоб получить большее.

На самом деле, Гамилькар уже придумал: следует собрать одно совещание, обработать пришедших пунийцев, затем другое, поработать со второй группой. Дальше — созвать Совет, где на собственном примере показать, как избавляться от проблем. У Гамилькара есть старший сын и тринадцатилетняя Ио. Дочь тяжело заболеет, а так же заболеет бестолковый братец Адгербал и двоюродные брат с сестрой. Гамилькар принесет в жертву сына — все его родственники излечатся. А поскольку его усилиями практически в каждой пунийской семье болеют дети, примеру последуют все. В итоге Ваал получит кровь, Гамилькар — силу, чтобы подавить волю глав великих родов, имеющих мощную защиту от Танит.

Ярых служителей культа Ваала, которыми можно управлять, несколько. Из величайших родов, коих пять, только Филин, из одиннадцати великих — Эпаминонды, изгнанные из Китая, Афры и Бальбы. Их голосов недостаточно, чтобы принять какое бы то ни было решение.

Да и нужно ли? Может, правильнее потихоньку всех подмять, изжить врагов, а потом никого убеждать не придется, достаточно будет пожелать, и пунийцы с подавленными сознаниями подчинятся беспрекословно…

Нет! Надо торопиться, потому что ставленник Танит тоже набирает силы. Массовое жертвоприношение следует устроить в первую очередь, параллельно громя храмы Танит, чтоб ее ослабить.

— Каковы ваши пожелания, Величайший? — спрашивает жрец Ганнон, не смеющий смотреть Гамилькару в глаза.

— В срочном порядке созывай Совет, посвященный вопросам веры. Выступать будем я и ты. Сегодня вечером пришлю тебе свою речь, а ты мне — текст своей. Направление — то, что я только что сказал, а я собственным примером напомню, как жертва работает на практике. И еще важный момент: обязательно скажи, что основы покачнулись, времена смутные, поэтому мы вынуждены ужесточить правила.

— Да, мой повелитель.

Гамилькар Боэтарх удаляется. Точнее, удаляется человек, который был Гамилькаром, теперь он — средоточие божественной воли, глас Величайшего, будущий Судья. Потому Ганнон наполняется благоговейным трепетом, когда находится рядом с Гамилькаром: чувствует божественное присутствие, ощущает его могущество и силу.

Вчера я весь вечер посвятил Ульпиану Магону, исцелил его внука, младшего ребенка старшего сына. Просмотрел родственников, отделил просто больных от проклятых, выявил двоих охранников под программой, домой прилетел в полночь, выжатый и вялый, где еще минут пятнадцать меня обнимали и целовали мои соратники, а так же Миранда и Виктор, ставшие вести себя как обычные люди.

Еле сил хватило, чтобы раздеться и упасть в кровать. Всю ночь я вызволял уже не Элиссу, а Танит, и проснулся по будильнику с тревогой, что у меня осталось мало времени, Боэтарх набирает силу и скоро получит абсолютную власть, Ваал ворвется в наш мир и овладеет им.

Потому велю Лексу отправляться на базу-1, выбрать на сайте «Оплота» два-три преступления, которые можно быстро раскрыть, и с командой Тейна в сопровождении Вэры отправляюсь на второй уровень, на базу-1, охраняемую наемниками Магона, пока мы не набрали достаточно сотрудников.