— Крепко потчуете, крепко, — он поднял голову и недоуменно уставился на нас. — Эт-то что такое было?

— Приворот на тебя сделали. Не слишком сильный, повезло тебе.

Пан нахмурился.

— Помню, девушка в черной коже. Еще губы такие… как мелодия, — взгляд его затуманился.

— Аи, еще стаканчик, быстро, — прошептала Зоя, я послушно плеснула еще.

Пан машинально хлебнул, и глаза его прояснились.

— Тьфу, пакость какая… И кто ж такое учинил?

Зоя вздохнула.

— Сама она, что ли, придумала? — медленно проговорил Пан.

— Да Иштар это, — Зоя с досадой стукнула кулаком по столу. — Не видишь, что ли? Ее почерк. Она же знает, на что тебя ловить. Ты, небось, все выболтал?

Пан выпрямился с видом оскорбленного достоинства, немного подумал и сообщил:

— Не помню.

Тут в кармане у Пана зазвонил мобильник. Он глянул на экран, поморщился и ответил. Не прошло и нескольких секунд, как он помидорно покраснел, открыл рот, снова закрыл, невидящим взглядом оглядел избу и положил мобильник на стол.

— Что еще стряслось? — проворчала Зоя.

— Наша Мокошь вызвала Иштар на битву.

Зоя вскочила.

— А я говорила, бабы тебя до добра не доведут! От них одни беды! Я предупреждала!

Пан вздохнул.

Широко известна история дочери богини плодородия, украденной владыкой подземного царства, — драматическая, но, к счастью для людей, не трагическая. Мать оставила свои обязанности, поставив под угрозу все сельское хозяйство, и жила у входа в Тартар, пока ее зять не согласился на компромисс.

Нейл Тейман. «Сравнительная теология», 1964.

* * *

Церера поставила духи обратно на полку, надела туфли и собралась уже выходить, когда в сумочке звякнул телефон. Она достала трубку, скучающе пробежала сообщение и так резко поднесла смартфон к лицу, что едва не ткнулась носом в экран.

— Опя-я-ять, — протянула она, секунду подумала и набрала номер. — Алло? Дочь, ты опять?

— Что именно? — раздался невинный голос с той стороны. — И, кстати, привет.

— Ты давно уже не подросток, не надо мне ничего доказывать. Что за скандал? Что за слухи?

— А, ты про это, — весело сказал голос. — Это не слухи. Я выхожу замуж за горнорудного короля.

— Дебош в ночном клубе «Дыра» — это что, помолвка⁈

— Не было никакого дебоша. Просто повеселились. А что?

— Так, — сказала Церера придушенным голосом. — Я вылетаю к тебе немедленно.

— К чему такая спешка?

— Желаю познакомиться с потенциальным зятем.

— Ладно, — невозмутимо сказала дочь. — Прилетай. Тебе понравится — он очень обеспеченный человек.

— Это его единственное достоинство? — процедила Церера.

— Чья бы корова мычала, — ехидно сказала дочь. — Сама за бизнесмена вышла, к нему переехала и ничего, нормально.

— Хорошо мычит тот, кто мычит последним, — веско ответила богиня. — Жди.

Она нажала «отбой», сунула мобильник в сумочку и задумалась.

* * *

Леший многолик: это одновременно и животное (медведь, волк, филин, заяц), и растение (сосна, ель, береза, дуб, осина), и человек, и ветер, и дух лесной. Может быть листом или грибом. На Русском Севере считали, что лешие делятся на лесовиков, боровиков и моховиков. Могут вредить людям, если те нарушают правила хозяина леса, а могут и помочь: на охоте, при выпасе скота или в сборе грибов.

Н. Н. Духовитый. «Нечисть у славянских народов», 1977.

* * *

Перед рассветом прошел дождь. Утро было теплым, ласковым, но уже чувствовалось: днем накатит жара. Солнечные лучи высушили траву и скамейку у дома. Пан сидел, зажмурившись и подставив лицо свету. Потом достал флейту сякухати и затянул тихую мелодию.

— Гхм.

Пан повернулся. У покосившейся калитки стоял старичок в замызганных штанах и рубашке, будто сшитой из картофельного мешка. Он держал ведро и две удочки. На ногах у старика красовались неожиданно блестящие сапоги.

Старичок проследил за взглядом Пана и кивнул:

— Колдовство, ядрить его в корень.

Приглашающе махнул, и Пан убрал флейту и поднялся. Идти было недалеко — до старого причала. Пан сел на мостки, не жалея костюма. Минут десять прошло в молчании.

— Как тут вообще, Петрович? — нарушил тишину Пан.

Старичок пожевал губами.

— Русалки шалят. А так ничего, спокойно.

Пан покивал.

— Редко наезжаешь, — укоризненно сказал старик. — Променял нас на городской люд.

— Да все как-то работа, — пожал плечами Пан.

— Знаю, какая работа у тебя. Зоя уж рассказывала. Хотя она и сама тут нечасто последнее время… Новенькую, говорят, нашла? Хороша новенькая-то?

— Хороша. Сегодня ведьмой станет.

Еще помолчали.

— Может, вернешься? — спросил Петрович. — Порядок тут нужен. А за ведьмами пусть Зоя следит.

Река была ровной, гладкой. Поплавки стояли на месте.

— Мутно мне здесь, — признался Пан. — Тошно. Сколько лет прошло, я уж все переменил, а как приеду — я все тот же.

Старичок покивал.

— Помню, помню, как ты в нас не верил, — он хихикнул и снова стал серьезным. — Ты б забыл ее, а? Всем хорошо бы стало. Простил бы. Ведь давно уж никого не осталось, только мы. А нам вместе держаться надо.

— Нечего мне прощать, — покачал головой Пан.

Петрович пригорюнился. Тут на причал выпрыгнула большая рыба, побилась о доски и одним прыжком нырнула в ведро. Над водой пролетел тихий смех.

— Издеваются, собаки драные, — сказал леший. — Ладно, на уху хватит.

Конечно, он сказал «собаки». Просто другими словами.

* * *

Я, разбуженная звяканьем посуды, не испытывала никакого желания вскакивать с утра пораньше. Мне снова снилась девушка. Что у нее там случилось с венками? Я полежала, вспоминая. В избушку зашел Пан, откашлялся. Зоя, судя по звукам, налила ему чаю, наверняка предложила меда и села рядом. А я лежала и слушала, о чем они говорят.

— Не звонила она больше?

Пан отрицательно помычал.

— Где у них битва будет — не сказала?

Молчание.

— Надеюсь, не здесь? — сварливо проговорила Зоя. В своей старушечьей ипостаси она всегда ворчала. — У нас тут дело, если ты не забыл.

— А я причем? — с вызовом сказал Пан. — Я, что ли, ее просил?

— Ты как раз очень при чем. Она тебя ревнует, вот и пошла на Иштар войной.

— Нет, — упрямо ответил Пан. — Это из-за наших общих трений. По поводу учениц и вообще…

— То есть раньше Цереру наши проблемы особенно не волновали, а тут вдруг бах — и война? — иронически сказала Зоя, звеня посудой.

— Ты же сама говорила, что она относится к проблеме несерьезно!

— Говорила, — неохотно признала Зоя. — Но так тоже нельзя. Невовремя. Нам надо ночь провести, а тут черт-те что. И у меня плохие предчувствия.

Пан встревоженно сказал:

— Я всегда верил твоим предчувствиям.

В ту же минуту зазвонил его телефон, и я проснулась окончательно. Набросив на себя одежду, я вышла к столу и посмотрела на Пана. Зоя тоже смотрела, очень пристально. Мед капал у нее с ложки на стол.

— Да, — сказал Пан. — И как теперь? Что⁈

Я чуть не пролила чай мимо чашки.

— Постой, но я-то тут каким боком? Что значит «у меня гарем»⁈ — кипятился Пан. — У тебя самой, небось, гарем, вот и попроси кого-нибудь из твоих аполлонов, пусть они разбираются. Ах, женщина… Ладно, уймись. Уймись! Перезвоню.

Пан отложил мобильник и потер лицо. Зоя, глянув на меня, продолжила сверлить его взглядом.

— Короче, — глухо сказал Пан. — Церере надо срочно уехать. Она подняла старый свод законов: вызов просто так отменить нельзя; если поединок инициировала женщина, сражаться должна женщина. Такие дела.

Зоя закатила глаза:

— Я тебе говорила, что бабы тебя?..

— Говорила. Осталось найти нужную бабу, — Пан оглядел нас и галантно добавил: — То есть, женщину.

Тут я впервые за это утро подала голос:

— А в чем, собственно, дело?

Зоя с Паном посмотрели на меня как на умственно неполноценную.