Думаю, ясно, что за годы погони за самолетами мы ни разу не догнали ни один, что уж говорить о том, чтобы перегнать. Порой такое близкое и доступное кажется таким далеким и несбыточным. Но нам было весело. Едва найдя в небе самолет, мы расправляли руки-крылья. Я, словно капитан, обращался к несуществующим пассажирам наших с Вадиком фантазийных самолетов: мол, уважаемые, в небе над Москвой замечено дружественное судно, которое летит на Южный полюс в гости к пингвинам, и нам предстоит его догнать и перегнать, потому что наши с Вадиком самолеты везут подарки для южных птиц и украшения для антарктических льдов, чтобы успеть украсить Полюс до приезда вышеназванных пассажиров. Каждый раз мы с Вадиком верили и загадывали: пусть хотя бы один-единственный раз нам повезет и мы обгоним самолет в небе! Но раз за разом, лето за летом пассажиры пролетающих над Москвой кораблей прибывали на Южный полюс первее нас и праздновали дружественный союз человека и пингвина без ярких ленточек и завернутых в разноцветные упаковки подарков. Мы с другом грустили, но недолго, поскольку, возвращаясь домой после пробежки, придумывали, перебивая друг друга, какие приключения ждали приезжих гостей на холодном континенте, а пингвины им помогали и выручали из сложных и забавных ситуаций.

Как же тогда было весело. Никаких взрослых проблем и тревог. Никаких забот. Только самолеты, солнце и пингвины, которые, собравшись стайками во льдах далекой Антарктиды, задирают головы вверх и водят клювами в поисках железных птиц в небе.

Внезапно я слышу далекий гул, похожий на отзвуки взрывной волны, и смотрю вверх. В небе появилось второе ослепительно яркое солнце. Огромный бело-лимонный шар, обрамленный красным кольцом, увеличивался с каждой секундой. Я вдруг понял, что это не новое светило. Это взорвался самолет, за которым мы бежали.

Ноги подкосились. Силы вдруг вытекли из меня, я не мог стоять. Я упал на тротуар и закрыл глаза. Но почувствовал под собой не мягкий, подплавленный из-за жары асфальт, а грубый деревянный настил.

В третий раз открываю глаза. И увиденное, ощущаемое поражает. Я лежу в коридоре какой-то сельской больницы: пахнет сыростью, стены обшарпаны, нет ни столов, ни стульев, во все кабинеты, выходящие в коридор, раскрыты двери. Не слышно ни звука, словно больница мертва, будто здесь никого и никогда не было. Опускаю глаза и вздрагиваю: я лежу, накрытый одеялом на жестких досках в самом начале коридора. Что это за видение?! Никогда не был в этом месте, никогда не оказывался в таком положении! Я осмотрелся по сторонам, но не увидел ни одной живой души.

Вдруг слышу всхлип, который превратился в тихий плач. Я поднял голову и посмотрел в другой конец коридора. Опешил в который раз за последние минуты. На одной-единственной ободранной банкетке сидела согнувшись, возникнув из ниоткуда, Лиза, пряча лицо в ладонях. Ее тело сотрясалось от плача и стонов.

- Лиз? Лиза! – позвал я, вскочил с настила и подбежал к супруге. Рухнул рядом на банкетку, прижал к себе, гладил по плечам и волосам.

Мне было тревожно и страшно. Я понимал, что это нереально – не могло быть реальностью! – однако становилось не по себе. Что же в этот раз уготовано испытать?

Лиза не отнимала от лица ладоней, а продолжала рыдать и раскачиваться. Я не мог выдавить ни слова. Так прошла минута. Наконец она произнесла сквозь всхлипы:

- Я потеряла его…

- Что?.. Что… – Я замотал головой. Сердце застучало быстрее.

- Потеряла... Нашего ребенка...

Ее голос сошел на крик. Сердце подскочило к горлу. Лиза вскинулась и, скалясь, яростно посмотрела на меня. Я отпрянул, часто дыша, и опустил глаза на ее живот. Он был большой, как на последнем месяце, но вдруг из-под юбки потекло что-то темно-красное, скапывая на пол, расплываясь по банкетке – кровь. Я шарахнулся и вскочил, вновь посмотрел на супругу, ничего не понимая. И вскричал.

Вместо ее лица на меня смотрело черное пятно, а на месте глаз были огромные прорези без зрачков. Чудовищное нечто, одетое в платье супруги, окровавленное, вскочило, поедая белесыми разрезами вместо глаз, заверещало и накинулось на меня.

Я не успел убежать. Успел лишь истошно завопить и закрыть лицо руками.

Кажется, оно на меня налетело и поглотило...

Но к своей бесконечной радости я очнулся, по-настоящему. И вместе с сознанием ко мне вернулся голос. Я вскричал, чувствуя жар и дрожь во всем теле. Вслед за мной охнул еще кто-то. Я резко повернул голову, не готовый встретить новое испытание, безумно вращая зрачками и задыхаясь – страшное волнение раздирало грудь. На лице и теле выступил обжигающий кожу пот.

Я тяжело восстанавливался в реальности, не успевая соотносить увиденное с действительным. Мне потребовались секунды, чтобы только начать приходить в себя: до этого я испытывал невообразимый страх. Надо мной, припав на колени, склонились Элт и, что удивительно, Улло. Оба беспокойно смотрели на меня, ожидая, когда я приду в норму.

- Константин? Ты с нами? Скажи что-нибудь, – произнес Милиан, тревожно глядя на меня, с силой сжимая плечо.

- Я... да... я… был в Сознании… – просипел я, едва отдышавшись, проводя рукой по лицу, осознавая, хоть и с большим трудом, что игры разума миновали.

- Нет. Вы отключились на короткое время, – сказал хранитель, решив, что я задал вопрос, и даже не понял, о чем идет речь.

- Нет... – Я помотал головой и, отдышавшись, чуть увереннее повторил: – Я был в Сознании. Том самом. Понимаете? Мне кажется… это было оно.

Улло, услышав слова, медленно приподнялся, сел на стул прямо позади себя и так же медленно откинулся на его спинку, не сводя с меня широко распахнутых глаз. По его взгляду я понял: он догадался, что я имел в виду.

- Не… невероятно, – кажется, осознал и Элт. Ведь я говорил не о человеческих мыслях в голове. О нечто большем, об особой мировой вселенной, созданной и подчиняющейся одной личности силой ее же разума.

Я тяжело дышал и, кажется, дрожал от пережитого в таких реалистических видениях. Чудовище еще стояло перед моими глазами словно живое. Я зажмурился, потряс головой, пытаясь навсегда избавиться от него, и вновь провел по лицу ладонями.

- Принесете ему воды? – Улло взглянул на хранителя. Тот без лишних вопросов уплыл к дальнему столу с графином.

- Можешь встать? Или сесть? – Милиан протянул мне руку, подавшись вперед.

- Да, сейчас…

Подняв ладонь, отказываясь от помощи, я оперся о мягкое сидение дивана, рядом с которым, видимо, и свалился. Остро чувствуя дрожь во всем теле, остался на полу, опираясь о мебель спиной, не в силах пересесть.

- Что вы видели? – серьезно спросил вернувшийся Элт и протянул мне стакан с водой. Я посмотрел на хранителя и качнул головой, принимая стакан, тут же делая несколько больших глотков.

- Свое детство. Такое реальное. Дважды. И Лизу, мою жену. И какое-то существо, – прошептал я, нехотя восстанавливая в памяти пугающие картины.

- Как оно выглядело, существо?

- Оно было одето в ее, Лизы, платье. Оно притворилось ею. Сказало, что потеряло ребенка. А потом превратилась из Лизы в… даже не знаю, во что. Осязаемая тень, черный силуэт. С огромной головой, вместо глаз – белые дыры. И страшно верещит.

В горле до сих пор сухо. Глотнул воды еще раз. Практически ничего в стакане не осталось. Элт и Улло молча переглянулись. Что, что они думают, о чем строят предположения? Почему молчат? Мне страшнее из-за их таинственного безмолвия, чем от допущения, что услышу нечто нехорошее и жутко пугающее.

- Оно, что бы ни было, воспользовалось моими воспоминаниями, – произнес я, прерывая паузу. – Наша прогулка с сестрой. Игры с другом. Ожидание… первого ребенка. Исковеркало их, лишило главного. Убрала, стерла. Сестра, фантазии и мечты, мой... наш с Лизой... Почему оно это делает? И как ему удается? Что всё это?

- Оно питается яркими, потому сильными, эмоциями. Крадет их. Рушитмир воспоминаний, поглощаетих силу и опустошает мага, присваивает себе украденную энергию. Благодаря этому выстраивается, обновляется, полнится и растет, вкладывая отнятое в фундамент своего миропорядка. И становится сильнее. По воле своего автора, –произнес Элт.