Девочка почему-то безрадостно кивнула.

- Константин ведь не умрет? – вдруг тихо спросила Венди. Ее вопрос услышал Милиан, выходя из ванной вслед за Меро. – Что за магия, сразившая его? Она сильнее его, он с ней справится?

Кани грустно смотрела на Милиана. Тот подсел рядом с внучкой и взял в руки ее ладони, доверительно заглядывая в лицо.

- Это и предстоит выяснить, – ответил за Милиана Меро. – Пока не ясно, насколько она опасно токсична. Но надо быстрее разрешить вопрос, чтобы Константину не стало хуже, чтобы помочь ему как можно раньше справляться со сложностями и трудностями, которые могут возникнуть, если магия начнет творить нечто и поставит его жизнь и здоровье под угрозу.

- Мы будем вместе с ним. Будем рядом. Помогать справляться. Всё будет хорошо, – утешительно произнес Улло, желая сам поверить в искренность своих слов.

Он не хотел подавать вид, что так же сильно, как и Венди, беспокоится об инициированном маге, своем ученике.

Я сидел в зале какого-то концертного холла и, видимо, ожидал начала сценического действия, как и другие бывшие здесь зрители. Был один – без сопровождения, по крайней мере, когда оглядывался по сторонам, среди гостей вечера не увидел кого-либо из родных или друзей. Свет погас, шорохи затихли, на сцену вышли инструменталисты духового оркестра и расселись по своим местам. Вслед за ними вышла дама и сообщила, что дирижер оркестра заболел и нужна срочная замена, чтобы концерт состоялся. Тут все зрители разом посмотрели на меня. Я оглядел себя, удивившись, что каким-то невероятным образом оказался в темном фраке, в котором выхожу на спектакли, и под аплодисменты вышел на сцену, нисколечко не изумившись, что стал внезапным маэстро на вечер. Мне вручили длинный стержень шариковой ручки, который почему-то служил дирижерской палочкой, и я взмахнул им, откуда-то зная, что́ надо вести, какое произведение играть.

В следующий момент задний сценический занавес обвалился на пол и моему взору открылась страшная картина: зал и сцена находились прямо на краю брызжущей, раскаленной магической осязаемой массы, будто лавы, изнаночной Жилы. Она словно река тянулась в обе стороны и не было ей ни конца, ни края. От нее исходил жар. Все зрители повскакивали со своих мест и разбежались, а музыканты зачем-то утопили инструменты в Жиле, также ретировавшись.

Я стоял на опустевшей сцене, смотрел на Жилу и ничего не предпринимал. Вдруг она стала разливаться, расширять русло. Жила закипела, заклокотала, в ней поднялся какой-то пузырь, который, я боялся, лопнет и обольет меня магией словно кипятком, ошпарит, погубит. Но пузырь быстро оформился в человеческий силуэт – и вскоре из Жилы, сотканный ею же, мне навстречу шагнул Морсус.

Я попятился и хотел бежать. Но темный маг протянул ко мне свои руки, которые невероятным образом эластично вытянулись, и пронзил меня ими насквозь. Я не успел ничего понять, лишь сдавленно вскрикнул. Затем последовал сильный толчок: Морсус резко наклонился своим корпусом вперед, словно наваливался на меня. Вместе с ним в этот же момент я повторил его движение. Через секунду он высвободил из меня свои руки. Они вновь были естественной длины. На мне не осталось никаких следов.

И тут пол подо мной буквально просел и исчез. Я падал. Сверху на меня летела расплавленная Жила – всё, что осталось от Морсуса.

Наверное, я так и не долетел. Потому что проснулся, распахнув глаза, вздрогнул, слишком резко вдохнув полной грудью. А спустя мгновение дернулся повторно, увидев над собой два склоненных силуэта. Не сразу распознал лица знакомых магов.

За окном стояла ночь или довольно поздний вечер. Под потолком витал огонек, неярким лунным сиянием озаряя погруженную во тьму комнату. Постель подо мной сбита и скомкана. Одеяло съехало в сторону. Меро одной рукой держал меня за запястье, прижав к нему холодный кулон, а второй смачивал мой лоб влажным полотенцем. Рядом стоял Милиан и тревожно вглядывался мне в лицо.

Пытаясь унять бьющееся в груди и ухающее в ушах сердце, я глубоко задышал, пытаясь отпустить мысли о странном, непонятном, неясном, неприятном сновидении. Оно что-то предрекает, объясняет, или это обычный кошмар?

Я молча переводил взгляд с Меро на Милиана, а те в свою очередь внимательно изучали меня.

- Ты весь взмок. Тебя лихорадило. Снился кошмар? – спросил Улло.

Я чувствовал, что майка на спине, подушка и наволочка подо мной горячие и влажные. Тело, казалось, горело, точно в летнюю жару и духоту. К шее прилипли намокшие волосы. Я слизнул языком капли пота с верхней губы.

- Уже лучше, – произнес я, поднял руку, требовательным движением выдрал полотенце из ладони лекаря и лежа обтер им лицо, шею и плечи.

- Как себя чувствуешь? – услышал я Милиана. В его тоне я разобрал нотки заботы и опасения.

- Как только может чувствовать себя человек, бывший на грани жизни и смерти, – выдохнул я в полотенце, прижав его к лицу и выдавливая холодную влагу. Опустил руку с полотенцем вдоль тела на кровать и, еще не до конца пробудившись от кошмара, посмотрел на Улло и Меро.

Лекарь убрал кулон в нагрудный карман, забрал полотенце и смочил его в тазу рядом на стуле. Милиан явно хотел что-то сказать, но не знал, как и что произнести: отблагодарить, извиниться, сообщить нейтральное, рассказать, чем закончилась схватка. Решился – выбрал последнее.

- Морсус побежден. Теперь окончательно и навсегда. Его перстень уничтожен.

Я закрыл и вновь открыл веки, показывая, что услышал и воспринял информацию. Немного поморщился, опираясь на до сих пор саднившую от раны ладонь, и медленно сел.

- Как Венди? – произнес я, повернув лицо к Милиану и подтягивая на себе одеяло. Проводник некоторое время изучающе смотрел на меня.

- В порядке. Всё хорошо. Она очень хотела увидеть тебя все эти дни.

Хорошо, что не давали ей этой возможности, тут же подумалось.

- Всё, что ты сделал… благодаря тебе… там… Ты вовсе не обязан был... – сумбурно заговорил Улло.

Милиан заметно волновался. Обычно он так ясно выражается, что слушать хочется как отца родного, а посмотрит порой, словно в это время курок на пистолете взводит и в тебя целится. Так, выходит, чтобы пробить его на сантименты, мне нужно делать вид, что умираю, а потом выживать? Ну так себе способ, конечно, до добра однажды не доведет. Да и вообще. Внес он этими словами нотку грусти, опять бередит воспоминания, такие тяжелые и тягостные для меня.

- Это был мой выбор, – отрезав, глухо выдавил я, отворачиваясь, не желая продолжать разговор дальше по этой линии.

Милиан понимающе кивнул и быстрыми движениями оправил помятую постель. Я взъерошил влажные волосы, решив, что не мешало бы освежиться. Утром надо воспользоваться статусом «по Карлсону» – «самым больным в мире человеком» – и заполучить доступ к ванной комнате, потому что больным всегда потакают. Не хочу, конечно, и не люблю болеть. Да и кто из взрослых любит? Однажды приехали мы с Лизой к Кристинке и Матусу в гости в Брно, так я с утра первого дня где-то талантливо сумел подхватить вирус да так все дни короткого отпуска и провалялся с температурой и слабостью, никуда не выходя из дома. А Лиза, в часы, не занятые уходом за мной, веселилась вместе с моей сестрой и ее мужем в то время, когда я сморкался в платок, пил противовирусные и разглядывал ртутный градусник, кутаясь в одеяло. Когда, наполовину выздоровевший, улетал с Лизой обратно в Москву, выяснилось, что заболел Матус, потом он заразил Кристину, а тогда еще малышу Яреку было хоть бы хны, видимо, обошла его стороной зараза. Все шишки, естественно, полетели на меня, что я плохо лечился, и сестре и зятю пришлось взять короткий больничный. Лиза по прилету в Москву, начав для профилактики пить действенные витамины, во-первых, вынудила меня ходить по квартире в медицинской маске и, во-вторых, спать, пока ни я, ни она полностью не оправимся, на диване, подальше от нее. Вот от Лизы вообще не ожидал такого! На этой почве мы даже немного поссорились и в итоге получилось так, как она и хотела: две ночи я спал на диване и был на супругу обижен. Лишь дни спустя от нее же и узнал, что это был такой особенный акт предохранения от иных потенциальных воздушно-капельных болячек: Лиза, уже носившая нашего первенца, но еще не рассказавшая об этом мне, слишком глубоко и серьезно (и по мне – несколько чудно́) ушла в заботливую охрану своего здоровья.