- Скажите Венди, что я в порядке. Даже если это не так, – произнес я.

Последовавшее и затянувшееся молчание со стороны Меро и Улло мне не понравилось. Ощущение, будто я сказал фразу между прочим и не по-настоящему, но выходило, словно реально что-то не так. Я посмотрел на магов взглядом, требующим честного и немедленно ответа.

- Что вы живы, это, безусловно, облегчение. Но также нужно понять, что за заклятие использовал Морсус в последний момент перед своим исчезновением, которое опробовал на вас, – осторожно признался врач, протягивая мне намоченное полотенце и взглядом приказывая лечь обратно.

Я опустился на кровать и расправил полотенце на лбу. В голове еще пульсировало.

- Но ты встанешь на ноги, – сказал Милиан.

Я смотрел на него, думая и не представляя, что с ним было, когда он тревожился за меня. Так много оставалось понять: что сотворил со мной Морсус, насколько это опасно для меня, выживу ли я после этого, как я очутился в квартире Кани, как меня доставили сюда, что сейчас будет с магическим миром, утихомирится ли наконец Жила… Не самые лучшие мысли для обдумывания на ночь глядя. Опять засосало под ложечкой. Страх смерти, даже когда кажется, что она отступила, еще витал над головой и сдавливал разум.

- Я введу лекарство, чтобы вы чувствовали себя лучше. – Меро прошел до стола, где оставил портфель, и стал в нем рыться.

- Я что, без ваших волшебных уколов сам уснуть не смогу? – недовольно процедил я и сразу извинился тем же тоном.

Как меня взбесила вся эта ситуация: от пережитого ужаса я превратился в тугой комок нервов, и мне хотелось только одного-единственного – оказаться рядом со своими девочками, крепко-крепко их обнимать и целовать, ни о чем больше не думая.

Воображая, как предстану перед Лизой и дочками после долгого отсутствия (хотя понимал, что время в Москве по взмаху волшебной палочки Улло для меня застыло, да вот только не застыло здесь), я задумчиво смотрел в одну точку перед собой, обволакиваемый теплыми представлениями о воссоединении с семьей. В этот момент медицинская игла вонзилась в вену на внутреннем локтевом сгибе. Тело вновь отяжелело, разум окутало что-то приятно теплое и воздушное. Я успел повернуть голову и посмотреть на Милиана. В следующий миг веки опустились. Надеюсь, нового кошмара не предвидится.

***

- Не так я себе представлял наш разговор, когда он очнется.

После минутного молчания негромко произнес Улло. Он и Меро еще некоторое время смотрели на инициированного, который погружался в сон. Удостоверившись, что тот дышит ровно и спокойно, лекарь снял с его головы полотенце и оставил у таза с водой.

- Спиши всё на волнение, – вздохнул Меро и коснулся плеча Улло, предлагая ему покинуть комнату. – Понимаю твою заботу о нем. Ты к нему привязался. Как и к своим предыдущим ученикам. Ты ко всем хорошо относишься.

Выходя из комнаты, Улло погасил маячок-лампочку, витавшую под потолком. Меро вышел с портфелем в руке и закрыл за собой дверь.

- Что же с ним может быть... – Милиан опустился на диван и потеребил висевшие на груди на цепочке очки, глядя куда-то перед собой.

- Я не берусь что-либо утверждать. Повторюсь в который раз. Надо изучать. И как можно скорее. Вдруг это отравляющее заклятие медленного действия, и Константин будет медленно умирать, совершенно об этом не подозревая, – вполголоса произнес Меро.

Улло поднял на него глаза, полные тревоги. Врач промолчал и направился к выходу.

- Ты сильно задержался. Прости. Уже достаточно поздно. – Милиан встал проводить Меро.

- Не извиняйся, я же сам остался, иначе быть не могло. – Тот помотал головой, запахиваясь в плащ. – Если Венди еще не легла спать, когда вернешься домой, извинись перед ней за меня. Что не пропустил ее к Константину. Он правда еще не в том состоянии, – добавил Меро, беря в руки портфель и доставая кулон. Улло кивнул.

Лекарь ушел. Милиан поправил шторы и занавески на всех окнах, оставив меж ними лишь тонкие щели для неяркого света, льющегося от фонарных столбов, звезд и луны.

Он вернулся на диван и лег на него. Сейчас немного отдохнет, приведет мысли в порядок, закрепит и удостоверит защитные печати на квартире Кани и вернется домой, к Венди и ее няне, которые, собственно, уже могли лечь спать. Тогда он не станет их будить и уйдет к себе в комнату. Ее максимальный мебельный минимализм удивлял тех, кто впервые оказывался у него: несколько крепких настенных полок, на которых умещалось всё вперемежку – от книг и журналов до инструментов для ремонта, полутороспальная кровать и причудливой формы тумба со столешницей. На обеих стенах – картины супруги: она больше рисовала городские пейзажи и природу, так легко нанося мазки, точно казалось – всё настолько легкое и мимолетное, что упорхнет при малейшем дуновении даже слабого ветра, унесется, словно воспоминание, останется лишь один пустой холст. В комнате можно отдыхать от суеты, разглядывая яркие краски жизнерадостной столицы и пышущей природы, чем он, Улло, и занимался.

Милиан закрыл глаза, пытаясь отогнать тревожные мысли и думая о завтрашнем дне, который, он надеялся, принесет больше удач и пройдет без лишних тревог. А Константин обязательно поправится.

В утро, следующее за ночью кошмара, когда я вышел из комнаты, первое, что услышал, показавшись в назовем это гостиной, был громкий и радостный голос Венди. Она назвала меня по имени, спрыгнув с табурета на кухне, стрелой выбежала навстречу и, сияя глазами, в которых читалась безумная радость, на эмоциях схватила меня за руки, прыгая от нетерпения.

- Привет, – произнес я, улыбаясь. Вид у меня помятый, несвежий, я это понимал даже без взгляда в зеркало. Но девочке всё равно: она была безгранично рада видеть меня на ногах.

- Как хорошо, что вы поправились! – протараторила она и, взметнув ко мне взгляд светлых серых глазенок, вдруг порывисто обняла. Я малость стушевался, не ожидавший от нее такого проявления эмоций, но положил руки на плечи и дружески потрепал. Ее сердце так быстро билось, что я боялся, будто оно выскочит. Вышли и Улло и Кани. Я посмотрел на них. Оба улыбнулись, глядя на девочку, и приветственно кивнули мне.

- Кани, у вас очень милый дом, – произнес я, оглядев пространство, и остановил взгляд на волшебнице. Волосы уложены в ту же прическу, когда я видел Кани первый раз, только сейчас женщина одета в свободную юбку и светлую блузу с длинными рукавами.

- Спасибо, Константин. Рада, что вам лучше. – Кани одарила меня теплой, будто материнской улыбкой.

- Я могу воспользоваться душем? – спросил я.

Женщина улыбнулась шире и вытянула ладонь в безотказном, приглашающем жесте.

- Венди, дяде Косте нужно освежиться. Я спал долго, как медведь в спячке. – Не уверен, поняла ли Венди, кто такой медведь, может, они в Изнанке и не водятся, по крайней мере, я не читал, но девочка разжала руки и отступила.

- Бери что необходимо, – сказал Милиан. Я еще раз посмотрел на своих волшебных друзей и удалился в ванную.

Хорошо, что в доме Кани оказались рычажки-регуляторы и дозаторы, чтобы вручную, без магии, изменять напор и температуру воды, ведь я так и оставил свою палочку лежать на стуле в комнате. Я с минуту повертелся перед зеркалом, осматривая и ощупывая на себе практически зажившие ссадины. Шрамов от разящей темной магии почти не осталось. С каким блаженством принимал душ, описать не получится: это было в высшей степени удовольствие. После почти недельной разлуки даже с элементарным мылом я думал, что лучше в жизни ничего быть не может. Вновь воспользовался станком и окончательно сбрил новую наметившуюся щетину. Досуха растерев волосы широким полотенцем, переоделся в одежду мне по размеру: стиранная и отглаженная, она лежала на полке рядом с полотенцами – брюки и рубашка, что я носил в хранилище. Даже тапочки для меня приобрели, вот приятно. Как-то неловко получается: живу тут, место занимаю, своей беспомощностью требую к себе внимание, еще лечат меня задаром, тратятся на меня, кормят, одевают, разрешают всем пользоваться… Что за удивительный изнаночный народ! Я даже для Вадика, лучшего друга, могу при обстоятельствах лишний рубль зажать, а тут совершенно иное отношение к чужеземцам. Нет, не то чтобы Вадик чужеземец, он всё-таки родился и двадцать лет жил в Москве, но потом свалил в Питер. Эх, Вадя, надо с тобой увидеться, встретиться, не дожидаясь ближайших ноябрьских праздников. Так вот умер бы здесь, в Изнанке, и не свиделись больше никогда.