– Никогда, – простонал мужик, – никогда я не признаюсь в верности богу-узурпатору! И ничего не скажу больше… добей, раз хочешь! Найду, всех вас найду после перерождения!..

Лоренц обессиленно присел обратно на табурет. Голова шла кругом. Этого они нашли; а сколько ещё предателей, подобных ему, скрывается в деревнях? Бог-узурпатор… Всесветный не сразу пришёл на их земли, но он доказал свою силу, объединив княжества под своими знамёнами. Во что же веруют эти люди? Так много вопросов, и вряд ли выйдет получить на них ответы от этого человека.

– Обыщите его одежду, – слабым голосом велел он. – Всё, что найдёте, несите в управу. После заприте в одиночестве в самой дальней камере. Пусть рядом дежурит полдюжины человек.

Караульный, стоящий у изголовья, низко поклонился в ответ и начал неспешно отвязывать руки. Лоренц бросил на Жана последний взгляд – тот лежал с закрытыми глазами, по лицу его текли слёзы, и он крупно дрожал от нахлынувшей боли.

– Ничего мне больше не скажешь? – тихо спросил юноша. Пленник тяжело повернул голову и открыл налитые кровью глаза.

– Это я поджёг конюшни, – хрипло прошептал он. – Это я выпустил скот. Ничего не скажу больше. Убивайте, если хотите. Но младшего старосту я не трогал.

– Зачем? – юноша склонился над ним. – Зачем ты это сделал? Как это тебе помогло?..

Пленник криво улыбнулся пересохшими губами.

– Чёрная душа твоя, – прохрипел он, – никто, никто не примет её. Узурпатор не пропустит к себе, небеса не дадут родиться вновь. Во что веруешь сам, если живёшь неправедно?

Лоренц замер.

– Продолжайте, – прошептал он. – Уж если за предательство закрыть вдруг не выйдет, так за оскорбления точно достанется. Я вернусь позже, и узнаю все ответы, которые мне нужны, – опершись на трость, он с трудом поднялся на ноги и побрёл прочь в коридоры подвала.

– Да… – он обернулся у самого выхода. – Опросите остальных. Как закончите с этим. Нужно знать, чем они занимались сегодня в ночь, – и с этими словами Лоренц продолжил свой путь. В запертой камере с десятком людей, ожидавших своей очереди на допрос, чувствовалось волнение. Крики от дыбы ввергли их в панику, и каждый уже, верно, представлял себя на месте пленника. Сиятельство подошёл к ним.

– Где ночует помощник Юса, который прибился с другой деревни? – негромко спросил он. Ближайший к нему мужик поднял глаза.

– А что ж, он сам не сумел вам сказать? – грустно усмехнувшись, спросил он. – Нам-то что с того будет? А ежели вернётся и леща даст, коль узнает, кто сдал?

– Он никому ничего не даст, – отрезал Лоренц, – лично прослежу, чтоб добрая половина всех караульных дежурила у его камеры. И тебя, если ты продолжишь беседу в таком тоне, тоже высекут за неуважение. Где он ночует?

Собеседник оробел.

– Ну, это… за амбаром несколько пристроек, да… он вроде в самой хлипкой, уж что ему смогли выделить за усердие… вы-де у Юса-то спросите после. Он, вроде ж, у себя остался?

– Эй, ВашСиятельство, – раздался голос позади, – а пошто нас держат-то?

– Да, верно, когда по домам распустят? – вторил ему возглас с другой стороны. – Первых-то быстро меняли, а нонче чего происходит-то, а?

– Распустят, – мрачно ответил Лоренц, направляясь к лестнице. – Сейчас закончат с Жаном и за вас возьмутся.

Позади раздался взволнованный шёпот. Юноша, не оборачиваясь, поковылял наверх. Анешка ушла уже спать, Юлек продолжал сидеть в комнате, рассеянно глядя в ночное окно. Услыхав шаги, он грузно поднялся, размял спину и повернулся к Лоренцу.

– Как ваши успехи, господин? – тоскливо спросил он. – Знахарка приходила, сказала, что-де понять-то мало что уже можно, но похоже, что именно тем ножичком и чикнули, нда… так как у вас там?

– Я уже и не сомневался, – пробормотал Лоренц едва слышно. – А ведь и его видели в тот день, да так рано, всего ведь можно было избежать!.. – на душе снова заскребло. – Ну почему, почему именно я…

– Ваше Сиятельство? – поднял брови Юлек. Юноша вздохнул.

– Подручный Юса передавал на юг новости о легионе. Он пропускал сюда фратейцев и убил Олафа. Он устроил сегодня беспорядки. Допросите с утра Юса и остальных его помощников: быть не может, чтоб они о том ничего не знали. А я… у меня ещё есть одно дело.

– И что же, до утра не подождёт ваше дело, что ж за срочность такая? – растерялся староста. – А по мелкому кто сказал что-нибудь?

Лоренц покачал головой.

– Вот как… – пробормотал Юлек. – Что ж… значит, продолжаем.

– Я потому и хочу сейчас проверить его дом, – вдруг сказал Лоренц, глядя куда-то в стену над расшитым покрывалом, которым накрыли мёртвое тело. – Я поклясться готов, что это его гости. Никто ведьбольше так страшно не мог. Потому и хочу… допросите Юса. Пожалуйста, – едва слышно добавил он. – И велите… соберите свободных караульных и велите присмотреть, чтоб все сидели по домам этой ночью. Если кто выйдет, пусть сразу тащат тоже в подвалы. Всех жителей на дыбу положим, если потребуется.

Путь до амбара он преодолел на удивление быстро. То ли нога стала заживать, то ли сказалось отсутствие зевак на улицах. Дверь всё так же была открыта; недовольно проворчав, Лоренц добрёл до дома и несколько раз требовательно ударил в неё тростью.

– Кого там нелёгкая принесла в такую темень? – раздался недовольный голос из-за стены. Дверь распахнулась, за ней стоял Юс в одной рубахе и с взъерошенными волосами. Увидав Сиятельство, он охнул и зашёл голыми ногами обратно за дверь.

– Чем обязан? – хмуро, но уже вежливей спросил он.

– Почему амбар ещё открыт? – Лоренц оттолкнул дверь тростью и притянул мужика ближе за развязанный ворот. – Я тебе что днём сказал? Тебя тоже за непослушание в подвалы отвести?!

– Я закрыл! – возмутился Юс. Ступив на холодное крыльцо, он поёжился. – Вот же, поглядите сами!.. – он махнул рукой в сторону амбара и ахнул. Наскоро надев сапоги прямо на голые ноги, он вприпрыжку добежал до двери и повертел в руках замок.

– Не сломан… – пробормотал он, – ключом открыт… может, кто утащил?

– А может, ты врёшь вотчиннику в глаза и не краснеешь даже? – прошипел Лоренц. – Опять, верно, зерно таскал для браги своей, да в пьянстве забыл следы замести! Где ваш пришлый живёт, отвечай – хоть здесь, надеюсь, правду мне скажешь!

Мужик оробел.

– Я закрывал… я убирал… я, окромя как ночью, больше и не… Мар-то там живёт, на заднем дворе сараюшка. Но меня это, того самое, не радует. Мошт, хоть постового какого велите поставить? А вдруг после конюшен-то и за зерно поджигатели примутся?

– Постовые к вам этой ночью ещё наведаются, – мрачно пообещал Лоренц, обходя его дом. – Вот только не для того… замок закрой, пока и правда кто другой не зашёл туда.

На заднем дворе стояли три крепко сбитых сарайчика. Один из них был поменьше остальных, но зато на двери висел замок не меньше амбарного. Покрутив его в руках, юноша вздохнул и навалился на дверь сараюшки. Проржавелые петли с готовностью заскрипели, ветхое дерево затрещало, и дверь рухнула внутрь. Лоренц закрыл рукавом лицо, но пыли от падения, на удивление, не оказалось.

– Давай посмотрим, Жан, – прошептал он, стоя на месте и моргая, пока глаза привыкали к темноте, – что я могу у тебя ещё найти, кроме этого фратейского ножа…

Кровать была неаккуратно застелена старым покрывалом, единственное прорубленное окошко закрывали связанные верёвкой ставни. На столе лежало несколько порядком оплавленных уже свечей. Лоренц медленно прошёл внутрь, сперва исследуя дорогу тростью, будто слепой. Ничего необычного в комнатке не было; с другой стороны, рассудил он, а что я ищу? Есть ли какие доказательства причастности выше, чем личное признание? Он подошёл к покосившемуся комоду: ни еды, ни хотя бы чашки на нём не было. Похоже, Юс держит помощников у себя в доме, распуская только на ночлег. Нижняя полка была завалена какими-то свёртками, тканью и старой бумагой.

– А ты у нас, похоже, образованный… – пробормотал Лоренц, присев перед комодом. – Не топил же ты этим… – листы были испещрены кривыми подобиями букв, словно человек, писавший их, только-только обучился грамоте. Рядом были неизвестные юноше символы – такие же неуверенные и кривые. Рядом с каждой буквой. Рядом с каждым словом.