– У остальных всё легче, – оруженосец попытался было улыбнуться, но лицо исказила гримаса боли, – у Золтана ранена ладонь, пальцы, верно, тоже отнимут, но хоть жив будет. Иржи перебили плечо, он не сможет держать оружие ближайший год. У Кима ожоги, он пытался тушить караульную. У Исы…
– Хватит, – едва слышно велел Сиятельство. С каждой новостью его сердцу становилось всё больней. – Где мы? – он внезапно понял, что об этом Олаф пока ничего не сказал.
– Мы в Терновке, – просто ответил тот, – Его Благородие Ян говорил, что сюда отправляют всех раненых с границ.
– И девка-мельничиха… – прошептал Лоренц пересохшими губами. Легче ему не стало. – Они выступят? Пока мы тут? – голова закружилась, и он жадно вдохнул холодный воздух, пропахший травой и смолой. – Мы не нужны, Олаф?..
Оруженосец покачал головой.
– От больных на фронте мало толку, Ваше Сиятельство. Ваши люди остались с ними. Они помогут.
– ...ступай, – велел он, закрыв снова глаза. – Спасибо. Ты… помог. Ступай.
Снова раздались неровные шаги, и стук деревянного костыля, и шарканье подошвой сапога. Второе новолуние… непростительная роскошь – лежать два месяца на кровати, пока в десятке вёрст отсюда идёт бой. Сколько же пришло людей с востока? Неужели они решились перейти горы и мокрые леса? Лагерь не справится с армией, он ждал подмоги с другой стороны… стало так горько – за этот фуражный караван, за потерянных людей, за Лавра и его супругу. Розу, кажется?.. что это был за глупый приказ!.. хотя, если б Лоренц с отрядом не приехали бы в деревню, то откуда в лагере узнали бы о набеге с востока? Или они знали, и именно потому и направили офицеров?.. так много вопросов, и негде узнать на них ответы…
– А ну иди отсюда! – это был тот же женский голос, что и раньше. – Кыш! Больным нужен покой, а ты тут со своими фокусами!
– А так что, правда лежит вотчинник? – раздался восторженный детский голос, – а можно глянуть? А живой? А ходить будет? А к нам зайдёт? А…
– Поди прочь! – рявкнула женщина. Раздался знакомый стук костыля.
– Да ладно вам, пусть зайдёт, – Олаф наконец встрял в ссору, – господин узнал слишком много плохих новостей. Пусть хоть что-то хорошее тоже будет.
– Смотри мне, не нагружай его без толку, – женщина была недовольна, – как велит уйти, так сразу ступай домой!
Раздались быстрые лёгкие шаги. Лоренц повернулся на звук; к кровати вприпрыжку бежал мальчуган лет шести. Остановившись на почтенном расстоянии, он вытянулся и принялся глазеть на юношу, даже не пытаясь скрыть своё любопытство.
– А вы что же, настоящий вотчинник? Сказали, будто с Мерфоса. Но я там был, там другой староста, бородатый и толстый! – чуть картаво выпалил мальчишка.
– Оттуда, – едва слышно ответил Лоренц. – Это мой отец.
– Ооо, – с восторгом протянул тот. – Мой папаня тоже староста! Был старостой, – он загрустил, – помер с три месяца. Брат и мамка остались. А у вас братья есть?
– Нет… нет, – прошептал он. – Только сёстры.
Вспомнив Эберта, Лоренц почувствовал ещё один укол в сердце. Но если прошлые вызывали боль и горечь, то от этого не пришло ничего, кроме злости. Если я не вернусь, помни, что ты следующая наследница, сказал он Анне-Марии. Он не смеет, не смеет захватить место, если Лоренц умрёт в этой дыре, пропахнув хвоей и мятой! Катарина носит его ребёнка; если они выживут в родах, то не важно, будь там мальчик или девочка, власть перейдёт наследнику сразу, как только он подрастёт.
– Не свезло вам, – сообщил мальчишка, – с ними здорово. Меня Фрол звать, а вас?
– А ну хватит его донимать! – женщина наконец подошла к кровати. В руках её был поднос с мисками и бутылками, от которых хвоей несло стократ сильнее. – Извините его, ВашСиятельство, мальцу скучно, брат его названный дела деревенские решает, мамка заболела, вот он и носится, где могёт. Я сейчас вашими ранами займусь. А ну кыш! – шикнула она на мальчишку. Тот насупился и нехотя медленно пошёл обратно. Женщина вздохнула.
– Он сын старосты? – тихо спросил Лоренц. Та кивнула чуть рассеяно.
– Его Благородие Эван женился второй раз семь лет назад, заделал себе наконец законного наследника и помер со спокойной совестью этим летом. Фрол, как подрастёт, займёт его место. Дайте-ка взглянуть. Рукой шевелили? Зря это вы, видите, рана открылась.
Юноша прикрыл глаза. Двинуться, чтоб знахарка хотя бы присела на кровать рядом, сил не было.
– Он сказал про брата, – прошептал он. Голос окончательно его покинул, а от запаха трав с подноса начало подташнивать.
Женщина принялась распутывать тряпки на его плече. Руку обожгла боль.
– Юлек бастард, все это знают у нас. Заделал его Благородие лет в семнадцать, сразу признал своим и воспитал верно. Но всё равно мечтал о том, чтоб были и законные дети, чтобы фамилию передать. Не двигайте локтем, прошу вас. Двое жён у него умерло в родах вместе с детьми, долго он хмурым от этого ходил. А с Фролом вон как хорошо всё вышло. Сейчас больно будет, потерпите, – она принялась осторожно снимать с кожи последний слой ткани. К ней присохли корки от ран, тряпка сходила вместе с кожей. Лоренц тихо заскулил, сжав зубы. – Ну, ну, уже почти всё. Мамка болеет, поэтому ей не до дел. Вот Юлек и занимается управлением. Коли помрёт Ирма, то будет он в старостах до тех пор, пока Фролу не будет хотя бы пятнадцати лет. Неплохая судьба для бастарда, а? ВашСиятельство! Сиятельство! – она хлопнула его по здоровой щеке, – не теряйте чувств!
Лоренц чуть приоткрыл глаза. Какая знакомая уже красная пелена перед взглядом. Боль в плече была настолько сильна, что он едва чувствовал руку.
– Я подлечу и прикрою снова, – засуетилась знахарка, – вот, глядите, всё будет хорошо! – она окунула пальцы в миску, зачерпнула резко пахнущую зеленоватую массу и принялась распределять её по ране. Плечо мгновенно обожгло, локоть дёрнулся, а пальцы сами собой сжались в кулак. Женщина тихо прошептала что-то, коснулась пальцами лба и принялась вновь наматывать те же тряпки на руку.
– Мы, вестимо, лечим не так хорошо, как маатанские умельцы, чуму б на их дом. Но точно получше, чем в полевых лагерях. Уж в ранах и ядах понимание точно имеем, слишком много вас таких сюда прибывает, – она вздохнула. – Жаль оруженосца вашего, рана уже вся почернела, придётся отхватить ему ногу по самое бедро. Не все после выживают, предупредила его; а он велел, чтоб делали всё по правилам… смелый человек. Прошло у вас? Потерпите ещё чуть, сейчас ногу вашу тоже надобно…
Лоренц перестал слушать суетливый шёпот незнакомой знахарки. Чтоб хоть немного отвлечься от нестерпимой боли, он задумался о своём незваном госте. После истории о его старшем брате юноша почувствовал между ними удивительное сходство; разница была лишь в том, что Фрол с Юлеком, кажется, искренне считали друг друга семьёй. Будет ли это продолжаться, когда младший войдёт в подходящий возраст?.. тряпки с ног срывались так же непочтительно, и последние полосы порвали края раны ещё сильней. Знахарка осторожно подула на окровавленную кожу и передала Лоренцу небольшую бутыль.
– Выпейте, – велела она, – чтоб не так болело. Плечо-то было только поверх срезано, а здесь придётся попотеть.
Он послушно пригубил бутыль. Водка внутри обожгла его язык, и он закашлялся, глотнув её носом. Лекарь тем временем заканчивала наносить ту самую хвойную мазь, не переставая шептать слова молитвы.
– Тётушка Марта, тётушка Марта, к вам Юлек хотел зайти! – со двора снова послышался бойкий детский голос. Женщина неслышно выругалась и принялась наспех наматывать тряпки на раненую ногу. – Можно?
Лоренц только чуть кивнул. Марта вздохнула.
– Заходите, господин, только ненадолго, ежели возможно. Я по другим сейчас пойду, пока Софа не пришла.
К кровати неспешно подошёл мужчина лет тридцати, полноватый и уже начавший лысеть. За ним, постоянно выглядывая из-за плеча, просеменил Фрол.
– Юлек Бонмар, Ваше Сиятельство, – полный поклонился. – Исполняю обязанности старосты, пока госпожа не может заняться тем же.