Но пухлые ручки нежно толкнули его обратно, и толстенький субъект мячиком снова запрыгал вокруг него.

– Вы не понимаете ничего. А я вам объясню. Мы, – тут он величественно пнул себя кулачком в грудь, – новое искусство. Такого не было. Самое прогрессивное в мире! За все эпохи. Жизнь! – величественно взвизгнул он, закатив глаза. – Жизнь всегда была дойной коровой для искусства! Откуда вдохновение? Откуда фантазия?! Из жизни! И те, кто отрывался от ее сосцов, – погибали. Но даже сюжеты из жизни нас не спасли. Шекспировские страсти. Вообразите их в натуре, а! Актер? Что в нем? – тут толстячок презрительно сострадательно поглядел на Ивана Александровича… – Нам оставалось сделать последний шаг. И мы его сделали! Мы стали брать не только сюжеты из жизни, реальные судьбы людей, но и актеров тоже. Актерами стали те, кто по-настоящему участвует, живет в выбранном нами сюжете! Одним словом, мы переносим на экран подлинные, настоящие куски жизни…

– И протестов не бывает? Все счастливы?

– Помилуйте, какое недовольство? Вы живете себе своей жизнью и одновременно становитесь знаменитым. Ваша жизнь, самое в ней лучшее, интересное, показывается миллиардам. Вы герой настоящего искусства! И никаких хлопот, длинной роли, зубрежки… Все естественно. У нас, практически, не бывает дублей…

– Как дублей? – вздрогнул Иван Александрович.

– Ну, – тут человечек закрутился, стал носиться по кабинету и неожиданно пробормотал? – А ваш сотрудник – персонаж нашего фильма. Детективно-мистического, – пробормотал и замолк, и облегченно плюхнулся в кресло.

В кабинете наступила тишина. Наконец застрявшее у Ивана Александровича в голове поперек полено – выскользнуло, и он услышал свой голос:

– Вы убиваете, чтобы снять фильм?

Толстяк протестующе поднял руки:

– Что вы забубнили: убиваете, убиваете. Нет, конечно! Я все вам объяснил. Наши сценарии просто пишутся сразу в виде готовых судеб отдельных людей, настоящих судеб. Вашего сотрудника убили, потому что должны были убить в его настоящей судьбе! При чем здесь мы? Так ему на роду было написано, – теперь голосок у толстенького человека стал раздраженно-сварливым. – А наше дело было лишь заснять все это. А убийство вы расследуйте. Это ваша забота…

Иван Александрович машинально кивал головой. У него, как во время резких спусков самолета, как будто уши закладывало, и звуки пропадали.

– Да, да, – машинально кивал он, судорожно прислушиваясь к чему-то внутри.

В окне на белом, ровном фоне спокойного дня причудливо сплетались темные, выпуклые ветви деревьев. Ровный белый свет наполнял кабинет.

– А откуда вы узнали, что именно сегодня, скажем, его убьют? – наконец медленно проговорил он.

Тут толстяк даже подпрыгнул в кресле и горестно всплеснул ручками:

– Какой вы непонятливый! – закричал он тонко и противно. – Я ведь сказал вам. Сценарии – это кусок жизни. В нем все роли и персонажи – реальные судьбы реальных людей! Все настоящее! – завопил он и оборвал звук сердито.

Ивану Александровичу показалось, будто что-то тяжелое легло ему на шею и основание затылка. Он стал делать вращательные движения головой, пытаясь стряхнуть эту неприятную, сводящую с ума тяжесть. Но тут у него в голове вновь прояснилось, и просто, тихо он спросил:

– Что же, сценарий пишется заранее?

– Конечно, конечно. В этом-то все и дело. Это наша находка! – заорал облегченно-радостно человечек.

Тут Иван Александрович окончательно понял, что он спит и видит сон. И вздохнул. Во сне все может быть. Он спросил непринужденно.

– Быть может, есть сценарий, в котором и я участвую? И вы?

– Есть, есть. Конечно, есть. Мы с вами в одном сценарии участвуем. И ваш померший сотрудник там же, – толстяк широко улыбался, жмурился от удовольствия. Ясно было, он счастлив играть в одном сценарии с вами… Он вас любит…

Иван Александрович тоже улыбнулся и легко вздохнул. Сон есть сон.

– И можно прочитать?

– Вам можно, – сказал пухленький человек, – так задумано в сюжете, что вы читаете о своей судьбе. Книгу судьбы, так сказать, ха-ха-ха… Вот! – заорал он. – Наш каждый сценарий – это книга судьбы для тех, кто в нем герои, – и заливисто захохотал. – Это и есть главная находка! Какой ход!

– А кто их пишет? Сценарии?

Тут в кабинете все затихло, потому что толстяк сполз с сиденья и неожиданно мягко стал подкрадываться к окну. Бац!

– Убил, готово, – заорал он снова. – Комары, – пояснил он уже спокойно Ивану Александровичу. – Терпеть их не могу. У меня на них аллергия. Да, так о чем вы спрашивали?

Тут Ивану Александровичу в голову стукнула другая мысль.

– А она участвует?

– О, это ее первая роль. Ваша, впрочем, тоже.

Иван Александрович почувствовал, как сердце томительно напрягается. Какой странный сон. Он осторожно, стараясь делать это незаметно, крутил головой. Казалось ему, стоит освободиться от этой тяжести внизу затылка – и он проснется.

– Вы дьявол, – неожиданно для себя сказал он. – Но разве дьявол пишет судьбы? Где же Бог тогда? Или он покинул этот мир?

Толстяк обиженно поджал губы.

– Дьявол пишет сценарии, сценарии, мой дорогой, а не судьбы. Правда, – скромно добавил он, – прямо в виде судьбы, но это уже другое дело.

«Какое такое дело?» – хотелось спросить Ивану Александровичу, а потом взять и встряхнуть слегка этот жирненький круглый мячик. Он понимал, что спит, наяву киностудия вовсе не в таком здании помещалась, да и не помнил он такого места в городе вообще… и не мог проснуться. Господи!

– Где сценарий? – грубо спросил он и зло, не таясь, в упор посмотрел на человечка.

Тот вдруг затосковал, стал заламывать ручки и горестно выдохнул, весь слезясь от огорчения.

– Не дописан, не дописан еще. Вот в чем штука. Сценарист заболел…

«Врет, жирный поросенок», – с ненавистью подумал Иван Александрович.

Тут толстяк оживился вдруг…

– Ха-ха-ха, – захохотал он. – Все это пустяки, – и, неожиданно подбежав, хлопнул его по плечу. – Не берите вы себе это в голову. Ха-ха-ха… Завтра, завтра приходите и почитаете…

– Нет, – не отступил Иван Александрович. – А то, что написано, где? – спросил он, глядя в пол. И не успел подумать или сказать еще что-нибудь, как тонкая папка шлепнулась перед ним на стол.

Иван Александрович поднял глаза. Никого. Толстый человечек смылся. «Ну и сволочь!» – подумал он о толстяке от какого-то гадостного предчувствия.

Белый ровный день за окном спокойно лил свет. Сухо и пасмурно.

«Какой удивительный сон. Нет, торопиться я не буду. Такое не каждый день снится. Поглядим, что будет дальше. А проснуться всегда успеешь», – так думал Иван Александрович, открывая папочку.

…Ровно и быстро бежала лента асфальта под резиновыми колесами катафалка. Гроб слегка покачивало… Рубчатая выпуклая резина бешено мяла асфальт… Солнце слепым раскаленным добела кругом повисло…

«Да это ведь позавчера так было», – подумал Иван Александрович и перевернул страницу.

…Глянь, сегодня не хоронят. Рай и Ад на ремонте, Вася…

…Такого нет катафалка в Москве.

…Как нет?

Глаза Ивана Александровича прыгали по строчкам, а сам он уже сидел в своем кресле, тогда, в позавчера. Отчетливо слышал свой голос: «Занимайтесь и докладывайте, но ненавязчиво, ненавязчиво последите…»

И где-то в этой липкой паутине душных улочек таилась беда… Город млел в изнеможении… А-а-а-а…

Вздрогнул Иван Александрович. Казалось, у него над ухом заорал неожиданный голос:

…Любопытствуешь? Хватай его, ребята!

…Спешите жить скорее. Не тот это огонь. Все ложь, никто вас не зовет на огонек. Не близкая душа вам светит и ждет. Нет…

Алло! Старик? Привет тебе! Тоскуешь? Одинок? Я, чтобы не скучал ты, прислал тебе свою племянницу, Аннушку, помнишь ее?.. Да смотри, я у нее за отца. А она красивая. Но, если что – женись, не возражаю, ха-ха-ха…

..Здравствуйте, дядя Ваня… И я рада… Я вас всегда помнила… А вы, вы очень чем-то были похожи на нашего кота, помните?