Он машинально перевернул страницу:
…Что-нибудь случилось?.. Да! Исчез Андрей… Небо резало глаз, раздражало. Он резко опустил штору… Несчастный случай? Исключено. Сам бежал? Но куда и зачем? Или были враги? Какое-нибудь темное место в биографии? И что, если недоглядели? И скрыл пропавший кусочек жизни своей?.. А, черт!
…Ой, Иван Александрович, пустите, что вы делаете…
…Дядя Ваня, это я. Вы заняты, наверно?..
«Не был я занят, – подумал Иван Александрович, на мгновение отвлекаясь от страницы. – Какой странный сон. Обязательно расскажу Аннушке…» – Он снова забегал по строчкам:
…Господи, старый идиот, неужели ты влюбился?!.. Здесь мы расстались… Собака закрутилась упруго и… взяла, повизгивая, потянула вперед…
…Ты, бабушка, вчера вечером дома была?.. Катафалк тут стоял. А и уехал как раз около семи часов…
Неожиданно Иван Александрович понял все. Мерзкий человечек не обманул его. Самый удобный способ. Вам надо убрать кого-то. Отлично, давайте его похороним. Но могут раскопать кости и прочее… А здесь – горсть золы и все. Гениально. Подделать свидетельство о смерти – пустяки. Да и кому придет в голову, что хоронят только что убитого, а может быть, и еще живого, в беспамятстве. Он вздрогнул от этой мысли. «Но кто это сделал? Киностудия? Их катафалк… Идиотский сон!»
Быстро перевернул страницу. «Пусть это все сон, воспользуемся. Может, там и правда написано, кто убил Андрея. Если его вообще убили», – шевельнулась вдруг мысль…
…Как фамилия мужчины?.. Одну минуточку… Сордин Иван Александрович. Что?!.. Гроб не открывали…
…Я из крематория, шеф. Вчера после шести похоронили, не открывая гроба, только одного мужчину. Кого? Вас!
…Вы что, с ума сошли?!.. Кошка… Конечно, подвезу… – Спасибо. А я так боялась…
…Да, на твоей работенке, Нил Нилыч, не соскучишься… Был и нет! Как же так? Был чуть-чуть. А нет – навсегда! И птичек не будет… Вчера привезли чудака и похоронили. А сегодня пришел другой чудак и говорит: неправильно похоронили. То ли не того, то ли зря похоронили. Давай, говорит, крути обратно! А обратно нельзя…
Тут Иван Александрович, как ему показалось, чуть не проснулся. Все расплылось перед ним на мгновение. И папка, строчка, лист. А на лбу явственно он ощутил мелкие холодные капельки пота…
«Вот оно как», – почему-то подумал он. Но в этот же момент все опять стало резким…
…Душа. …Эх, иной раз так воспаришь. Летишь и хорошо…
Дядя Ваня? Я испугалась… Вы будете комиссаром полиции? Как в жизни?.. А где вы были, дядя Иван?
Он поднял лицо. Долго смотрел в бездонные, ясные глаза, потом потянул их ближе и нежно, ласково поцеловал мягкие, теплые, душистые губы…
…Да, у нас тут чудесно, чудесно…
Да, да! Искусство требует жертв! Наша сила в жизненности. У нас все без обмана, настоящее… Все естественное. У нас практически не бывает дублей…
Вы убиваете, чтобы снять по-настоящему?
Нет, конечно! Наши сценарии просто пишутся сразу в виде судеб, настоящих судеб тех,. кто в них участвует, героев фильма… Вашего сотрудника убили… Так ему, значит, на роду написано… А наше дело – заснять, и все. Само убийство – это ваша забота…
…А откуда вы знаете заранее, что, скажем, сегодня убьют?
…Я ведь сказал вам. Сценарий – это кусок жизни. В нем все роли и персонажи – это реальные судьбы реальных людей. Все настоящее…
…Что же сценарии пишутся заранее?
…Конечно, конечно… В этом-то и все дело. Это наша находка.
И тут, на этом месте Иван Александрович точно, как несколько минут назад, понял, что он спит и видит сон…
…И есть сценарий, в котором я участвую?
…Есть, есть… Почитать? Вам можно…
А она участвует?
…О, это ее первая роль.
…Вы дьявол. Но разве дьявол пишет судьбы? Где же тогда Бог? Или он покинул этот мир?
…Дьявол пишет сценарии, только сценарии, мой дорогой, а не судьбы!
…Так где сценарий?.. Врет… Ха-ха-ха…
Тонкая папка шлепнулась перед ним…
Прошло еще мгновение – и увидел Иван Александрович себя как будто со стороны. Сидит он за столом и читает сценарий и, вроде не читает, просто сидит, а перед ним уже давно пустые страницы… Тут он раздвоился…
Один Иван Александрович потер лоб, оглянулся. Глаза опять потянулись к папке. Перед ним были чистые листы, и он сам глядел из них себе прямо в глаза.
Не выдержал этого взгляда Иван Александрович и отвернулся. Но взгляд как будто прилип.
«О, черт!» – выругался он сквозь зубы и резко захлопнул папку. Но и сквозь толстую обложку, казалось, просвечивали его глаза.
– Эй! – хрипловато крикнул он.
И в тот же миг откуда-то сбоку вынырнул толстячок. Потирая ручки, он засеменил вокруг стола и опять шлепнулся в кресло напротив.
– Ну-с, как дела? Вам понравилось? Никаких, я надеюсь, отклонений? Все настоящее?
– А конец когда будет готов? – глухо спросил Иван Александрович.
– Будет, непременно будет, – закричал радостно человечек. – Только подождать надо, чуть-чуть подождать. Заболел сценарист, проклятый симулянт, – доверительно вдруг зашептал он чуть шепеляво. – Из-за него такой конфуз и случился. А убийство, – неожиданно официальным тоном заявил толстяк. – Расследуйте, ищите, кто, что? Но мы тут ни при чем. Чем могу – помогу. Вот так, вот так, – он взглянул на часы, и личико его посерело. – Ой, какой ужас, – возопил он, – я опоздал! Простите, – он тряхнул руку Ивану Александровичу, похлопал его по плечу и сгинул…
В тот же момент вошел охранник и предложил проводить его.
– Какой удивительный сон, – непрерывно думал второй Иван Александрович, который не участвовал, а как бы со стороны на все смотрел. – Но пора, наверно, и честь знать.
Он уже несколько раз пытался проснуться и не мог. Но, с другой стороны, не очень-то и пытался. Такие сны снятся нечасто. А вот теперь начинается самое интересное. Он увидит не в этой дьявольской папке, а наяву, что будет дальше.
– Интересно, – мелькнула у него мысль, – совпадет это с тем, что будет потом, на самом деле? Обязательно расскажу Аннушке…
Он вышел за ворота. Теперь Иван Александрович полностью раздвоился. Один из двойников куда-то шел, что-то делал. А другой – смотрел. Один был – сон. Второй – сознание, которое понимало, что все это сон, следило за развитием действия и запоминало… Чтобы потом, когда сольются оба, проснется спящий, – вспомнить и сравнить…
Он поглядел на небо, и тут следящее сознание отметило необычность дня. День и свет, и все освещение – белое. Сухо и пасмурно. Когда нет тени. И только краски на ставших вдруг плоскими объемах – горят, и каждый оттенок, как на картинах импрессионистов, подчеркнут своей пронзительностью, режет глаз… И в воздухе тончайший запах тлена и грусти. Неизъяснимы ощущения такого дня. Как будто ты сам становишься бестелесным, теряешь объемность и скользишь неслышно сквозь пасмурную сухость. Все выше, к белому высокому небу на невидимых резных столбах, взметнувшемуся далеко в бездонность опрокинутую. И чудится в такие дни, что сам ты ходишь вниз головой. И вовсе не ты это, а отражение твое, которое вдруг ожило и движется в матовом стекле. И нет теней…
Сознание Ивана Александровича сжалось, и он снова увидел себя.
Куда спешил он, второй, в молочном, белом стекле? Теперь Иван Александрович глядел на себя не отвлекаясь. Вот он сел в машину. Мчит. И ощутил вдруг, понял, куда спешит он. К Аннушке? Чтоб рассказать? Но он ведь спит?
Ага, – сказал следящий глаз, – сейчас увидим, что будет. Даже интересно, совпадет потом или не совпадет…
* * *
– Дядя Ваня, вы уже с работы? А я не пошла сегодня никуда… Дядя Ваня, что вы так смотрите на меня? Не глядите так, мне страшно. Дядя Ваня, ой, пустите меня?!..
…Это во сне. Во сне все можно. А наяву – сдержусь. Во сне! Никто не узнает. Никто. И пусть, что будет… – так бормотало его сознание, а фигурка на коленях ползла к Ней.
– Аннушка, я люблю тебя. Не бойся. Иди ко мне, иди… не бойся, – шептали хрипло губы. Черная кровь взметнулась, и вскипело безумие. Вот это, тоненькое, пахнущее пряным тело, гибкое, молодое. Оно, только оно спасет, и болью станет наслаждение, таким же острым, как боль… И он умрет, чтобы воскреснуть. Умрет, разя податливое, теплое душистое яблоко, и беззащитная мякоть плода насытит зверя…
