Пища Любви Амур мой погрузнел, отъел бока, Стал неуклюж, неповоротлив он; И я, приметив то, решил слегка Ему урезать рацион, Кормить его умеренностью впредь — Неслыханная для Амура снедь! По вздоху в день — вот вся его еда, И то: глотай скорей и не блажи! А если похищал он иногда Случайный вздох у госпожи, Я прочь вышвыривал дрянной кусок: Он черств и станет горла поперек. Порой из глаз моих он вымогал Слезу, — и солона была слеза; Но пуще я его остерегал От лживых женских слез: глаза, Привыкшие блуждать, а не смотреть, Не могут плакать, разве что потеть. Я письма с ним марал в единый дух, А после — жег! Когда ж ее письму Он радовался, пыжась как индюк, — Что пользы, я твердил ему, За титулом, еще невесть каким, Стоять наследником сороковым? Когда же эту выучку прошел И для потехи ловчей он созрел, Как сокол, стал он голоден и зол: С перчатки пущен, быстр и смел, Взлетает, мчит и с лету жертву бьет! А мне теперь — ни горя, ни забот. Амур-ростовщик За каждый день, что ссудишь мне сейчас, И каждый час — Тебе, сквалыжный бог, верну я десять, Когда, седой, устану куролесить. Ну, а пока позволь мне, сняв узду, Скакать, ценя не лошадь, а езду, И, дам смешав, не помнить на ходу, С какой иду. Соперника письмо перехватив, Позволь порыв Мне не сдержать и загодя явиться, Чтоб обе — и служанка, и девица — Остались с прибылью. Мой вкус не строг: Цыпленок сельский, светский пирожок И бланманже придворное — мне впрок И в самый сок. Так, по рукам! Когда ж я стану стар, Зажги пожар В развалине, и пусть плачу впервые Стыдом и мукой за грехи былые. Тогда взыщи, жестокий кредитор, Мои долги с лихвой; до тех же пор Избавь меня от застящих простор Любовных шор! Сделка с Амуром Что ты за бес, Амур! Любой другой За душу дал бы, хоть недорогой, Но выкуп; скажем, при дворе Дают хоть роль дурацкую в игре За душу, отданную в плен; Лишь я, отдавши все, взамен Имею шиш (как скромный джентльмен). Я не прошу себе каких-то льгот, Особенных условий и щедрот; Не клянчу, говоря всерьез, Патента на чеканку лживых слез; И радостей, каких невесть, Не жду — на то другие есть, В любимчики Любви к чему мне лезть! Дай мне, Амур, свою лишь слепоту, Чтоб, ежели смотреть невмоготу, Я мог забыть, как холодна Любовь, как детски взбалмошна она, И чтобы раз и навсегда Спастись от злейшего стыда: Знать, что она все знает, — и горда. А коль не дашь мне ничего, — резон И в этом есть. Упрямый гарнизон, Что вынудил врага стрелять, Кондиции не вправе выставлять. Строптивец заслужил твой гнев: Я ждал, ворота заперев, — И сдался, только лик Любви узрев. Сей лик, что может тигра укротить, В прах идолов языческих разбить, Лик, что исторгнет чернеца Из кельи, а из гроба — мертвеца, Двух полюсов растопит лед, В пустынях грады возведет — И в недрах гор алмазный створ пробьет! Ты прав, Амур! Коль должен быть мятеж Наказан, на куски меня разрежь — И тем науку преподай Грядущим бунтарям; но не пытай Заране, коли бережешь Для опытов, и не карёжь: Науке труп истерзанный не гож. Пагуба Когда умру — невесть с какой причины, Врачи, во имя медицины, Разрежут труп и, по частям членя, Найдут твой образ в сердце у меня. И вдруг — всех, кто столпился рядом, Сразит каким-то страшным ядом, И — торжествуй! — над жертвою моей Восстанет трупов новый мавзолей. К чему тебе сей монумент неправый? — Когда и впрямь ты жаждешь славы, Убей чудовище, что сторожит Твой сад, — Презренье — и колдунью Стыд; Сожги, как готы и вандалы, Все хроники и все анналы Своих побед, чтоб силы уравнять, И без подмог убей меня опять. Я тоже мог призвать на помощь Таких гигантов и чудовищ, Как Постоянство (до скончанья лет) И Скрытность, — только в них мне проку нет. Мощь истинную обнаружа, Будь женщиной, отбрось оружье — И знай: когда солдат прекрасный наг, Пред ним сраженным ляжет всякий враг. |
