Великий князь Скопин-Шуйский отвернулся от меня и пошел к Спичкину.

— Что ещё за задача? — тихо шепнул я Алексу, когда дошла наша очередь выходить.

— Не здесь, — отмахнулся шеф. — Вот сядем в поезд, закажем выпить, и я всё тебе расскажу.

В зале заседаний окон не было. Но я решил, что давно наступило утро, и очень удивился, когда за римскими шторами вестибюля увидел свет фонарей и далёкое звёздное небо.

— Как говорил классик, праздничную полночь можно и растянуть, — улыбнулся Алекс, рядом со мной глядя на ночные улицы. — Идём. Нас давно ждут дома. И кстати: ты должен рассказать, как это ты справился с оковами Справедливости…

— Одну минуту, — я высвободился из хватки шефа и посмотрел по сторонам. Он был неподалёку — разговаривал с Гиллелем и отцом Прохором… — Я должен сказать «спасибо».

И я направился к человеку-медведю.

Почему он вступился за меня — я так и не узнал. Человек-медведь, отказавшись даже назвать своё имя, засмущался и быстро ушел. Напоследок он выразил надежду, что его подарок мне пригодился… Сначала я подумал о тех угольках, что привиделись мне во время испытания оковами. Но потом вспомнил ещё одно.

Спички. Коробок, который оказался у меня в кармане, когда я очнулся на дороге, возле деревни Розенкрейцеровки. Спички. Спичкин.

Как ужаленный, я подскочил и бросился вдогонку за человеком-медведем, но тот уже скрылся из виду.

Получается, он всё знал. И с самого начала пытался намекнуть, подсказать, что надо делать… Интересно: смогли бы мы воспользоваться этим знанием? Или всё равно блуждали бы ощупью, как слепые в тумане?

ЭПИЛОГ

Двери беззвучно закрылись, перрон медленно, но всё более ускоряясь, тронулся мимо окна назад. Мы наконец-то ехали домой, в Петербург.

Князь Неясыть и Владимир со своим верным молотом долго шли по перрону, махая руками, я смотрел на них, пока высокие фигуры не превратились в точки. Тогда я откинулся в мягком кресле и закрыл глаза.

Хорошо, что Алекс заказал билеты в люкс-купе на двоих. Войдя, мы сразу повесили на двери табличку «не беспокоить». Никаких проводников. Никаких любопытных детишек. Никаких магов-самоучек. Только мы с шефом. Ну, и бутылка виски, которую Алексу как раз хватит до Московского вокзала…

Мне же не хотелось ничего. Обилие впечатлений последних дней, море лиц, которые до сих пор мелькали перед глазами, боль в суставах — время от времени мне казалось, что «оковы справедливости» никуда не делись, и только и ждут удобного момента, чтобы скрутить меня в бараний рог.

От всего этого меня тошнило. И хотелось побыть с тем, чьё присутствие не напрягает.

Я не так давно это понял: Алекс — единственный человек, от которого я не устаю. При нём не надо думать, что говорить, как себя держать, перед ним мне никогда не хотелось «выслужиться», получить одобрение… С ним я мог быть самим собой — не слишком общительным, ироничным, вечно сомневающимся мертвецом.

Забавно, но просидев так, с закрытыми глазами, минут пятнадцать, я вдруг понял, что уже отдохнул. И соскучился. А тут как раз и раздалось мелодичное бульканье — Алекс наливал виски в стакан…

— Вы обещали рассказать про Спичкина, — сказал я, когда он, со вкусом устроившись — в одной руке бокал, в другой — зажженная сигара — откинулся в кресле и положил ногу на ногу.

— Изволь, — милостиво кивнул шеф. Очевидно, ему хотелось привести мысли в порядок до того, как мы вернёмся домой, а это лучше всего делать, рассуждая о предмете вслух. — Эта история началась задолго до того, как мы с тобой познакомились…

После того, как семьдесят лет назад я впервые убил Лавея, было относительно тихо. Нет, конечно, жизнь шла своим чередом: вурдалаки и упыри вырезали целые деревни — помню, как восстал из мёртвых целый колхоз — включая коров, кур и прочую сельскую живность.

Пришлось спешно покинуть столицу и мчаться в глушь, в деревню. Дело было зимой, ехать пришлось в санях…

Да всё как обычно. Я хочу сказать, после Лавея не было какого-то большого, Вселенского зла. А лет десять назад началась какая-то ахинея. Ты должен это помнить: наводнения там, где не может быть наводнений, неожиданные снегопады — в странах, где отродясь не видели снега. Необыкновенная жара, окутавшая Москву и другие города нашей необъятной родины… В Иркутске расцвели тюльпаны, представляешь? В апреле.

Циклоны, торнадо, самум, который в Йемене за три дня стёр с лица земли целый город…

Природными катастрофами дело не ограничилось. Взрывы бензоколонок, газовых горелок, пожары эти необыкновенные… Взрыв Фукусимы, опять же. До нас не сразу дошло, что кто-то балуется со стихиями. Причём баловство это — недоброе. Разрушительное.

Стали искать мага.

И обнаружили, что за последние десять лет необыкновенно вырос рынок запрещённых артефактов. Чтоб тебе было понятнее: до недавнего времени артефакт класса «гнев Везувия» всплывал раз в поколение. Это ведь уникальная вещь, штучная работа. И стоит неимоверно дорого… Примерно как валовый доход небольшой, но не бедствующей страны. А тут мы за десять лет столкнулись с «Проклятьем Посейдона», «Кулаком Зевса», «Выдохом Тифона» — ну ты понял, всё в таком духе. Их было невозможно много. И сначала мы думали, что орудует целая шайка. Но тщательная экспертиза доказала: все артефакты сотворил один маг.

— И всё это время вы искали того, кто их сотворил? — спросил я. Сидеть, окутавшись дымом сигары и запахом виски было чертовски уютно, но и меня пробрало до костей от названий этих артефактов… Учитывая, что сделал в древние времена «Гнев Везувия» с городом Помпеи.

— Преступный гений — знакомо тебе такое понятие? — Алекс потянулся, а потом ещё глубже погрузился в мягкое кресло. И я его понимаю: приятно рассуждать о злодее, когда твёрдо уверен, что он больше не причинит никому вреда… — Десять лет мы не могли не то, что приблизиться к нему, а и просто нащупать хоть одну ниточку. Не получалось — и всё тут. Утекал у нас меж пальцев, как вода… А поймать его нам удалось благодаря тебе. Случай. Везение. Судьба…

— Но причём здесь я?

— Последние пару лет о нём слышно ничего не было, — шеф выпустил ароматный клуб дыма и сделал глоток виски. — И мы не то, чтобы о нём забыли, а просто отложили в долгий ящик. Устали гоняться за Летучим Голландцем, если ты понимаешь, о чём я… А тут — это пустячное дело в «Семаргле». И позвали-то нас лишь потому, что Володя, как их куратор, был лицом заинтересованным. А значит — предвзятым.

— Но причём здесь я?

— Ооо, — рассмеялся Алекс. — Молодой, красивый, бессмертный… И очень, просто чертовски сильный маг. Он тебе элементарно позавидовал.

— Но никто не знал, что я маг. Я и до сих пор не уверен, что это так.

— Маг, маг, не сомневайся. Оковы тебя признали. Да и Скопин-Шуйский не слепой. Тоже увидел в тебе что-то… эдакое.

— Это когда он на автомобиле к нам подъезжал?

— Ну. Хотел посмотреть на тебя.

— А вы? Вы знали?

Алекс положил сигару и нахмурился.

— Подозревал, — сказал он наконец, сложив пальцы домиком перед лицом. — Ты помнишь, как мы с тобой встретились?

— На меня напал призрак бродячей собаки.

— Вот именно. Призрак. А ты его увидел. И даже попытался дать отпор… Честно говоря, будь ты обычным человеком, то и вреда никакого от призрака не ощутил бы. Так, лёгкую оторопь и щекотку в правом подреберье… Но он тебя почуял. Точнее, твой магический потенциал. Латентный в то время, разумеется.

— А вы, значит, тоже его почуяли? Потенциал?

— Наверное, — Алекс пожал плечами. — Будь ты обычным человеком, я бы просто помог тебе отряхнуться, вывел из подворотни, и — адьос амигос. Но чем-то ты мне понравился.

— Вот и Антигона говорила, что вы во мне что-то такое углядели, — вспомнил я свой первый день в «Петербургских тайнах»… Слушайте, так что со Спичкиным-то? Что он во мне нашел?