— Незаконная, кстати сказать, вещица, — добавил Алекс. — Дай сюда, — он забрал у меня обломки и сунул их в свой собственный карман. — Мы их предъявим, когда придёт нужный момент, — и он многозначительно посмотрел на Владимира.

— Заклятье такой силы может сотворить далеко не всякий маг, — задумчиво кивнул тот. — А уж запечатать его в физическую форму…

— Мне на ум приходят лишь два имени, — медленно сказал Алекс.

Они вновь уставились друг на друга так, будто бы вели безмолвный разговор. А потом синхронно подхватили меня под локти и побежали.

— Что это значит? — спросил я, еле успевая перебирать ногами.

— Что с этой минуты за нашу жизнь никто не даст и медного шекеля, — подражая одесскому говорку, пояснил шеф. — Не думал я, что коррупция в Совете достигла таких масштабов…

— Сюда, — приказал Владимир, сворачивая в какую-то неприятную подворотню.

Пахло в ней собачьей мочой, сивухой и экскрементами.

Мы попали в затхлый дворик, со всех сторон окруженный грязными слепыми окнами. Меня поразил контраст: пышный, помпезный Кутузовский проспект, а стоит сделать шаг в сторону — и начинаются трущобы…

Из дворика, казалось, нет никакого выхода, но Владимир потащил нас к стыку двух домов, и протиснул в щель между ними.

Потом мы пробирались ещё через какие-то дворы, через сквозные магазины, помойки, песочницы, автозаправки и задники гаражей. Я потерял ориентацию. Вопросы задавать тоже было некогда — господа дознаватели рысили в таком темпе, что сбивалось дыхание.

Начала сказываться усталость. Ноги одеревенели, голова соображала с большим трудом. В лёгких будто поселился недовольный ёж, который всё время ворочался.

Странно: ещё час назад я чувствовал себя, как обожравшийся анаболиков супермен, но случилась заваруха — и похож на студень из свиных ножек.

— Учись питаться от толпы, — наставительно произнёс шеф, когда заметил, что ноги мои заплетаются чаще обычного.

— Ни за что, — промычал я сквозь зубы.

Мало того, что это неэтично. Так ещё и противно: как одеть чужое ношеное исподнее…

— Толпа не имеет лица, — словно угадал мои мысли Владимир. — И энергия из неё хлещет совершенно бессознательно — как вода из шланга. Не возьмёшь ты — уйдёт в песок.

Мы в этот момент карабкались по старинной лестнице сталинского дома. Этаж был, наверное, уже двенадцатый. Посмотрев вниз, я увидел повторяющийся узор кованых резных перил — как туннель, отраженный в зеркале. Тошнило.

Сердце пыталось освоить новую для него роль птицы, бьющейся о прутья клетки. В глазах прочно обосновались густые синие сумерки, и чтобы не упасть, я полагался лишь на твёрдые руки спутников.

И всё-таки упал. Голень проехалась по нескольким мраморным рёбрам ступеней. Слово «боль» обрело новый неизведанный смысл…

По-моему, я заскулил.

— Давай, родной, — приподняв над полом, Владимир прижал меня к своей широкой груди. От рубашки пахло свежим одеколоном, табаком «Беломорканал» и пылью… — Давай, питайся.

— Нннне… — промычал я, сдерживаясь изо всех сил.

Тепло его тела, горячий пульс под кожей, слабый запах пота — всё это сводило меня с ума. Желудок скрутило судорогой, слюна сделалась горькой, как желчь. Я чувствовал себя, как голодающий, перед которым положили кусок свежего, истекающего соком, мяса.

— Ешь, стригой, — каркающий голос шефа раздался совсем близко, над ухом. — Ешь, или съедят тебя.

— Давай, — ласково повторил Владимир. — Я совсем не против.

Я сломался. Нет, если б я не был так слаб, если б мы не бежали, как сумасшедшие, если б я не чувствовал себя обузой, бесполезным грузом, из-за которого друзья могут погибнуть… Но всё это диалектика.

Я был голоден. Просто, безыскусно, по-животному голоден. Наверное, я бы начал питаться, даже если бы Владимир не предложил. Но только — наверное. Правды я не узнаю никогда…

Сила Владимира пахла, как согретый солнечными лучами цветущий луг. А на вкус была, как кожица спелого яблока, как парное молоко. Как роса, что перед рассветом выпадает в саду.

Закрыв глаза, я припал к нему, как умирающий от жажды в пустыне припадает к долгожданному источнику влаги. Силы возвращались ко мне стремительно, но я хотел ещё.

— Чувствуешь себя суперменом? — ядовитый голос шефа вернул меня к действительности.

С трудом оттолкнувшись от широкой груди Владимира, я встал прямо. Очень хотелось утереть губы…

— Спасибо, — я одновременно испытывал и жгучий стыд от того, что сорвался, и эйфорию — она сопровождала каждое моё кормление.

Наверное, из-за эйфории, из-за этого чисто плотского удовольствия, я и чувствовал себя преступником. Ловить кайф — это ведь плохо, да?..

— На том свете сочтёмся, — Владимир похлопал меня по плечу — по коже словно пустили ток.

— Ну что? — нетерпеливо спросил Алекс. Он то и дело выглядывал в лестничный пролёт… — Погнали? — я кивнул. Казалось, теперь я мог лететь, не касаясь ступенек. — Ты это, — склонив ко мне голову, шепнул Алекс. — Всё сразу-то не трать.

— Я постараюсь.

— Ничего, — утешил Владимир. — Со временем научишься.

— А вообрази, какие на вкус бывают барышни, — последнее слово в устах шефа звучало тягуче и бархатно. — Молоденькие, свеженькие… М-м-м!.. — мы вновь карабкались по лестнице. Крыша была уже близко.

— Что мне их, в тёмном переулке подстерегать? — мрачно спросил я.

— Ну зачем же? — усмехнулся шеф. — Как говорил один мой знакомый: — Сами предложат, и сами всё дадут… Главное, знать подход. Не расстраивайся, Сашхен, — он оглянулся и послал мне быструю улыбку. — Я тебя научу…

Я тяжело вздохнул. Если я начну соблазнять девчонок только для того, чтобы питаться… Сам себе сделаюсь противен.

— Нет, спасибо, — пропыхтел я в спину шефа. — Уж лучше я опять в Клетку.

— Вот это молодец, — отметил Владимир. — Вот это по-нашему.

И тут я заметил, как у Алекса расслабилась спина. Он пошел легче, ровнее, словно бы подпрыгивая над ступеньками.

Я понял, что прошел очередное испытание.

Крыша встретила простором и щебетом птиц. Ветер, чистый на такой высоте, ударил в лицо, забрался под полы пиджака, охладил пылающую кожу…

— Хорошо, — Владимир распахнул объятья навстречу ветру и подставил лицо солнечным лучам. Молот он держал в ладони легко, словно прутик.

— Когда уходишь от погони, больше ни о чём не думаешь, — Алекс тоже выглядел довольным.

Господа дознаватели испытывали явное удовольствие от всей этой ситуации. Они смаковали свои действия, словно гурман — редкое вино, которого осталось очень мало… Наверное, долго жить — несколько пресновато, — подумал я. — Вот они и ловят ценные мгновения бытия, остро приправленные страхом, опасностью и новизной…

Я подошел к краю и посмотрел вниз, на улицу. Люди казались муравьишками, машины — жуками, а мир в целом стал походить на заставку в компьютерной игре. Вот сейчас на дальнее здание, во-о-он то, с синей крышей, наступит Годзилла…

Помотав головой, я отступил подальше и уселся на нагретые плитки.

— Что, тянет пропасть? — спросил Алекс, усаживаясь рядом.

— Почему Сергей стал таким? — спросил я в ответ.

— Потому что самоубийство — это грех, — пожал плечами шеф.

— Променял Божий дар на яичницу, — проворчал Владимир, устраиваясь рядом и доставая из кармана пачку «Беломорканал». — Тело без души — это робот. Без мыслей, без эмоций. Без надежды.

— Мне показалось, чувства у него всё-таки есть, — я вспомнил пустые и плоские, словно сделанные из фольги, глаза. — Иначе он не захотел бы нас убить. И… не пощадил бы потом.

— В Серёже крылась великая сила духа, — кивнул, выпуская сизый дым, Владимир. — И остатки её прячутся в его теле, ожидая возвращения души.

— Ты всё ещё надеешься? — Алекс лёг на спину и прикрыл глаза.