Несмотря на все усилия сохранить сознание, я вновь начал уплывать. Вода теперь была тягучая и пахла ржавчиной, по поверхности бежала мерзкая коричнево-розовая пена.

Когда машина резко затормозила, я ткнулся лбом в промежуток между спинками передних сидений, но подняться уже не смог.

Потом меня куда-то тащили — я чувствовал руки на своей одежде. Потом было что-то твёрдое, хирургически холодное под спиной… Оно леденило лопатки и ягодицы.

Мысль, что я лежу где-то голый и беспомощный, вызвала вялое возмущение в мозгу, но быстро скрылась под слоем накатившей эйфории.

Потом Антигона рассказала, что в отключке я был около двух часов. За это время Амальтея — слава Богу, она уже была дома — промыла и вычистила мою рану, сделала перевязку и подключила капельницу.

Собственно, от нестерпимого давления в мочевом пузыре я и очнулся.

Лежал я в какой-то незнакомой комнате, больше всего похожей на лазарет. Всё вокруг было белым, пахло антисептиком и хлоркой.

Это вызвало у меня неприятные ассоциации — представилось, что я до сих пор нахожусь в армейском госпитале, а весь прошедший год, включая «Петербургские тайны» — бред воспалённого воображения…

— Ну, как тут наш больной? — свет заслонили синие, как медный купорос, волосы, и от сердца отлегло.

— В сортир охота, — сказал я, с удивлением отмечая, что горло больше не болит. Немного саднило кожу чуть ниже правой ключицы, но туда меня, вроде бы, никто не кусал…

— Реакция есть — дети будут, — заключила Афина. — Погоди. Вызову Амальтею, она вставит тебе катетер.

— У-у-у, — нецензурно выразился я по поводу её предложения, и скинул ноги с кушетки.

Тело ощущалось, как резиновый шланг, через который текла вода. На удивление, холодная.

— Ладно, так уж и быть. Давай помогу, — Афина подставила плечо и я сумел подняться на слабые, как варёные макаронины, ноги.

С унижением писанья при девчонке пришлось смириться. Сначала у меня долго не получалось, но сжав зубы, я приказал себе расслабиться — как бы абсурдно это ни звучало — и процесс пошел.

Жидкость, из меня выходящая, почему-то светилась и была всех оттенков радуги.

К кровати я вернулся обновлённым человеком. Афина помогла умыться — плечо, наискосок, пересекала широкая белая повязка, на другом светился прямоугольник пластыря, примерно десять на десять. К нему я придираться не стал. Мало ли, зачем налепили…

Улегшись, я наконец сформулировал мысль, которая не давала покой с самого пробуждения.

— Алекс вернулся?

Афина молча качнула головой. В одну сторону. А потом — в другую.

— Что?.. Как?.. — я вновь отбросил одеяло, спустил ноги с кровати, попытался встать…

— Лежи уже, — Афина еле успела подхватить меня подмышки. — Расстрельная команда.

— Но шеф! Его надо искать…

— Вернётся он, — голос Афины не дрожал, был спокоен и собран.

Вот именно: собран.

Внимательно посмотрев на девчонку, я понял, что держится она из последних сил. Игривый тон — бравада. Густая подводка на глазах скрывает усталость и недавние слёзы.

— Котову звонили? — спросил я, впрочем ни на что не надеясь.

— Не отвечает.

— Отец Прохор? — надо отрабатывать версии, одну за другой.

— Вне зоны.

— Ёпрст.

— Это не твоя проблема, Шу. Тебе нужно поправляться.

Я горько усмехнулся. Стыдно было — жуть.

Когда это со мной началось? Пожалуй, ещё в школе. Мой лучший друг Женёк должен был драться с нашим школьным пугалом, Васькой Скибо. Все вышли на школьный двор. Женёк мандражировал, стараясь этого не показать. Я давал ценные, но совершенно непродуктивные советы. Скибо задерживался.

Подзуживаемый жаждой деятельности, я решил сбегать, посмотреть: где его носит? Школа у нас была небольшая, с одного входа до другого — по букве «Г» — две минуты лёгкой рысью.

Когда я вернулся, всё было кончено: Женёк фонтанировал разбитым носом, его временные, в отсутствии меня, секунданты — тоже. Всех потащили к директору, отлучили от занятий на две недели, с занесением в табель. Я остался ни при делах.

Потом — мама. Это я не люблю вспоминать больше всего. Я собирался на гастроли — так, ничего особенного, просто лёгкий тур по городам-спутникам во время каникул — она чувствовала всего лишь лёгкое недомогание. Когда через две недели я вернулся — её уже не было… Я так и не простил отцу того, что он не позвонил. Понимал, с первого дня понимал, что таким образом он пытался меня защитить. Но всё равно не простил.

В Сирии мне дали унизительную кличку Счастливчик. Потому что во время всех значительных заварух, в которых гибли наши, меня обязательно куда-то посылали. То проверить подозрительный объект — ночью, на вертолёте; а в это время террористы утюжили нашу базу… То наоборот: я задерживался в штабе, пытаясь расколоть «трудного клиента» — а наш конвой подрывался на мине…

Не скажу, чтобы прозвище было дано из зависти. На мой взгляд, был в нём какой-то уклонистский душок. Мы мол, отдуваемся, а ты хлюздишь…

В тот раз, когда меня ранили, я пошел наперекор приказу намеренно. И даже был рад, когда выяснилось, что не такой уж я счастливчик.

Неужели моя хромая судьба подложила «фигу» сейчас? Бросила мне этого тератоса, то бишь — вурдалака, и теперь я прикован к капельнице, пока Алекс ловит где-то в городе колдуна…

— Зови Амальтею, — приказал я. — Пусть вколет мне что-нибудь… Чтобы я мог стоять на ногах. И соображать.

Девчонка посмотрела скептически. На мгновение в её веснушках, во вздёрнутом носике и изгибе губ мне померещилась Антигона… Но нет. Синие волосы, строгий однобортный костюм — это была Афина.

Звать никого не пришлось: Амальтея возникла на пороге собственной персоной. Боевая раскраска в стиле панды и чёрные, как смоль, дреды. Даже медицинский халатик, кокетливо наброшенный на плечи, и тот был чёрным.

Через пятнадцать минут я сидел на кухне. Перевязка была новая, почти не стесняющая движений. Велюровый спортивный костюм сверкал стразами и логотипами «Гуччи». Это было единственное, что я смог натянуть…

Голова была лёгкой, словно её наполнили одуванчиковым пухом.

Антигона орудовала рычагами кофеварки.

— План такой, — я повертел в руках Афинин телефон. Плоский, в вязаном чехольчике и с забавной фенечкой в виде овечки из бисера. — По джипиэсу находим Алекса. Я сажусь в Хама, и еду к нему. Возьму на всякий случай пистолет, и… ну, и ещё что-нибудь из тира.

— Прекрасный план, — одобрила Афина. — Давно не слышала такого простого и чёткого плана.

— Есть лишь одна маленькая, просто крошечная неувязка, — продолжила Антигона.

— У Алекса нет телефона, — закончила Амальтея.

Три пары насмешливых серых глаз оставили от моей персоны дымящуюся кучку пепла.

— Ладно, — сдался я. — Что предлагаете вы?

— Могу погадать на картах, — хладнокровно сказала Амальтея.

— Или устроим сеанс столоверчения, — таким же серьёзным тоном предложила Антигона.

Я посмотрел на Афину.

— А я что? Я ничего, — смяв салфетку в крошечный шарик, она катала его по стойке. — Можно поехать к Гиллелю… У него имеются всякие вещицы… Может, какая сгодится для поиска.

Звонко поцеловав Афину в губы, я вылетел в прихожую. Гениально! Здорово! В глубине души я понимал, что просто хочу разделить с кем-то ответственность. А Гиллель, он… Представив внушительную фигуру кладбищенского сторожа, его спокойный взгляд, я уже почувствовал себя легче.

Только бы это не оказалась очередная «фига судьбы», — мелькнула мысль. Но я загнал её назад, в подсознание. Мозг жаждал деятельности.