Они все семеро на нас уставились с удивлением. Пялились на госпожу и недоуменно смотрели на одетого в кожу подростка с завёрнутым в тряпку мечом. Наша наглость сыграла свою роль, они ожидали увидеть запуганных простолюдинов. А не костеродную с одаренным слугой. Что их чуть ли не плечами расталкивал, требуя дорогу. А может дело было в том, что им были куда интереснее грузы в тайниках корабля. Чем странная парочке без вещей.
Порт Фоириджа был не в сравнение меньше чем в Райлегге. Райлегг жил за счет порта и торговли морем. А в столице была лишь река, и портовая зона была соответствующая. Небольшая площадь, несколько ангаров, да пирс для двух десятков таких вот корабликов с небольшим водоизмещением. Но как и ожидалось от столицы, все вокруг буквально кричало о достатке. Все было ухоженное и чистое.
Стояла глубокая ночь, и до рассвета еще было несколько часов. Город мы не знали, так что я направился к ближайшей таверне, дабы избежать лишних неприятностей. Но я забыл, что неприятности шли рядом со мной, цокая каблучками по шлифованной мостовой и держали меня за руку. Ее жажда лежала на плечах черными крыльями, и совсем скоро желание смениться необходимостью.
— Я хочу есть. — Сказала Марика легонько дергая меня. — Ты обещал, что как только мы прибудем, то меня покормим. Мы прибыли.
— А, бездна. Ладно, ладно, — вздохнул я обречённо, — пойдем, поищем кого-нибудь. Кто имеет плохую привычку, бродить в одиночестве по ночным улицам.
И мы свернули с освещенной улицы, пошли вдоль реки по направлению к жилым районам. Искать на свои задницы приключения. Что оказалось проблематично. Был первый месяц лета и мы были в самом сердце центральных королевств. Как итог, не смотря на глубокую ночь повсюду было полно народу. Припозднившихся работников и рабов, пьяных гуляк, сладких парочек, проституток и прочего ночного народа. Даже стража нет-нет попадалась, и это на окраинах города, за крепостной стеной. Что было немыслимо для Райлегга.
Мы бесцельно блуждали с час. Но подходящую жертву так и не могли найти. Кроме бродячий псов заполонивших ночные улицы нам попадались несколько одиноких человек, но это были сплошь женщины. Кутающиеся в ночные тени и спешащие по краю улицы побыстрее добраться после работы домой. Марика указывала на них, но я каждый раз отметал такие предложения. А больше одинокие в темных переулках нам не попадались. Или никого, или группы от трех до пяти человек. Мы шли все дальше к самым бедным кварталам, вымощенная шлифованным булыжником мостовая закончилась, как закончились и масляные фонари висящие на улицах. Началась грязь и откровенная беднота. Покосившиеся от старости и слепленные чуть ли не из обломков домишки темнели несуразными кучами на фоне неполной луны отражающейся в грязных зеркалах луж.
Но кто ищет, тот найдет. И мы нашли подходящих жертв, вернее они сами нас нашли. Двое подростков бродящие по самым темным улицам посреди ночи, сладкая и доступная с виду цель. Тем более если одна из них безоружная, красивая и стройная девушка в юбочке и кружевном корсаже.
Наша странная парочка слишком нелепо смотрелась в этих районах посреди ночи. И после того как мы прошли очередную группу, троица из них молча отделилась и двинулась вслед за нами, держась на расстоянии. Услышав от Полночи о преследователях, я приобнял идущую рядом Марику за талию, прижав ее к себе. Она непонимающе на меня покосилась своими глазищами, но вырываться не спешила.
— Кажется, что мы наконец нашли твой ужин, подыграй мне.
Она покосилась назад, но я лишь еще плотнее прижал ее и шепотом попросил снова.
— Не оборачивайся, просто подыграй мне.
Марика была смышленая, она прижалась ко мне и тонким, испуганным голоском спросила, чтобы наши случайные попутчики точно услышали:
— Дорогой, а тут правда безопасно? Мне та-ак страшно, давай вернемся.
Я хмыкнул, а она в ответ улыбнулась, и при свете луны блеснули чуть выросшие клыки-бритвы. И заприметив подходящий темный переулок сказал:
— Да, дорогая. Ничего не бойся. Мы уже почти пришли.
Переулок оказался грязным тупиком между тремя домами, заваленный с одной стороны различным хламом и кучей мусора непонятного происхождения. Идеальное место для темных дел. И встав так, чтобы нас не было видно сразу с прохода стали ждать. Наши преследователи не стали долго тянуть, меньше чем через минуту послышались торопливые шаги и в переулок ввалились трое хмурых мужиков. Здоровый, тощий и молодой, все с одинаковыми короткими, широкими мечами и сальными улыбками на заросших физиономиях.
— Потерялись детки? — Густым басом спросил самый первый и самый здоровый.
— Немного, — протянул я оценивающе рассматривая их. — Вот решил показать девушке столицу.
— Можно я буду первый, — хриплым голосом сказал переминающийся с ноги на ногу тощий, пожирающий глазами Марику. У него чуть ли не слюна падала при виде нее. При свете луны ее идеальная кожа блестела словно жемчуг, а губы вишни расплылись в чарующей улыбке. Завороженный ее темной красотой, на меня он даже не смотрел. Зато на меня смотрел здоровый и хмурился молодой при виде завернутого в тряпку меча.
— Можно, — посулила Марика делая шаг навстречу, — ты будешь первым, мой сладкий.
Отточенным движением ее заостренные кончики пальцев убрали с кроваво-шоколадных глаз за ухо черную волнистую прядку и печатая каждое слово, словно вбивая гвозди в крышку гроба, она обратилась к ним протянув руку, призывая. И слова ее эхом звенели в бархатистой мгле:
— Идите же ко мне. Утолите мой голод.
Я тяжело сглотнул, когда на меня мягко накатила волна отравляющей дух ностальгии. Она была ужасна и прекрасна одновременно, неся в себе неувядающую красоту вместе с тьмой конца времен. Ее чудовищная, кровавая воля придавила точно прессом, и вот уже троица несостоявшихся грабителей и насильников не видит ничего, кроме ее темных глаз, как если бы они занимали все на свете. Я знал это чувство, успел прочувствовать на своей шкуре. Им стало сладостно. Они чувствовали себя шмелями, безоблачным и тёплым днем, которых манит аромат цветка, свежие, в каплях росы лепестки. Сейчас они не видят и не слышат ничего кроме ее огромных глаз с пушистыми ресницами. Для них в этих глазах сосредоточился весь свет отражаемый бледной луной. А она продолжала их звать, словно шепча на ушко, щекоча клыками, обещая сон и отдых после долгой дороги и тяжелого дня, чистую воду — смыть кровь и грязь с рук — и тихий уютный мрак, в котором забудутся все тревоги, как выглядит все, что ты отдал и потерял.
Тощий даже меч выронил, когда поплелся к ней на подламывающихся, как у жеребенка, ногах. Расплывшись в улыбке, которую дарят только тем, кого по искренне любишь. А Марика хищником расхаживала из стороны в сторону, понемногу подходя к своим жертвам.
Глядя на растерявших свою волю мужиков бредущих на свою погибель, словно крысы на зов дудочки крысолова, я думал о том, каково это умереть не в боли, а в блаженстве. Дать этим изящным рукам и окутанным черно-красным шелком плавным изгибам пронзить тебе кожу. Не взять, а отдаться.
Марика зашла за спину и тощий даже глаза закатил в экстазе, когда она закружив его в последнем смертном танце, впилась своими острыми зубками в шею, даруя вместе с блаженством последний нечестивый поцелуй. Умерли они все без звука, оглушенные, утонув в блаженстве, погребенные волнами кроваво-красного моря.
Оставлять их в живых было неразумно. Слишком много странностей, да и лица они наши видели, после того как Марика заглушила свою вечную, неутолимую жажду крови. Я затер им следы укусов, воткнув в них их же мечи и обшарив карманы хотя бы для видимости разборок и ограбления. Да, все это сильно притянуто за уши, но все лучше, чем обескровленные тела, следы зубов на шее и нетронутые карманы. Мы провозились пару часов и назад пошли уже другой дорогой, сливаясь с предрассветными тенями. Марика наелась и теперь глаза ее светились насыщенно алым, даже белок покраснел, она сыто улыбалась, цокая своими каблучками и все так же держа меня за руку.
