— Что будем делать Сальватор? Если орден схватит мальчишку, то он быстро выдаст, где он взял этот трактат.

— Скажем, что его похитили во время нападения на нас. Тем более это и действительно так. А насчет него, не думаю, что он попадется к ним в руки, слишком уж пронырливый. Тем более он прекрасно осознает, чем ему это чревато. Но ты на всякий случай объяви о наборе наемников. Скажем, для борьбы с набегами работорговцев. Тем более давно пора навести порядок в прилегающих к нам землях. Одно другому не мешает.

— Я ведь предупреждал Сальватор. — Снова повторил Карло. — Не стоило его отпускать, тем более с книгой.

— Перестань Карло, — поморщился Наместник, — во первых, ничего страшного не случилось. Во вторых, мы тут ни причем. У нас ведь действительно ее украли. А как и где мы ее получили, это дела Рода. Каждый Род ищет, что из старых знаний может его усилить, просто нам повезло больше других. Но ты держи руку на пульсе, и объяви набор наемников.

— Наемники не помогут, если придеться бороться с орденом. — Проворчал Бранкати. — Хорошо, сделаю.

Несколькими неделями ранее.

Наш маленький лагерь побитых, раненых и обессиленных бедолаг отправился в дорогу только к полудню. Без каких-либо вещей, три четверти раненные, со стороны мы больше напоминали команду выживших после кораблекрушения. Но как бы большинство не просило еще отдохнуть, нам нужно было выдвигаться. К темноте желательно выйти на какой-нибудь поселок и найти нормальный ночлег и еду. Мне вынужденно пришлось взять на себя роль целителя, няньки, охранника. Потому что никто другой не был в состоянии.

Так что вышли мы когда светило заняло центральное место на небосводе. После тяжелой ночи, мы радостно подставляли наши усталые лица ласковому весеннему солнцу. Мы нежили свои измученные тела в его теплых лучах и оживали, как букашки после бури.

Мы возобновили путь, прижимаясь к пробуждающимся после зимнего сна высоченным соснам. Много где еще лежал снег. И узкая, наполовину заброшенная дорога превратилась в жидкую кашу из грязи. Так что позаимствованную телегу пришлось хлюпая по щиколотку в грязи периодически вытаскивать, потому что она застревала, увязая чуть ли не по саму ось в этой бурой жиже. И как бы добавляя ко всему, ближе к вечеру северный ветер пригнал со стороны залива очередную мрачную свору тяжелых туч. И пошел мелкий и моросящий, противный дождь. Но меня это мало смущало, признаю, самодовольство я испытывал отнюдь не слабое: я был жив, здоров и с неплохим таким прибытком. Гордо шлепал по грязи и знай себе лыбился, я радовался, как свинья в дерьме, даже не подозревая, что за мрачная буря сгустилась на над нашими головами.

Но когда наши усталые лица снова окровавило заходящее весеннее светило, мы мертвецки уставшие и по уши изгвазданные в грязи, наконец добрались на какой-то дыры. Но дыры населенной. И о слава богам, там даже была таверна. Во всяком случае скрипящая вывеска на которой изображен мужик тонущий в кружке эля и надпись: «Лесоруб в ударе» именно об этом сообщала. Нам нужен был ужин и комнаты, и разместить и покормить наших животин.

Завалившись внутрь все грязной гурьбой мы первым делом позвали хозяина. Я не был специалистом, и поведал не слишком много заведений подобного типа. Но все равно, с уверенностью могу сказать: что каждый кабак, таверна или постоялый двор, носят отпечаток своего владельца. Какой бы дырой не была эта деревушка, местный дух таверны был теплым и нежным. Внутри чувствовалась заботливая женская рука и домашний уют, словно в старом кресле-качалке у камина. Зал был наполовину пуст, сидело лишь несколько местных угрюмых мужиков за кружками эля, и все они уставились с удивлением на нашу пеструю компанию. А из двери за стойкой, ведущей на кухню, к нам вышла плотно сбитая и хмурая женщина.

Выслушав пожелания и требования в виде: всех комнат какие есть, мыльни и обильного ужина. Она оглядела нашу побитую и грязнючую и уставшую компанию. Поджав губы и пробарабанив волну пальцами по стойке объявила с уверенностью человека оказавшегося в гуще вспыхнувшей уличной поножовщины и уверенного, что она единственная у кого есть щит, меч и кольчуга.

— Двадцать монет серебром в день, — спокойно ответила она, — и платите вперед. Если же нет денег, то выметайтесь. Вы мне тут все уже изгваздали.

Рыжая подавилась возмущением, будучи дочерью крайне богатого землевладельца, она всюду торговалась, независимо от того, что было предметом торга — торговля была у нее в крови.

— Какие двадцать монет⁈ Даже лучшие постоялые дома в городах берут меньше! Десять, — тут же предложила она, — И вообще, вы хоть знаете, кто мы такие?

— Нет, и знать не хочу, — даже не поколебалась хозяйка, — я вижу кучу грязных оборванцев.

Насчет платы за постой Фло была, конечно, права. Поторговавшись, мы точно могли бы выгадать один-два серебряных в день. Понятно, что, торгуясь, экономишь деньги. Это, как правило, толковый и вполне привычный способ вести дела. Но я знал, точно так же, по жизни в Райлегге, что несколько монет были не такой уж безумной ценой за постой для подмастерьев мага. И эта монета часто и составляла зарплату тех, кто обслуживает нас. А деньги у меня были, и оставлять без лишней копейки я их не захотел. К тому же, у меня у единственного были деньги, а мы все были слишком уставшие, чтобы с ней спорить. Так что выйдя вперед и бухнув на прилавок пару золотых, я сказал:

— Договорились, тут на несколько дней. Хороший ужин с выпивкой, мыльни и комнаты. Именно в такой последовательности. И пусть лошадей накормят.

— Только овсом, а не сеном, — пискнула сзади Валессия. Она, по-моему, об этом черном чудовище больше беспокоится, чем о себе.

Взяв золотой и попробовав его на зуб, хозяйка оглядела меня с ног до головы. Невысокий молодой парень каких тысячи. Одежда была невзрачная и потрепанная, на пару размеров больше и вся в грязи, а за спиной объёмные рюкзаки. Но она не могла не увидеть ледяные глаза, в руках посох мага с черным навершием, а на поясе шпагу с рубином украшавшим навершие. Пальцы унизаны кольцами с камнями, которые раньше принадлежали идиоту Алонзо. Окинув внимательным взором меня, он сгребла монеты и кликнула помощницу из кухни.

— У меня нет столько комнат, сколько вас, поэтому проживать будете по несколько человек вместе. Ужин будет готов через час. Я вам порося зажарю.

— Я цыпленка хочу! — Тут же вставила Элизабет.

А я капусты бы с сосисками съел, — прогудел Харви, — да хорошего Эля, хозяйка. Мы, можно сказать, от смерти спаслись. Так что давай не жадничай. Нормально все сделай. Чай не часто к тебе столько высоких господ приезжает.

— А вы кто собственно будете? — Оглядев нас спросила хозяйка, может мы все грязные и потасканные, но многие были одеты в хорошую одежду и ее было видно даже под грязью.

— Студиозусы мы будем. — Ответил за всех Харви. — Теперь вернее бывшие студиозусы мастера Эверарда.

— Колдуны, — как ядом сплюнул один из угрюмых мужиков в углу.

— Ты бы парень рот не открывал, я тебе и без колдовства голову открутить могу, вот этими руками. — Густым баритоном ответил ему наш здоровяк, показывая здоровенный кулачище.

— Анэт. — Громко позвала через плечо хозяйка. На ее зов из дверей показалась девушка, прям вылитая хозяйка, только вдвое моложе. — Иди комнаты приготовь, да скажи, чтобы воды натаскали и мыльню поставили греть. А вы господа студиозусы, уж будьте любезны, в грязной одежде на кровать не ложитесь.

Так как вещей ни у кого не было кроме меня, почти все расселись в общем зале, ожидая ужин. Наверх за дочкой хозяйки пошел лишь я и Алисия. Мне нужно было скинуть вещи, а она находилась в крайне подавленном состоянии и ничего не хотела в принципе. Оглядев комнаты, я выбрал ту, что поменьше. И пока готовят мыльню и ужин, решил в одиночестве поковыряться в сумке, что забрал у Мориса.

Сумка у него была забита полностью — под завязку. Сверху лежали окровавленные кольца и два амулета, что я снял с его ошметков. В спешке я просто запихнул их в сумку и побежал назад. Заботливо завернутая в чистую тряпку тощая книжка и свиток на паучьем диалекте. Это похоже те самые старые знания, про которые он там отчаянно верещал, пытаясь сохранить свою шкуру. И личные вещи: толстый дневник с его исследованиями, какие-то записи и зарисовки. Черная резная шкатулка, открыв которую я сразу захлопнул. Там, судя по размеру, лежал пожелтевший от времени череп младенца, от которого просто смердело за милю черной магией. Что это такое я понятия не имел, но определенно, это была очень опасная вещица.