А те стражи кто тут был, привыкли иметь дело с закованными в кандалы и безвольными заложниками, а не биться насмерть в узких коридорах с мертвецами ведомыми опытным убийцей. Первые, наспех сложенные небольшие баррикады я прошел как раскаленный нож масло. Арбалетные болты мертвецам не страшны, а когда они переваливали через баррикады и начинали рвать на куски вопящую от ужаса стражу туда шел уже я.

Я не испытывал жалости. Каждый из них все прекрасно знал, кто сидит в камерах позади них. И кому они служат тоже знали. В памяти Сезара я все прекрасно увидел, сколько тут людей побывало: как проезжих торговцев, так и младших сыновей и дочерей соседних герцогств. Если родственники могли заплатить, они сидели тут, иногда годами. И сейчас я потрошил без малейшей жалости этот гнойник. Слушая как музыку, вопли этих мерзавцев.

Но так или иначе порядком уставший я дошел до комнат куда закрыли моих соучеников. Двое мертвых, кого я оставил с собой были все сплошь покрыты кровью и изрезаны, с торчащими арбалетными болтами, потрепали их знатно. И я, с круглым легким щитом, волосы торчком в разные стороны, весь мокрый теперь уже от крови, с горящими от адреналина глазами и улыбкой сумасшедшего. Так себе герой спаситель, явно не чистенький принц в сияющих доспехах на белом коне.

Поэтому когда я открыл первую камеру, на меня глянули полные страха зеленые глазищи. Как назло первая камера оказалась рыжей Флоренц Кальвино, нашей огненной непоседы. Которая до жути боится мертвецов, тот ужас, что она пережила на той поляне до сих пор читался в ее взгляде. И сейчас, когда она снова скованная и запертая сидит в каменном мешке. Дверь ее комнаты открывает тот, кого она недолюбливала. Весь грязный и мокрый, перемазанный кровью и с улыбкой маньяка. В общем она приняла меня за мертвеца, истошно заверещала и начала кидаться той немногой утварью, что ей выделили. Пришлось плюнуть от досады и прикрыть дверь, идя к следующей.

Следующая камера оказалась нашего голоса разума, вечно рассудительного сребровласого Карла. Когда я открыл дверь он молчал, стоя в дальнем углу и сжимая цепь своих кандалов, угрюмо смотря исподлобья. Ведь снаружи слышались звуки сражения и крики, а за мгновение до этого верещала Фло. Но когда я его окликнул в его голубых глаза пламенем индиго вспыхнуло узнавание и он улыбнулся. Он и до этого был ранен, а сейчас он был перевязан какой-то грязной тряпкой, и на ней алели новые пятна, видно они сопротивлялись после того как меня вырубили.

Я снял с него кандалы и попросил успокоить его рыжую соседку, а сам побежал дальше освобождать остальных. Когда снимал кандалы с Кассиана его темные раскосые глаза блестели, в них звенел миллион вопросов, он смотрел на меня еще более подозрительно чем раньше. Я избегал встречаться с ним взглядом. Как и избегал встречаться взглядом с Алисией, она неотрывно смотрела на меня, пока я снимал с ее тонких изящных рук грубые кандалы. И дождавшись пока замок щелкнул и они упали на каменный пол обиженно звякнув. Она встала рядом.

— А вот и ты, — сказала она, положив ладонь мне на грудь.

Простое прикосновение ее пальцев раскрыло мне простую истину: «Представь, что вот так — каждый день».

— А вот и я. Ты как?

— Нормально, теперь у меня есть синяк, похожий на двух спаривающихся дельфинов… Ну, у меня знаешь ли богатое воображение.

Мне захотелось увидеть этот синяк, и убить того, кто этот синяк поставил. Но я взял себя в руки и отошел с прохода, сказав:

— Нам нужно уходить Алисия. Пока Бенуа и его свора не опомнилась.

— Знаешь, я ведь ни капли не сомневалась, что ты за мной вернешься. — Проигнорировала она меня. — Хороший ты человек Дарий, опасный, темноволосый, раненый, мой любимый сорт яда.

— Сволочь я. Просто в твоем вкусе, вот и все. Но я серьезно, нам нужно убираться отсюда.

— А где Лизи? — спросил я оглядевшись, когда все камеры были открыты и все наши собрались в коридоре, разминая руки и переговариваясь.

— Ее Бенуа забрал, — мрачно проговорил Франко, морщась от боли в сломанной ноге. — А потом мы услышали колокола. Что там кстати происходит? — Он указал рукой на окно-бойницу, из которого было видно зарево пожара, что полыхал возле замка.

— Там Герман развлекается.

— А это, я так полагаю, ты развлекался? — Валессия сдула кривую челку со лба и кивнула на двух мертвецов, что топтались в проходе среди разбросанных кусков тел, кишок и кровищи, что осталась от стражи.

— Ладно ладно, заберу я Лизи. Мне все равно туда нужно, еще мои вещи забрать не помешало бы, они сверху, в комнате барона. Да и с герцогом стоит попрощаться, поблагодарить за гостеприимство, а то невежливо как-то получается.

— А как мы выйдем из замка? — Спросила Фло, которая до сих пор косилась на меня.

— Так же как я сюда прошел, вспоминайте чему учил вас мастер, в конце концов это и есть наша практика. Поднимите каждый по одному мертвецу, одного держать не сложно, сейчас ночь и полная луна, а значит богиня благоволит. А если не хотите, то распределите роли, кто сильно ранен пусть поднимет мертвых и использует их как щит, а сам идет сзади. А кто в порядке пусть прикрывает ударными заклинаниями. Маг мертв, я убил его, и сейчас вам никто не сможет помешать, а солдаты тут это сборище ряженых бандитов. Они до дрожи бояться нас, и все что вам стоит ожидать, это арбалетного болта из-за угла. В конце концов вспомните, что мастер нам говорил в самом начале. Моральные устои — это границы в вашей голове, и как нарушать их, решать вам, ведь магия лишь инструмент. Сейчас вы защищаете себя и убиваете тех, кто живет разбоем. Спросите вон их, они точно вам расскажут, кто тут плохие ребята. — я указал на троицу, жмущихся в уголке зашуганных людей.

Да, забыл сказать, когда мы собрались в кучу и начали обговаривать, что делать. Из дальнего угла подали слабый голос и послышался стук. Когда мы взломали двери там обнаружилась еще несколько «гостей»: один торговец кому не повезло угодить в засаду в начале зимы, парень, утверждавший, что он костеродный, сын какого-то герцога. И изможденная женщина, родственница соседей герцога Савара. Ее тоже похитили с целью давления. И теперь они с расширившимися глазами смотрели на нас, особенно пялились на меня. Невысокого подростка, сплошь покрытого багряной коркой, которая уже подсохла, превратившись в кровавую маску, а волосы липли, как черные сорняки, на лице монстра. И словно этого было мало, вишенкой на торте в проходе топтались хрипло рычавшие мертвецы послушные моей воле.

Для них я был мокрый от крови ужас, кровавый колдун — некромант. Тот, кем пугают детей если они непослушны. И встретившись лицом к лицу с этим ожившим кошмаром искупавшимся в крови, с черными глазами, свирепой улыбкой и алыми-алыми руками, довольно скоро они прониклись страхом. И теперь испуганно жались в сторонке.

— Но это же живые люди, мы же не можем натравить на них мертвецов, — сказала Фло, –мы же не…

В воздухе так и читалось: «мы же не ты», но она подумала немного и нашла альтернативу, сказав:

— Мы же не тот безумец Морис.

— А как же ты? Тебе наверняка потребуется помощь. Их же там много, а ты один, значит я пойду с тобой. — Заявила Алисия.

Возведя очи горе я вздохнул.

— Алисия, ты мне очень поможешь если будешь держаться вместе со всеми, я справлюсь один. Поверьте, мне не впервой. Вы главное пошумите там на выходе когда будете прорываться, нужно чтобы Герман вас заметил, если он еще жив, то он вас заметит.

— Нужно будет пробиться в конюшни, я не брошу Справедливость. — Подала голос Валессия.

— Кого? Справедливость? — Я хихикнул, — Валессия, только последние идиоты назовут это своенравное черное чудовище Справедливость. К тому же ты же потомственный темный маг, нужно соответствовать, назови Кошмаром. А то смотри, тебя рыжая вычеркнет из почетного списка сил зла.

— Сам ты Кошмар, — надув щеки упрямо ответила она.

— Как по мне так во плоти. — Не смогла удержаться чтобы не поддеть меня Флоренц. — И возглавляешь этот почетный список.