Когда я заходил сюда вчера ночью вместе с отрядом ордена, мы заходили с центральных ворот, вернее через их вырванные чудовищной силой обломки. Сейчас я вернулся с самого края, и просто перелез через этот частокол. Который был чуть выше человеческого роста. И перемахнуть через него не составило труда даже раненому. Центральная площадь с разоренной часовней и собственно куча сожжённых тел были с другого конца. Но там все выгорело, поэтому я туда не хотел сначала идти, да и изрядно воняло там, чего уж скрывать, но сейчас меня позвала Полночь целенаправленно. А в таких ситуациях она никогда не шутит. Постоянно язвит, иронизирует, но не шутит.

Поэтому кивнув ей я расшнуровал сверток, достав это странное, древнее оружие. Флавио я видел всего ничего, и рассматривать его было некогда, да и положа руку на сердце не очень то и хотел. От таких охота бежать куда подальше, а не рассматривать. Изначально, издали его оружие походило на странную, длинную шпагу. То сейчас держа в руках это оружие шпагой его назвать было крайне сложно.

Первое, что сильно бросалось в глаза — это рукоять. Рукоять неестественно длинной, как у бастарда, она была выполнена из кости, выполненная в виде трех странных созданий, полузмей-полулюдей, с человеческим торсом и переплетенными змеиными телами ниже пояса. Но вот лица у них были больше похожи на оскаленные морды летучих мышей. И каждый держал в зубах по кроваво-красному рубину, в котором горели, словно заключенные внутри искры. А держали они все вместе навершие, изображенное в виде помоста на котором восседал черный паук скрытница — символ Аа-ша-ках. Но только вместо брюшка у него был большой, темный, словно самая черная ночь искусно огранённый камень повторяющий форму паучьего тельца с такими же заключенными внутри искорками.

Как и рукоять, гарда была своеобразным произведением искусства. Выполненная в виде тонкой, ювелирной работы неизвестным мастером было запечатлено канувшее в веках сражение. Где люди и существа похожие на тех, какие были на рукояти сражаются с гротескными чудовищами и гигантами. Только теперь эти существа отличались. У них были ноги и крылья за спиной. И лезвие, самое странное из всего. Выполненное из странного, матово-черного метала, с явными прожилками из серебра. Самое лезвие было зачем-то скручено в спираль от гарды на одну треть клинка. Только потом начиналась чуть более широкая режущая часть, на которой на всей длине были выбиты тускло светящиеся алым колдовские-руны символы. Даже издали, кинув первый беглый взгляд на это чудовище в облике прекрасного юноши мой глаз сразу зацепился за его оружие. Да и тогда просто не было времени все рассматривать. Но теперь, когда оно лежало передо мной. Все внимательно разглядев я только и смог, что языком цыкнуть восхищенно.

Оружие пришедшее из глубины веков и достойное королей.

Орден Искупления, инквизиция, да и сам Нестор в частности теперь носом землю рыть будут, восстанавливая репутацию. Они будут за мной гоняться чисто из принципа. Мало того, что сам еретик некромант и убийца, так и еще и такое оскорбление нанес. Сам сбежал и древний артефакт из под носа спер.

— Уу-у-х. Какая красота, — только и смог выдохнуть я, когда все эти мысли галопом со скоростью лучших атрийских скакунов промчались в голове.

Машинально, я взял его в руки, рассматривая. Левая рука меня была сломана, хоть после наложенных заклинаний она меньше болела, тревожить ее было не желательно. Так что я аккуратно взял его в и провел легонько пальцами правой руки по лезвию. Не знаю, было ли это проведение, толи наваждение. Но я сделал то, что сделал. Естественно я порезался. Клинок был бритвенно острым.

— Ай, проклятье.

«Сила мечника в руке, а вот мастерство — в пальцах. Вот и нечего рисковать, водя ими по лезвию.» Тут же вспомнилась мне фраза сказанная рычащим, басовито деловым голосом словно он перекатывал камешки во рту, покинувшего нас добродушного здоровяка, подмастерье кузнеца Харви.

–…Дарий, слышишь. Ау, проснись…– Позвала меня Полночь отрывая от любования клинком.

— Да идем, — ответил я, схватившись за рукоять клинка.

И чуть не выронил его, потому что существа, из которых было выточена рукоять словно зашевелились под рукой как только кровь и порезанных пальцев попала на них. Рубины, что были вплавлены в их пасти вспыхнули, как и паук на навершии, а все символы на лезвии заалели.

Удивляться было некогда, прислушавшись к чувства я не ощутил ничего тревожного, так что потом разберусь. И я побежал с порезанной рукой и горящим, алыми символами клинком за пятном из теней в сторону пожарища. Но не успел даже добежать до середины разрушенной деревни как меня снова накрыло то ощущение. По коже пробежал озноб. Не мягкий, словно хлопок поцелуй бодрящего ветра, которым меня одаривает Полночь, а это мерзкое чувство словно ты подцепил пиявку-слизня в ледяной воде. Проклятье брошенных гробниц. Бремя непостижимого естества проклятого богами.

Но на этот раз оно было тихое, слабое, едва дававшее о себе знать. Но тем не менее, я точно почувствовал ее присутствие. Я обошел сплавленную в единый оплавленный кусок кучу ужасно смердящих мертвых тел. Подойдя к наполовину обгорелому, обрушенному безумствовавшим в ночи пламенем Нестора крестьянскому дому. Что стоял совсем рядом со сгоревшей часовней. Ступая как можно тише по совету Полночи. Еще на подходе она дала мне знак на безъязыком, чтобы я был как можно тише.

И ступая как можно тише, на одних носочках, обходя все возможные обгорелые куски я услышал тихие всхлипы. Кто-то сидел внутри в погребе сгоревшего дома и тихо плакал. Учитывая где мы находимся, наличие выживших местных крестьян крайне маловероятно, они бы точно вышли утром, когда тут орден хозяйничал и читал молитвы, стаскивая все трупы в кучу. А чувство, абсолютно точно выдававшее этих тварей сообщало, кто именно там сидит.

Гребаная Марика.

Эта мелкая повелительница тумана. Эти идиоты мало того, что упустили ее, они даже не потрудились проверить ближайшие дома. Она никуда не сбегала, она просто спряталась в самом ближайшем доме. Забившись в самую первую нору какую нашла.

Остановившись у этого дома я выругался перестав скрываться. И всхлипы тут же смолкли.

И я шибанул ногой по какой-то обугленной деревяшке. Она улетела внутрь, громыхая. А затем крикнул, чтобы меня получше было слышно.

— Эй, ты, рабыня, выползай давай.

Тишина мне была ответом.

— Я сказал выползай, кровожадный ты кусок дерьма. Я знаю, что ты в погребе Марика. Выходи я сказал. Если ты заставишь меня лезть к тебе, я из тебя тварь, червя слеплю. Будешь как гусеница ползком передвигаться до конца вечности. Жизнь у тебя до-о-олгая.

Все так же тишина, словно там никого нет.

— Ну ладно, считаю до трех, а затем я сам полезу к тебе тварь. Я тебя предупредил. Три. Два.

Изнутри послышались невнятный всхлип, бормотание ее тонким голоском и возня. А затем грохот и глухой удар, судя по звуку она там упала, затем новые надрывные всхлипы. Слушать эту пародию на раскаяние мне надоело, как и надоело ждать, и познакомив обгорелую, обвалившуюся балку со своим сапогом, чтобы мне была дорога среди этого завала я полез к ней глухо рыча от раздражения. Балка улетела вбок, подняв грохот и кучу мокрой золы и снизу послышался уже поскуливание разбавленное всхлипами. Я откинул крышку и кинул взгляд на нее полный злости и раздражения. Она сидела на полу, поскуливая.

— Я не смогу сама вылезти. — Дрожащим голосом ответила через съехавший набок рот.

Безупречное лицо в виде сердечка, обрамленные словно нимбом вьющимися черными волосами, пухлые губы бантиком, кроваво-красные здоровенные глазищи с пушистыми ресницами. Все это было лишь воспоминанием. Сейчас снизу сидела бракованная, кошмарная кукла, смятое изделие пьяного гончара. Лицо было связанно в узел прямо на носу. Превосходная как алебастр кожа словно растаявший воск, который смяли и размазали. Носа не было вообще, вместо него был узел. Рот был сбоку рядом с ухом, одно веко было наполовину натянуто на заплаканный кровавый глаз, а второе вообще на лбу. Оказалось, когда она пыталась от меня отмахиваться руками, чтобы они не мешались я их загнул. И теперь она попросту не могла их выпрямить. Если их выпрямить, они были у нее над головой, а если она сгибала локти, они оказывались за спиной. Ко всему прочему я смял ей плечо, и правая рука вообще как-то криво торчала в том месте, где у нее была лопатка. Как и умудрился смять одну ногу, и теперь она торчала в бок возле бедра. А самое забавное, что это не переломы или магия, теперь это было ее тело. Кожеплетение — навык, позволяющий работать с мертвыми, подстраивая их под требуемые задачи. Навык из-за которого Кхаштру и прозвали проклятым скульптором.