— Это здорово, — сухо произнёс Мэй. — Но, бл*дь, ничего не изменилось. Она всё ещё в Саутволде, а ты — нет.

Я промолчал.

— Допустим, вы оба понимаете, что подходите друг другу и готовы жить на расстоянии, пока у Фрэнки не изменится ситуация с мамой. Не хочу лишний раз говорить это, но все же: ее мама умирает. Допустим, вы снова будете вместе… Ты действительно думаешь, что Фрэнки справится с нашим образом жизни? Папарацци, фанаты, раскалённый свет прожекторов… После прошлой ночи и её реакции, не знаю, достижимо ли это, чувак.

Мэй говорил правду и тяжесть его слов крушила всё внутри меня.

— Знаю, она не предназначена для такой жизни, — шипел я. — Фрэнки — девочка из маленького городка. Она не может ездить в туры, жить в Америке и терпеть камеры перед лицом каждый раз, как выходит из дома. Глупо даже думать, что сможет. Знаю, Мэй. Знаю. Просто… я просто не могу держаться от неё подальше.

— Ты отказался от одной зависимости ради другой.

— Не проси меня бросить её, — Я взглянул на него. — Не смогу.

— Не прошу, чувак, просто не хочу увидеть тебя снова в той яме, в которой ты был. Ты разбил мне сердце, когда оказался там. Я не позволю тебе сделать это снова с собой. Просто не позволю.

Остановившись на красный свет, я посмотрел на лучшего друга.

— Никогда не хотел причинить боль тебе или кому-либо другому тем дерьмом, которое сделал. Я нашёл причину начать жизнь заново и эта причина — не Фрэнки, а я сам. Я стал трезвым ради себя. Если мне снова будет больно из-за неё — справлюсь, но не вернусь на дно. Обещаю, Мэй.

Мы стукнулись кулаками и, в тот момент, когда кивнул, я понял, что он поверил мне. Мы ехали в «Мэри Уэллс», были голодны, хотели позавтракать, и, конечно, я хотел увидеть Фрэнки. Знал, что она работает в утреннюю смену. Когда подъехали, мои глаза расширились. У входа в закусочную стояла полицейская машина. Джо, владелец закусочной, и Анна, официантка, которую Мэй трахнул, разговаривали с офицером. Мы вышли из машины.

Анна заметила меня и оглянулась через плечо.

— Анна, с тобой всё в порядке?

Она развернулась и кивнула.

— Небольшой инцидент, но всё в порядке.

— А где Фрэнки?

Анна ткнула большим пальцем через плечо.

— Внутри.

— Иди, — сказал мне Мэй. — Я останусь пока здесь.

Внимание Анны переключилось на Мэя, и так же, как в прошлый раз, обо мне забыли. Я молча вошёл в закусочную. Фрэнки прислонилась к прилавку рядом с кассой и что-то рассматривала. Она повернулась, когда над дверью звякнул колокольчик. Моя улыбка померкла, когда увидел её взгляд. Фрэнки повернулась ко мне спиной и начала вытирать прилавок. Её нельзя назвать грубой, поэтому должна была быть причина такой холодности.

— Хэй, Фрэнк.

Она пробормотала что-то невнятное в ответ.

— Ты в порядке? — Спросил я. — Джо снаружи разговаривает с…

— Сказала же — занята, не могу поболтать. Ты глухой?

Я даже не успел спросить что случилось. Фрэнки развернулась и прямиком направилась на кухню. Её холодность застала меня врасплох. Я смотрел, как она уходит, а потом сорвался с места и последовал за ней. Вишенка была на кухне одна, и, судя по тому, что увидел, когда вошёл в закусочную, клиентов тоже не было. Мы были вдвоём.

— Что происходит?

— Только для персонала! — Фрэнки подпрыгнула от неожиданности, повернулась ко мне лицом и быстро убрала руку за спину. — Тебя здесь не должно быть.

— Что случилось? — Нахмурился я.

— Ничего, — пробурчала Фрэнки. — Ничего не случилось, так что ты, — она посмотрела на меня, — можешь уходить.

Меня взбесил её тон.

— Я никуда не пойду, пока ты не скажешь, что, бл*дь, происходит.

— Не смей так со мной разговаривать, Риск Келлер, — огрызнулась она. — Убирайся.

Джо и Анна вошли в кухню как раз в тот момент, когда Фрэнки кричала на меня.

— Фрэнки, — Сказал я решительно. — Что, бл*дь, я сделал?

— Прекрати ругаться!

Иисусе.

— Скажи, что я сделал, чтобы так разозлить тебя, тогда прекращу. А пока ты это делаешь, скажи, почему здесь полиция.

Джо и Анна посмотрели друг на друга, а затем, не сказав ни слова, вышли из кухни, снова оставив нас наедине. С каждой секундой происходящее злило все больше и больше, поэтому я пересёк пространство между нами.

— Что. Случилось?

— Ничего. — Она сдвинулась с места. — Я справилась с этим.

— Справилась с этим? — Повторил её реплеку. — Что, б*ть, значит «с этим»?

— Хватит. Материться.

Чувствуя, как сводит мышцы челюсти, я уставился на Фрэнки.

— Помоги мне перестать и объясни в чем дело…

— Что ты сделаешь? — Перебила она. — Напишешь обо мне ужасную песню? Слишком поздно, ты уже сделал это, чёрт возьми.

Показалось, меня ударили кулаком в живот, потому что сразу понял, о какой песне она говорит.

— Даже не отрицай этого, — продолжала она. — Знаю, что в ней речь идёт обо мне.

— Ты говоришь о «Вишневой бомбе»?

— Да. — ухмыльнулась Фрэнки. — Очень стильно, Риск.

Я провёл рукой по волосам.

— Почему ты заговорила об этом сейчас, а не в тот вечер, когда я зашёл извиниться? До этого всё было хорошо.

— Потому что до сегодняшнего дня не слушала её. По радио крутили.

Это страшно удивило меня.

— Она была на нашем последнем альбоме, он вышел два года назад.

— Ох. — Фрэнки подняла руки в знак поражения. — И? Я не должна злиться, потому что только услышала её?

— Нет. — Держал её взгляд. — Прости.

— Чушь, и ты это знаешь, — сорвался я. — Она была написана, чтобы вызвать ненависть и жестокость!

Она расстроилась, кричала на меня и выглядела злее укушенной пчелой собаки, но я видел обиду в её зелёных глазах. Фрэнки было грустно… моя песня заставила её грустить. Если я и жалею о том, что написал, записал и выпустил в альбом, то только о «Вишневой бомбе». Иисусе, каждый раз, когда думал об этом, во рту оставался горький привкус.

— Я писал её не из ненависти и жестокости, — сказал я, стараясь сохранять спокойствие и собранность в голосе. — Это не так, Фрэнки.

— Чушь, — практически прорычала она. — Я слушала каждое слово, ты, злобный ублюдок. Пошёл ты! Мы больше не друзья. Убирайся из моей жизни и держись от меня подальше, мудак!

За все годы, что провёл, вспоминая Фрэнки, я забыл, как она может разозлиться и начать действовать.

— Фрэнки, послушай…

— Нет! — Крикнула она. — Нет, Риск. Ты знаешь, каково это, когда о тебе пишут такую песню? Песня, которую слушают миллионы?

И ведь была права, трек слушали миллионы людей, я просто не понимал, почему она сама не слышала его прежде. Фрэнки же была первым Грешником. В своё время она была в студии на каждой записи, которую мы делали на нашем EP, и на большинстве записей нашего первого альбома. Она слушала нашу музыку снова и снова, и всегда с улыбкой на своём прекрасном лице. С одной стороны, был рад, что Вишенка не слышала «Вишнёвую бомбу» до сих пор, но с другой — у меня защемило в сердце от мысли, что есть песня, которую девушка не слышала.

Я говорил с ней через эти тексты; если она не будет их слушать… как сможет услышать меня?

— Почему ты не слушала её до сегодняшнего дня?

В зелёных глазах вспыхнули эмоции, которые не смог расшифровать.

— Потому что знала, что это про меня. — Внезапно произнесла она. — «Вишнёвая бомба». Даже такая глупая девчонка из маленького городка, как я, могла это понять. Мы расстались; мне было страшно слышать, какие мысли ты обо мне выскажешь.

Услышав это, груз, осевший у меня на груди, мгновенно уменьшился. Она слушала мои песни, мои слова… просто не могла слушать «Вишнёвую бомбу» до сих пор, и я не могу её винить.

— Мне это казалось правильным. Не так ли, рок-звезда?

— Да, — ответил я. — Так и было, но если позволишь объяснить…

— Нет. Убирайся.

— Слушай. Меня. — Повысил голос. — Я написал это, когда чувствовал себя злым, расстроенным и чертовски скучал по тебе!