«Есть ли что чудесней…» Памяти матери моей Марии Ермолаевны Есть ли что чудесней Жигулей хребтов! А какие песни С барок и плотов! А какие сказы Ходят с голытьбой! Услыхал и сразу Закипел гульбой! Жемчуг пьяных весел! Паруса – суда! Все бы кинул-бросил И махнул туда — С озорной волною В эту синь и ширь! Добывал бы с бою Новую Сибирь. …Пенные осколки До небес летят… Матери и Волге Мой последний взгляд! «За Русью-молодицей…»
За Русью-молодицей Бегут два паренька: – Ну, что же, озорница, Кому твоя рука? – Не я ли ражий, бравый, С червонцами мошна, — Пойдем со мной направо, Ей будешь, что княжна! – Не слушайся буржуя! Уж я ль не по душе? Налево! Докажу я — Быть счастью в шалаше! …Несутся вперегонку, За белы руки хвать… Она смеется звонко: – Ой, не пора ль отстать! Скажу я вам без гнева: – Я путь без вас найду! Ни вправо и ни влево Я с вами не пойду! Лето 1917 г. Из зимних картин Всю ночь, как призрак белый, Пустившись в дикий пляс, Метель в полях шумела, Куда-то вдаль неслась… И прилетала снова На крыльях из парчи, — И был, как стон больного, Ее напев в ночи… Всю ночь метель рыдала, И крылась в сердце жуть, — И сердце, ноя, знало, Что счастья не вернуть… 1910 Из песен о городе Лишь вечер – дикие напевы И стон шарманки зазовут Туда, где крашеные девы, Торгуясь, тело продают… …В узорах ярких скинет платье И, взглядом опытным маня, Свои продажные объятья Раскроет с смехом для меня… И вот безвольному, хмельному, На миг сожмет мне душу стыд И унесет меня к былому, И светом детства озарит… …Я задрожу от скорби жуткой, Но говорит твой взгляд: «Я жду!» И я, с бесмысленною шуткой, В твои объятья упаду… 1910 Илья Муромец Забражничали вешние ветра, Трубят хвалу забытому Стрибогу. – Илюшенька, пора бы встать, пора! Да где ж – сидит. Что плети руки, ноги. Над Карачаровым метельный вой, Бьет батогом Оку мороз сердито. – Вставай, Илюшенька! Вставай, родной! А ноги будто оловом налиты. Так просидел он тридцать три годка Под тихий свет лампад неугасимых. Деревенела матери тоска, — Заела сына немочь, подкосила! – Стук-стук в окно. – Калики! – Заходи! И вот ввалились нищие бродяги; Такая мочь из каждой прет груди, В глазах степная, земляная брага! Заветным словом одарен Илья, Заохала родимая сквозь слезы: Встает сынок, выходит из жилья, И пожню с займищем расчистил борзо! Смеются перехожие: вот-вот! Давно бы так! Чуть-чуть не засмердило! Дивится Карачаровский народ, А там и Русь, и свет весь дался диву! – Илюшенька, остепенись, присядь! А он с работой днюет и ночует. И не уймут Илью, и не унять Вовеки силу земляную! Февраль 1924 г. Кабацкая Одному-то – утехи да золото, А другому – сума, лоскуты… – Кем-то жизнь моя смята, размолота, Кем-то радости все отняты… Голоси про «Варяга», гармоника! Разрыдаюсь, что сам не герой… Разуважит судьбина покойника Той сосновой доской гробовой… Кто помянет бездольного пьяницу, Что расскажут, споют обо мне?! — И от думы душа затуманится… – Утопить бы кручину в вине! Тем – палаты, утехи и золото, А тебе – кабаки, беднота!.. – Кем-то сгублена жизнь и размолота, — Эх, недаром она пропита! 1913 Казанская татарка Глаза – агаты. Сколько зноя! И так стройна, и так смугла! Есть что-то дикое, степное, — Не с Тамерланом ли пришла?.. Тебя мольбой и вздохом слезным Никто б разжалобить не смог, А вот перед Иваном Грозным Сама упала бы у ног! 1915 Картинка
Посевов изумрудные квадраты, Ряд тополей, талы, карагачи, Речонка… Запах близкой сердцу мяты И солнца необычные лучи. На ишаке старик длиннобородый Трусит рысцой… Заплатанный халат, Но выглядит калифом. Ищет броду Сартенок смуглый, мутным струям рад. А вдалеке, грядой неровно-длинной, Вонзились в небо горные вершины. 1919 |
