Наивная.
Я склоняю голову набок, принцесска дерзко вздёргивает подбородок. А после возвращается к себе, громко хлопнув дверью.
Боже, дурость какая. Старше меня на тридцать лет, а ведёт себя как подросток с жёстким приступом максимализма. Либо всё, либо ничего. И я ставлю на последний вариант.
Снова возвращаюсь к книге, но что-то цепляет. Не даёт продолжить, и я поднимаю взгляд на дверь принцесски.
Что не так? Это её «Я круче всех»? Нет. И не таких обламывали. Наглость, с которой принцесска ничего не боится? Тоже мимо. Оборотень, что принёс цветы? Допустим, вот только я всё равно не знаю в лицо их всех, и не определю к какому клану он относится. Букет?
Да, букет.
Я выпрямляюсь, снова представляя букет из цветов петунии и… черёмухи? Где последнюю взяли-то в середине осени?
Или…
Нахмурившись, я потираю переносицу.
Что-то знакомое… что-то… язык цветов?
Помимо необходимых знаний на той памятной встрече с роднёй за гранью, мне вложили и кучу сопутствующих. Тот же язык цветов, например. Подозреваю, что постаралась княгиня Колмогорова собственной выдающейся персоной. Кто же знал, что пригодится именно так.
И смутно припоминается, что ничего хорошего принцесске не подарили. Это вам не лилии с розами, где сплошные признания и «я скучаю».
Петуния и черёмуха.
Я с раздражением захлопываю книгу.
Хоть в гугл иди с такой памятью.
«Если тебе подарят петунию, моя дорогая Олёна, смело сувай её в лицо дарителю», – всплывает вдруг насмешливыми интонациями бабушки.
Конечно, петуния! Злость, недовольство, «Ты меня не слышишь», «Я тобой недоволен». Послание, специфическое по всем фронтам. Да и какой дурак потащит предмету любви мелкий розовый цветок с бабушкиного подоконника.
Уж точно не тот, кто отправляет букет целой принцесске, пусть даже без собственного королевства.
Ладно, с петунией разобрались, а черёмуха?
Ещё одна дурость, а, значит, точно не может быть случайностью.
Черёмуха, черёмуха, черёмуха. Было что-то такое радостное, светлое. Что-то вроде «Ты самая лучшая», «Спасибо за всё» или… не то, нет.
Мелькнувшее движение у двери отвлекает, но я вижу лишь мягко закрывающуюся дверь. И самые кончики рыжих волос.
«Хочу тебя видеть как можно скорее», – яркой вспышкой в сознании, и я не замечаю, как соскальзываю с подоконника. Притормаживаю у двери Стаси, но, после мгновения раздумий, иду дальше.
Время, чтобы обыскать её спальню, я ещё найду, а вот другого случая проследить за их встречей с Чехом может и не быть.
Вот только за поворотом пусто, в следующем коридоре тоже никого, как и на лестнице, на первом и на третьем этаже. Идиотский замок. Вернувшись, я останавливаюсь недалеко от принцесскиных дверей.
И что делать? Всё-таки обыскивать комнаты, раз след потерялся?
И вдруг, словно в ответ на мысли, меня обдаёт приторно-цветочным ароматом принцесскиных духов. Их ни с чем не перепутаешь, потому что практически никто из оборотней не пользуется парфюмом. Издержки нюха, которого у Стаси как будто нет. Я ещё с нашего знакомства заметила – создавалось впечатление, что она ими каждый день обливается с головы до ног.
Повернув голову в сторону, я делаю шаг. Ещё один, но аромат ускользает. Поворачиваюсь в другую сторону, принюхиваюсь и чувствую себя одной крови с Ириам, снова улавливая запах сладкого парфюма.
Так и иду, прикрыв глаза, и плохо понимая куда. И не обернётся ли мне это стычкой с Чехом или самой принцесской.
Ещё несколько шагов, и передо мной препятствие. Открыв глаза, убеждаюсь, что это голая каменная стена.
То есть эти шпионы не только языком цветов балуются, но и замковыми лабиринтами? Неплохое решение. И слишком средневековое, чтобы кто-то рассматривал его всерьёз. В том числе и я.
Кто же знал, что в век смартфонов и интернета эту парочку охватит дух приключений.
Хмыкнув, я веду ладонями по неровной поверхности, но ни рычагов, ни кнопок. Даже захудалого факела или ещё какой ерунды рядом нет. И как её открывать? А, главное, не свалюсь ли я готовенькой прямо в руки этим гадам?
Присев на корточки, обшариваю каждый камень, выступающий и нет. На мгновение мне слышится посторонний шорох, и я оглядываюсь, но поблизости никого. Продолжаю искать и почти отчаиваюсь, когда теряю равновесие и лечу вперёд. Инстинктивно выставляю руки, и они упираются во что-то твёрдое и холодное. И хочется верить, что это не очередной труп. Поэтому я открываю глаза, оглядываюсь, снова закрываю. Вот только не помогает – перед глазами всё та же картинка с длинным и узким тёмным коридором. В котором я лишь наполовину.
– Да чтоб вас всех! – одними губами.
Метка всё ещё работает с перебоями, поэтому, когда я возвращаюсь на нормальную сторону, она не обжигает желанием бежать и жаловаться Мару вместо того, чтобы лезть в это самой.
Да и что я ему скажу? Что снова придумала байку о том, какая плохая у него сестра?
Покачав головой, я всё ещё смотрю на обычную с виду стену. А мгновение спустя дотрагиваюсь до неё рукой, и ладонь наполовину уходит по ту сторону. Класс. Гарри Поттеру даже не снилось.
И, недолго думая, скрываюсь в тайных лабиринтах «Волчьей Тени».
Глава 34
Обычно скрипучая, решётка даже не вякает, когда отец входит в камеру. Останавливается в шаге от двери, морщится оглядываясь. И, наконец, останавливает взгляд на нём.
– Ольга Щенкевич пропала.
И всё, что Марек может – прикрыть на мгновение глаза, ничем другим не выдавая, как по нему ударила эта пропажа. Ещё под утро проснувшись от странной пустоты где-то в районе солнечного сплетения, он потянулся к метке, но Оли на другом конце не оказалось.
И волк внутри выл всё время, требуя сделать хоть что-то, но даже оборот в этой камере был Мареку недоступен.
– Сбежала от твоей охраны?
Тяжело насмехаться, когда хочется рвать зубами всё и всех. От Яна, затянувшего кретинское расследование, – как будто так сложно найти убийцу братьев – до отца, который всеми силами обещал оградить Олю от неприятностей.
Приходится поднять глаза, потому что отец молчит, и молчание это нехорошее. Такое, от которого за километр тащит предательством.
– Отец?
– Она убила Эрика! – хрипло рычит тот, кто на публике всегда оставался непоколебимым.
Рывок, шаг, удар.
Схватив за горло собственного отца, Марек давит взглядом и рукой, не сдерживая ярости.
– Оля. Ни. При. Чём.
– Твоей Оле не впервые прикидываться овечкой, – кривится отец, но не от хватки Марека. Он пусть не без труда, но всё же отводит его ладонь от своего горла. – Когда ты планировал рассказать мне об этом?
Он отталкивает Марека, и приходится тормозить, оставляя на полу заметные следы. Силу в Джерке Гавел хватит ещё не на один десяток лет.
– Никогда, – рычит Марек.
Грудь вздымается от тяжёлого дыхания, ярость, которую удавалось так долго сдерживать, норовит выплеснуться наружу. И размазать собственного отца по стене этой камеры.
– И её ты хотел сделать своей парой? – с презрением.
– С чего ты…
– Вот не надо этих представлений, – морщится отец, проходит вглубь и внимательно осматривает лежанку. – А то не видно было, к чему всё шло. – Резко разворачивается, сверлит взглядом. – Ты должен был рассказать мне всю правду о деле с Тадеашем. Сразу же, а не отделываться общими фразами о вселении в наследника и о том, что всё улажено.
– Какая разница, в кого вселялся долбанный вампир? – настаёт очередь Марека кривиться.
– Большая. – Отец оказывается вдруг перед его носом. Упирается пальцем в грудь. – Твоя Оля – последняя из княжеского вампирского рода. Она опасна, и больше всего своим здесь присутствием.
– Серьёзно в это веришь? Или, по-твоему, Бенеш насильник? – усмехается Марек. – Считаешь, он уложит Олю в постель силой только чтобы сделать наследника?