– Здравствуй, Кира!

Михаил Германович звонит в обед и голос у него непривычно официальный.

– Добрый день.

– Возник вопрос, который я не могу решить без твоего согласия, – не самое оптимистичное начало.

– Я слушаю, Михаил Германович.

Сашка отвлекается от машин и корчит рожи, а я улыбаюсь в ответ.

– Твой иск потеряли в секретариате суда, – перехватывает дыхание, а в глазах на мгновение темнеет, – к счастью, я продублировал его знакомому судье, так что об этом ты можешь не переживать.

– А о чём могу? – я сажусь на подлокотник дивана, прекращая собирать со стола Сашкины рисунки.

– Кир, у тебя всё нормально? – переводит тему Михаил Германович и в голосе появляется искреннее беспокойство.

Поцелуй с Хоффманом, палки в колёса от Самсонова и зудящее беспокойство Вадима.

– Всё прекрасно, просто не ожидала.

– Давай договоримся сразу, – я слышу гулкие шаги, – я – твой юрист и если у тебя возникнут хоть какие-то проблемы в отношении Кирилла Александровича ты сразу скажешь мне. Ну так что, проблемы возникли?

– Никаких проблем, честно, – кроме той, что Самсонов, похоже, затеял войну.

– Раз так, слушай, – хлопает дверь и его голос перестаёт дублироваться эхом, – тот самый знакомый звонил мне вчера и предложил провести первое заседание восьмого июня, через десять дней. Тебя устраивает дата?

– Да… Наверное… – у меня начинают мелко дрожать пальцы. – Я не знаю, Михаил Германович! А чем она может меня не устраивать?

– Ну, Кирочка, я всего лишь юрист, – многозначительно произносит он. – За это время некоторые мирятся, приходят к компромиссу, ещё как-то находят общий язык, обходясь в итоге без официального развода.

– В этом плане всё по-прежнему.

– Тогда восьмого июня в 15:00 жду тебя у себя. Заседание назначат на пять вечера и мы успеем обговорить все моменты.

– Хорошо, я буду.

– В любом случае, если возникнут вопросы – я на связи, ты знаешь!

– Спасибо, Михаил Германович, я поняла.

– До свидания, Кира!

– И вам всего доброго!

Потерялся, значит… Время до прихода Александры Борисовны проходит как в тумане. Сегодня мне не удаётся радоваться детским рисункам и участвовать в строительстве башни из Лего. Чем мне грозит вмешательство Самсонова? Да чем угодно, от мелких происшествий, типа утери документов, до передачи опеки над ребёнком.

Впрочем, я всё ещё не верю, что он способен опуститься до такого. И, словно услышав мои мысли, раздаётся телефонный звонок.

– Ты знаешь, что первое заседание уже назначено? – голос Самсонова звучит так, словно из него высосали все краски.

– Я знаю, Михаил Германович сообщил.

– Кира… Прошу тебя, подумай! Ещё есть время вернуть всё назад. Сохранить семью!

– Куда назад и какую семью?

Александра Борисовна с Сашкой, и сегодня с ней ему гораздо веселее. Самсонов молчит и я его понимаю. Что он может сказать? Клятвенные обещания, которым я не поверю?

– У нас же всё было хорошо, Кир.

– Было, – подтверждаю я и выхожу в подъезд, – до того, как ты осознал свою безнаказанность. До того, как страх уступил место азарту. До всего вот этого парада твоих ш… – помимо меня в лифте едет, знакомая по скамейке, старушка-рентген, – грелок.

– Ты ведь не поверишь, если я скажу, что с этим покончено, – вместо вопроса констатация факта.

– Ты знаешь меня, я знаю тебя. Так к чему всё это словоблудие, Самсонов?

– Я не хочу тебя терять. Разве это странно?

– Странно то, что этим вопросом ты озаботился только сейчас, – я обгоняю старушку на лестнице, первой выходя из подъезда, – а не тогда, когда у тебя впервые промелькнула мысль: «А почему бы не изменить жене?»

И снова молчание. О чём нам вообще говорить? Об остывших, окончательно разбитых гостиничными номерами, чувствах? Всё, что мы сейчас можем – это расстаться максимально аккуратно, щадя Сашку и друг друга. Стараясь сохранить хотя бы остатки уважения на руинах заплесневевшей влюблённости.

– Я хочу попросить тебя.

– О чём? – он больше ничего от меня не ждёт.

– Пожалуйста, пообещай мне, что это – последний наш разговор о возможности восстановления брака! Самый последний, Кирилл! Своими выходками и звонками ты больше разрушаешь, чем создаёшь. Пусть друзьями мы не станем никогда, но в наших силах сохранить всё самое тёплое и радостное, что было за эти годы.

– Ты понимаешь о чём просишь? – его голос хрипит, словно он простудился за несколько секунд.

Сейчас в Самсонове борются разум и, наверное, чувства. Те, от которых во мне не осталось ни клочка. Странная штука жизнь, ведь именно за счёт его измен для меня отказаться от совместной жизни оказалось проще. В то время как он с трудом принимает происходящее.

– Отчётливо. Ты справишься, я знаю, – губ касается мимолётная улыбка, а я невидящим взглядом смотрю вдаль через лобовое стекло. – Ради меня, ради Сашки и ради той, что, возможно, сделает тебя по-настоящему счастливым.

– Я бы многое мог сказать по этому поводу, но ты ведь не станешь слушать.

– Я верю в твоё благоразумие, Кирилл.

– Я всегда буду любить тебя.

– Ты справишься и с этим.

Звонок сброшен, а я чувствую лёгкость и спокойствие. Я тоже справлюсь.

И снова римская аудитория, а передо мной всё те же. Первый ряд, второй или предпоследний? Да какая, в сущности, разница, если это не спасёт меня ни от Хоффмана, ни от свербящего взгляда Меркуловой. Глебов тоже уже за кафедрой и я невольно пытаюсь уложить в голове два образа, усаживаясь за первую парту. Может, хоть так в Хоффмане проснётся совесть и он не станет напирать под открытым взглядом преподавателя?

Ключи вчера он так и не забрал и они жгли меня даже через сумку. Не лучшая идея возвращать их под возможными взглядами всего потока, но лучше так, чем продолжать хранить. За ночь ни моё решение, ни моё мнение не изменились. По обоим вопросам.

– Привет.

Хоффман предсказуемо садится рядом и сидящая с другой стороны от меня девушка, кажется, из кадровиков, перегибается через мою спину.

– Привет, Гриш! У меня сегодня день рождения, – она светится ярче стоваттной лампочки. – После пар мы идём в «Орион» отмечать, присоединишься?

– Пока не знаю, Рит, давай потом.

С каких пор Хоффман ходит по дням рождениям даже не своих одногруппников? И у него такая хорошая память или эту Риту он знает?

– Давай, – тёмненькая Рита сверкает улыбкой и касается внушительной грудью моей спины.

Преподносит свою самую выдающуюся часть в выгодном свете? Хотя, убедиться в том, что там есть что преподносить удаётся очень скоро – даже просто сидя рядом, мне отчётливо видно край кружевного белья в более, чем открытом декольте. Надо будет в перерыв поменяться с Хоффманом местами. Сделаю неизвестной Рите подарок ко дню рождения.

– Так, начали! – Глебов встал из-за кафедры и написал на доске тему.

Вообще, здесь стоит проектор и многие преподаватели пользуются именно им, переводя план лекций в презентации, но Глебов предпочитает старые методы. Хотя лично для меня вряд ли есть разница – от объяснений Хоффмана остались жалкие обрывки и даже будь передо мной презентация, голова не стала бы гудеть меньше.

«Прости меня, пантерёнок! Я не стану сопротивляться и выполню любое твоё желание, даже если им станет развод».

Кажется, пора покупать телефон, который не высвечивает текст сообщения на экране, потому что Хоффман явно различает первые три слова и сжимает челюсти. Интересно, каково это, чувствовать себя вторым? Хотя вру, не интересно. Он может предлагать мне брак сколько угодно, ведь, помимо объективных причин, нельзя отменить того факта, что я всё ещё замужем. И, кажется, одно осознание того, что меня нельзя схватить в охапку и затащить в ЗАГс дико его раздражает.

«Спасибо!»

Вот и всё. Я окончательно закрыла за собой эту дверь и лёгкая улыбка касается моих губ. Кирилл не станет врать, а, значит, нас разведут и, надеюсь, что в рекордные сроки.