Продолжалась страда. Шел хлеб нового урожая.
КАПЕЛЬ
После совещания Шалыгин решил в Нерехте не задерживаться и пораньше уехать домой. Он натянул свой «выездной» полушубок и, сутулясь, заковылял по длинному задымленному коридору, но в дверях его окликнул начальник управления сельского хозяйства Макаров:
— Валентин Александрович, заскочи на минутку!
«Ну начинается, — сердито подумал Шалыгин, — минутку теперь на час растянет». Но Макаров и сам куда-то торопился и задержал ненадолго.
— На той неделе гости к вам из «Родины» нагрянут, знаешь? В основном с Лавровской фермы.
— Как на той неделе? Другой же был уговор о встрече? Отчетно-выборное собрание у нас по плану. Дел по горло. И доклад, понимаешь, еще конь не валял, углубиться в бумаги некогда…
— Да ты вроде и недоволен? — улыбаясь, Макаров сдвинул на лоб очки, вплотную подошел к Шалыгину, взял его за воротник… — Сама «Родина» учиться к вам едет, к вашим дояркам, ко всем животноводам, специалистам. Учиться! В кои-то веки, а? Исторический момент! Я рад за вас! А с собранием управитесь. Это, знаешь, и неплохо, что подряд два события: и встреча гостей, и отчетно-выборное. Постарайтесь эти деньки, нажмите на удои, каждый литр молока учитывайте…
— Последних слов, Петрович, ты мог бы и не говорить…
— Извини. От должности это. Так и срываются с языка иной раз общие призывы. Ну, всего тебе, на собрании я у вас буду…
Шалыгин отыскал во дворе свой «газик», привычно плюхнулся на сиденье, сказал шоферу:
— Аллюром домой, Саша!
Машина миновала площадь, выскочила на окраину и покатила по широкому заснеженному большаку. В ветровое стекло, сбоку, било яркое солнышко. Шалыгин повернул голову, зажмурился, но и сквозь прикрытые веки проникал теплый ласковый свет: весна, капель. Он только теперь вспомнил, как утром мальчишки лыжными палками сбивали сосульки под окнами его дома, и пожалел, что пропустил такой миг, не услышал хрустального звона, прозевал, не заметил весну. «И все это спешка, дерганье, крутишься с утра до ночи». В другой бы раз он, возможно, и развил эту горькую мысль о нагрузках на человека, о нехватке времени, но сейчас это у него не получалось, потому что из сердца еще не улетучилась радость, сообщенная Макаровым. Да, он обрадовался, когда Александр Петрович сказал, что «Родина» приедет учиться в колхоз имени Карла Маркса, хотя и не показал вида. Он долго ждал этого дня. Пожалуй, все тринадцать лет своего председательствования в Тетеринском. А может быть, еще и в те годы, когда возглавлял колхоз «Труженик», который тоже граничит с «Родиной»…
Лавровская «Родина» гремит с незапамятных времен. В самые тяжелые годы по всем показателям шла она впереди. Вел колхоз Василий Михайлович Батыгин, человек большого крестьянского таланта, смелый, по-мужицки хитроватый. Он на всю Россию прославился, получил Героя за свои огромные труды. Года три уже, как Батыгин на пенсии. Дела он передал Николаю Ивановичу Мутовкину, хватка у которого под стать батыгинской. Да и сам Василий Михайлович безвыездно живет в Лаврове, за колхозом следит пристально и ревниво, опыт свой в сундук не прячет.
Официальное соревнование между Лавровским и Тетеринским колхозами началось лет восемь назад. Шалыгину хорошо запомнился тот день, когда на районном активе всенародно объявили об этом. Отзаседав, собрались тогда председатели в чайной, чтобы перекусить перед дорогой. Трое или четверо дружков подсели к Шалыгину за столик и с ходу «покатили на него бочку»: и чудак-то он, и не по себе сук рубит, в «Родину» со всей страны за опытом приезжают, там сам Батыгин, авторитет, левой ногой в районе двери открывает, ему все без очереди, а ты мужик тетеринский, коровы у вас на коз похожи, а фермы на сараи. Шалыгин с аппетитом ел гороховый суп и помалкивал, только кровью наливалось его полное лицо — не то от духоты, не то от волнения.
— Теперь ты мишенью будешь, — не унимались коллеги, — на каждом совещании бить по тебе будут. А может, и фельетончик напечатают под названием: «Взялся за гуж, не говори, что не дюж». Давай-ка с горя-то по маленькой…
— А ну вас к чертям! Пуганый, не пропаду…
Шалыгин хоть и храбрился, а в душе у него заскреблось сомнение: а может, и впрямь поторопился? Может, обождать бы еще годика два с соревнованием? Нет, все продумано, обсчитано и взвешено. Соревноваться — так уж с сильным. К Батыгину он пригляделся, знал его со всех сторон, перенял от него многое. Он-то вот сумел поднять хозяйство на такую высоту. А ведь земли в основном одинаковые, что в Лаврове, что в Тетеринском. И колхозы рядом — река Солоница разделяет, луговая пойма. И села похожи одно на другое: оба на высоком взгорье, на холме. Недаром же люди шутят: из Тетеринского видно, как Батыгин чай пьет, а Мутовкин в Нерехту с портфелем едет. В общем, всего примерно поровну в обеих «державах»: и пашни, и деревень, и народу. Выгонов, правда, в «Родине» побольше. И почва местами пожирнее. Особенно в низинах и на склонах южных, где как раз и проходила сейчас машина Шалыгина. Вон там, по левую сторону от моста, и начинаются владения «Родины»…
Шалыгин вскинул подбородок и, хмурясь, долго смотрел на знакомую равнину. Волнообразные чистые сугробы отливали синевой, за кустами краснотала и ольхи виднелся уже подтаявший обрывистый суглинок, и по нему, по просохшей рыжей полянке, прогуливались вороны. «Скоро и пахать, — думал Шалыгин, заботливо вздыхая. — Гостей надо будет и в Путятино свозить… В Кострому придется за покупками посылать, в Нерехте ничего путного не купишь. Сто сорок четыре подарка на собрании будем вручать. А что купить? Опять по самовару? Отрезы? Часы? Все это уже есть у всех. Вот проблема-то… Да не забыть бы завтра на слет отстающих доярок кого-то послать. А это ново: слет отстающих доярок, горком хорошо придумал. Везде только передовые выступают, пусть-ка теперь отстающие при народе с районной трибуны отчет дадут. Но кого же послать? А пусть Моторкины едут, Вера с Катериной. Эти разъяснят кривую надоев, пальца в рот не клади…»
— Валентин Александрович, вы чего это? — спросил шофер.
— Как чего?
— Ну, губами шевелите, будто стишки сочиняете. Нагоняй, что ли, был в районе-то?
— Ох, Саша, видели мы разные нагоняи. И торфоперегнойные, и кукурузные. Сейчас с бухты-барахты нагоняй не дают. Из «Родины» к нам едут за опытом, вот что. Вот сижу и думаю: опыт брать легче, чем отдавать его. Это как на экзамене…
Шофер понимающе кивнул и переключил скорость: начинался крутой Тетеринский подъем. «Газик», надсадно воя и пробуксовывая, с трудом преодолел его, проскочил мимо старинной колокольни, повернул направо и замер у правления. Поднявшись на второй этаж, Шалыгин прошел не в свой кабинет, а к Матвееву, секретарю парткома. Не раздеваясь, присел к подоконнику.
— Дело есть, Григорий Николаевич. Надо посоветоваться. Кликни Ульяну Александровну, Альбину Сторожук, если она тут, и ветеринара.
— Зоотехник Тамара Тумбочкина в бухгалтерии. Позвать?
— Зови всех животноводческих командиров…
Минут через десять главный зоотехник Ульяна Александровна Базина привела своих подчиненных. Матвеев убрал со стола лист наглядной агитации, которой он занимался, и Шалыгин сообщил о гостях из «Родины».
— Интересоваться лавровцы будут пока только животноводством, — сказал он. — У нас еще неделя в запасе. Давайте эту неделю объявим ударной. А то приедут учиться к нам, а учиться-то и нечему…
— Как это нечему? — взвилась заведующая Тетеринской фермой Альбина Сторожук. — Мы идем по молоку с плюсом, а у них минус да минус. Они почти пятьсот литров за прошлый-то год потеряли…
— Да не про минусы я, — нахмурился Шалыгин. — Ажур чтобы во всем был, ясно? Найдут какое-нибудь ржавое ведро за кормушкой, мелочь вроде, а красней потом. У тебя, Альбина, сторож Иванов опять вчера пьяным был. Сотни коров на ферме, техника, энергия, понимаешь, провода кругом, а он скочурился на клеверной копешке и храпака задает. Это мы будем «Родине» показывать, да?
