Как-то бабка рассердилась на него, он уже и не помнил за что, и больше не звала к себе. Дмитрий не расстроился, он всегда больше любил родителей отца, и они в нем души не чаяли, всегда дарили хорошие подарки. Дмитрий до сих пор поддерживал с ними теплые отношения, приезжал, когда мог. В последнее время, правда, совсем редко.

В детстве мать всегда обрывала разговоры о своей матери, тогда он не настаивал, возможно, теперь пришло время узнать об этом больше, что тогда случилось, и почему бабка их не допускала к себе. Этот момент его детства всегда был запрятан на дне памяти, как пыльная забытая фотография, сейчас он с трудом вспоминал сам дом и его обитателей, может, стоит во взрослом возрасте навестить старую каргу, если еще жива. Она должна обрадоваться внуку — успешному предпринимателю.

Туман в голове начал понемногу редеть. Дмитрий пытался вспомнить, как он оказался в этой кошмарной лечебнице, но ничего не получалось. С появлением новой секретарши жизнь Дмитрия превратилась в длинный мутный сон. Он почти не помнил, как пошел с новой знакомой Викторией в ресторан. Только яркими вспышками в памяти всплывала то ее драка с Анной Коромысловой, то брюнетка в красном платье у него на коленях. А потом ничего. Вообще ничего. И вот это странное место. Может он сошел с ума?

Дверь в палату распахнулась и под металлический грохот тележки к его кровати прошагала крепкая морщинистая старуха.

— Что, соколик, пришел в себя? — вместо приветствия прошамкала она и сдернула с тележки огромную белую салфетку. Старуха стала аккуратно расставлять на прикроватной тумбочке мензурки, в которых плескались и пузырились мутные жидкости разных цветов. — Сам пить будешь, али вливать придется? — она с прищуром глянула на Дмитрия и взболтала мензурку с темно-зеленой жижей, которая курилась желтоватым дымком.

Дмитрий даже не заметил, как молниеносно сжался в углу кровати и подтянул к груди колени, зубы отбивали бешеный ритм. В памяти неожиданно всплыл похожий эпизод из детства: он забился в угол кровати, а над ним нависает его бабка с дымящейся пробиркой: «Сам сознаешься или заставлю выпить?» Дмитрий помнил каждую морщинку на ненавистном лице, он прям сейчас видел, как медленно открывается и закрывается ее рот, выплевывая слова. Его затрясло от ярости.

— Пошла отсюда, тварь! — неожиданно высоким срывающимся голоском крикнул он.

Перед глазами метались яркие цветные пятна, голова кружилась до тошноты, и сердце громко бухало по ребрам. Он все не мог вдохнуть полной грудью, давясь короткими полувздохами — полувсхлипами.

А потом внутри как будто что-то лопнуло, и наваждение резко схлынуло. Он вдруг обнаружил себя в постыдной позе на кровати и увидел жадное любопытство на лице старухи. Он откашлялся, сел удобнее: спустил ноги на пол и широко расставил.

— Так, уважаемая, что случилось? Что это еще за представление? Позовите лечащего врача, — голос Дмитрия обрел нужную твердость и директорскую требовательность.

Старуха с испугом глянула на дверь, забормотала что-то невнятно. А потом резко схватила еще одну мензурку с тумбочки и рванула к двери. Тележка осталась сиротливо стоять возле кровати. Дмитрий раздраженно пнул ее ногой, и она с грохотом покатилась к противоположной стене.

* * *

— Ну что, получилось? — Митька в нетерпении ждал меня у дверей в лабораторию.

Я отрицательно качнула головой и поставила растворы с успокоительным на стеллаж рядом с дверью непокорного пациента. Митька вздохнул, и рыжий вихор его челки задорно кивнул. Я поднялась на цыпочки, с нежностью пригладила непокорные волосы и чмокнула магика в щеку, Митька покраснел и поправил чуб. Я улыбнулась, вспоминая, как он почти час начесывал его утром в ванной. Снова потянулась к его голове, но Митька ловко вывернулся и снял оборотное кольцо с большого пальца. Я тут же стала заметно ниже и резко уменьшилась в объемах, личина старухи мне не нравилась. Тело ее было слишком большое и неуклюжее, я несколько минут пыталась вжиться в образ и научиться им пользоваться.

— Я за тебя волновался, — Митька наклонился и обхватил мою голову обеими руками, шпильки со звоном посыпались на пол, темно-синие волосы тугими кольцами упали на плечи. Я с нежностью смотрела в приближающиеся голубые глаза.

— Что за брачные игры в рабочее время?! — рявкнул господин Каргувальд, неожиданно появляясь рядом с нами.

Мы с Митькой резко отпрыгнули друг от друга. Почтенный гном, потеребил седую кудрявую бороду и бросил коротко:

— Лидидуана за мной.

Я быстро сгребла шпильки с пола, коротко глянула на Митьку, который усердно расставлял мензурки на стеллаже, и побежала за рассерженным начальством. На бегу закрутила шишку и воткнула пару шпилек, которые смогла в спешке найти.

Господин Каргувальд привел меня к своему кабинету. Это место всегда подавляло меня своей мощью и размерами мебели. Высоченные шкафы с книгами терялись под четырехметровым потолком, массивный деревянный стол горделиво выставлял на обозрение завитушки вензелей. Я же любила все маленькое, аккуратное, у меня даже столы и стулья были сделаны меньше обычных для удобства. Не знаю, удобно ли гному было всем этим пользоваться, потому что роста мы с ним были одного.

Господин Каргувальд забрался на свое кресло и приглашающе махнул мне. Я вздохнула, села на стул для посетителей и заболтала ногами.

— Мм, — он недовольно зыркнул на меня, и я тут же затихла. — Рассказывай, о пациенте все с момента поступления: что, как, все свои предположения и предчувствия. Я видел, как его магия оживилась, а потом все резко притухло.

Господин Каргувальд стал по очереди открывать ящики в столе. Я замялась, но он поднял голову и строго глянул. Рассказывать ему было особо нечего, я сама мало, что понимала.

— Ну, как вы знаете, он поступил к нам вчера утром из областной магической больницы. Там ему провели интоксикацию, вывели приворотное и подавляющее волю зелья, почистили кровь. Согласно регламенту, попробовали провести инициацию.

Гном зарычал, я от страха сжалась на стуле, втянула голову в плечи, ощущая тяжесть начальничьего гнева.

— Прости Лидочка, — гном поднял голову от ящиков, глянул с извиняющейся улыбкой, — знаю, что твоей вины нет. Продолжай, пожалуйста.

От волны одобрения стало легче. Я немного посидела, потеребила лабораторный халат, постепенно внутренняя магия пришла в баланс. В кабинете начальства я не имела права ставить блок на свою эмпатию, поэтому приходилось качаться на чужих эмоциях. Обычно господин Каргувальд меня берег, старался сдерживаться, но, похоже, безалаберность магиков областной больницы его совершенно вывела из себя.

Я откашлялась и продолжила:

— Они не ознакомились с сопровождающими бумагами, где строжайше запрещалось проводить инициацию больного. От действий персонала Дмитрий Крушиев впал в магическую кому. К нам был доставлен в критическом состоянии, — я почувствовала, как ярость тонкими ручейками прокатывается по мне, болезненно обжигая. Зашипела. Гном откашлялся и закрылся плотнее, я чувствовала рядом душное облако злости, но его пары уже не достигали меня, маяча угрозой где-то на горизонте.

Господин Каргувальд спрыгнул с кресла, в руках у него оказалась трубка с длинным мундштуком. Он в несколько затяжек раскурил ее и зашагал по кабинету.

— Дальше я знаю получше тебя. Почти сутки боролся за жизнь этого парнишки. Что за коновалы! — он сделал затяжку, выдул дым кольцами. — Ты только скажи, образ старухи и дымящихся склянок помог?

От травок, которые раскуривал господин Каргувальд, мне стало спокойно и весело, слова лились легко и свободно. Я уже не выбирала, что и как сказать, просто делилась с ним всем, что приходило в голову.

— Образ подошел идеально. Не знаю почему, но он боится старухи. А когда я стала расставлять образцы, то его просто залило неконтролируемым страхом, я только успевала его гасить. Знаете, магия уже начала разгораться из искры. И каналы ему в областной не пережгли, что удивительно, — я пьяненько захихикала и снова продолжила говорить, захлебываясь словами. — А потом внутри, как заслонку закрыли. Это точно печать, как фея говорю! Только она такая искусная, не зная где и что и что искать… мастер ставил. Может ведьма. Точно родная кровь, а может… — я задумалась, пузырьки эйфории постепенно исчезали, оставляя после себя разочарование и усталость. Я укоризненно глянула на господина Каргувальда.