— Кэп велел, — сказал флейтист, когда Ри и Ди поравнялись с ним. — А как по мне, так пусть бы этот, — тут Сен хорошенько тряхнул пленника, — в штаны нассал. Или уж терпел бы до упора.

Дим повернулся и с тоской и ненавистью посмотрел на своего мучителя.

— Ну ты всё, да? — спросил флейтист и, дождавшись, пока пленник кивнёт, помог ему привести одежду в порядок.

Только в этот момент Ри поняла, что в облике Дима что-то сильно изменилось. Во-первых, руки ему снова связали спереди, а не за спиной, а во-вторых…

— Слушай, а где мой кардиган? Он цел?

— Кардиган? Кофта что ли вязаная? — недоумённо спросил Сен. — Её Кэп унёс, сразу как мы этого подобрали. Всё в порядке с ним.

Вик тяжёлой глыбой лежал на лавке. Его постарались устроить поудобнее, но одна рука всё равно спускалась до пола под неудобным углом, а другая была уложена на груди, словно у покойника. Джинсы на пострадавшей ноге небрежно ободрали, а старую повязку из куска оборки поменяли на бинты. На футболке на груди было заметно несколько мокрых пятен.

Дан сидел у него в головах. Выглядел он подозрительно бодрым и свежим, особенно на фоне пострадавшего.

— Как он? — спросила Ри, устраиваясь рядом.

— Мы ему парацетамол разломали в крошки, кое-как скормили. Жар спал. А в остальном… Ну хоть рыбу больше не ловит.

Ри неопределённо хмыкнула и прижалась к Дану посильнее. После пробежки под осенним дождём она чувствовала себя замёрзшей и простуженной.

— А вы как?

— Я — терпимо. А вот Ди… — В этот момент скрипачка показалась в дверях трамвая. На пятки ей наступал Сен, державший за шиворот пленника. — Ди лучше не трогать.

— Вы там про меня шушукаетесь? Помни, ты…

— Могила, — поспешила заверить Ри.

Когда все устроились по местам (Дима за примерное поведение было решено, заново связав, посадить на лавку), трамвай зазвенел, заискрил и тронулся с места.

— Слушайте, а мой кардиган? — словно бы опомнившись, спросила Ри, оглядываясь по сторонам. — Он где?

— Мы его… Подушку из него, короче, сделали. Для Вика, — запинаясь, ответил гитарист-совёнок. — А ты замёрзла, да? — Он принялся снимать с себя видавшую виды флисовую кофту.

Ри замотала головой.

— Я не к тому… Просто подумала, он же защитный, кардиган… Может, если Вика укрыть, хотя бы ноги, ему и полегчает?

Дан и Сен принялись не очень ловко поднимать пострадавшего, отчего тот глухо стонал и охал, пока гитарист-совёнок подсовывал свою кое-как свёрнутую кофту ему под голову. Трамвай замедлил ход, будто понимал всю серьёзность момента, и вагон почти не трясло. «Ну, хоть тут повезло», — подумала Ри.

Наконец Вика уложили по новой, и Дан бережно обернул ему ноги кардиганом, словно тёплым клетчатым пледом. Лицо басиста на мгновение исказилось от боли, а потом вдруг разгладилось, стало тихим и безмятежным.

— Ну что, снова в бой? — сказал Дан, расчехляя гитару. Сен и совёнок, покивав для приличия, принялись доставать свои инструменты. Ди забилась в угол и уселась, скрестив руки на груди, и всем своим видом продемонстрировала, что она ничего делать не будет.

— Эй, а… — начал Сен, но Дан оборвал его на взлёте:

— Отстань, а? Не видишь, как её раскатало. Пусть придёт в себя.

На этот раз сияние, которое окутало гитариста-совёнка и Сена, было блеклым и слабым. Иногда оно вспыхивало почти так же ярко, как тогда, на концерте, но через мгновение тускнело, делалось незаметным. Только Дан, как и всегда устроившийся на подножке, светил ровным светом.

'Он что, не видит, как устали ребята? — подумала Ри и тут же вспомнила, что её любовник не особо щадил и самого себя, и этим утром чуть не захлебнулся кровью. Похоже, от других он ждал той же самоотверженности. А может, это накопитель мешал ему оенить ситуацию правильно?

Надо было вспомнить слова, чтобы уговорить трамвай вернуться домой до срока, но то, что ещё недавно казалось выбитым в памяти, как на каменных скрижалях, растаяло в темноте и неизвестности после одного удара в спину. Ри опять принялась перебирать варианты. Она крутила слова и так, и эдак, и чувствовала, как в голове со скрипом проворачиваются большие шестерёнки.

— Эй, слушай, — Голос Дима вывел её из нелёгких раздумий. Пленник, даром, что связанный, воспользовался тем, что за ним не следят, и перебрался к ней поближе.

— Чего тебе? — огрызнулась Ри. Оглядываясь по сторонам, она искала, кого сможет позвать на помощь, если вдруг что. Вик лежал в беспамятстве, Ди дремала, парни были заняты своим колдовством…

— Ты не бойся, я не затем, — продолжил Дим. — Я извиниться хочу.

— Ну давай… — Ри не знала, стоит ли сейчас расслабиться или приготовиться к очередной подлости.

— Прости, что запустил в тебя огнём. Я тогда испугался, что вы меня прям там бросите, среди этих… Я бы там и дня не протянул. Я бы, как вы уехали, сразу с моста прыгнул. Вот и решил, сгорел сарай, гори и хата. Если самому не жить, так хоть кого-нибудь ещё с собой заберу…

Ри слушала это странное извинение, и чувствовала, как каменеют руки и ноги. Выходило, что и тут Дан был в лучшем случае легкомысленен, а в худшем… Впрочем, окажись на месте Ри Сен или Ди, им повезло бы гораздо меньше. Её-то защищал вязанный подарок Нюсик, а вот ребята могли бы серьёзно поджариться.

Дим продолжал говорить, перемежая попытки оправдаться с извинениями, но Ри его почти не слышала. Осознание, что пленник был далеко не единственным источником опасности в их безумном путешествии, и теперь с этим надо было что-то делать, выбило у неё из-под ног почву. Или, может, именно этого и добивался Дим?

— Перед ним извинись, — мрачно сказала Ди, сгребая пленника в охапку. Ри и не заметила, как скрипачка проснулась и когда успела подсесть к ним, но была очень ей благодарна.

Этот перегон оказался на удивление коротким. Не успели допеть песню и перевести дыхание, как трамвай уже сбавил ход и тревожно зазвенел, предлагая готовиться к выходу. За окнами сквозь клочья тумана мелькало чёрное ночное небо. Сен и гитарист-совёнок, то и дело поглядывая на Дима, спорили, чья это остановка. Ди помогала Дану обматывать больную ногу Вика разноцветным кардиганом. В том, что творилось вокруг была какая-то странная слаженность, выработанная за несколько часов стычек друг с другом, с туманом и мрачными глубинами прошлого.

— Ко всему человек привыкает, — вслух подумала Ри. — И к хорошему, и к плохому.

— Я бы так не сказала, — тихо откликнулась скрипачка.

Трамвай остановился. Со всех сторон его окутывала темнота. Невозможно было понять, ни где они, ни даже когда.

— Ну что, кто рискнёт? Кто шагнёт в неизвестность? — с усмешкой спросил Сен.

Ри мысленно приготовилась к тому, что первым в темноту, как и раньше, полезет Дан. Это было бы вполне в его характере. Но гитарист-совёнок, натягивая свою флиску, уже успел встать в дверях.

— Ну давай! Маленький шаг для человека — огромный шаг для всего человечества! — крикнул флейтист, подбадривая его.

Гитарист встал поудобнее и спрыгнул во мрак. За этим не последовала ни всплеска, ни грохота, ни оханья. Тишина, короткая вспышка, когда совёнок щёлкнул пальцами и зажёг оранжевый огонёк, потом весёлый голос:

— Чуваки, тут лето! Тепло! Вокруг какое-то поле!

Ри выбралась наружу второй. После промозглой осени из воспоминаний Ди попасть в тёплую летнюю ночь, пахнущую травами и немного бензином было особенно приятно. Небо казалось бархатным пологом, расшитым жемчужинами звёзд. За годы жизни в городе в окружении тумана она и забыла, каким оно бывает.

Следом за ней Сен, не особо церемонясь, вытолкнул Дима. Его так и не развязали, и сгруппироваться, чтобы ничего не переломать, он не сумел, рухнул на землю грудой и заохал. В дверях показалась Ди.

— Мы щас Вика спускать будем, вы уж уберите этого, — попросила она, — а то раздавим ненароком.