— Незачем спрашивать, если боишься ответа.

— Я и страх — вещи несовместимые. А вот тебе следует испугаться. Какие-то громилы, одного из которых зовут Красным Гарри, открыли на тебя охоту. Они хотят скинуть Лойда де Салеса с часовой башни на потеху городу. И Эти ребята не шутят.

— Красный Гарри?.. Знавал я одного такого. Чуть не прибил его

— Брешешь. Тот Гарри длинный, как мой хер, и шириной с сарай для коров.

— У тебя хер под два метра?

— Я выразился метафорично.

— Стоит запомнить такую прекрасную отговорку.

Убийца хмыкнул.

— Лойд, ты открываешься с новой стороны. Ещё вчера я видел в тебе пьяную сволочь без капли самоиронии и ума, а уже сегодня — ты просто сволочь. Прогресс.

— Просто я ещё трезвый… Но сейчас не об этом. Я решил: ты поможешь мне в раскрытии дела.

— За деньги, разумеется?

— А как же спасение моей жизни?

— Работать на тебя и спасать — сугубо разные вещи.

— А если работа связана с сохранением моей жизни? Например, если я её не выполню, то меня отправят под пирс.

— Жозефина де Вилларе не настолько коварна.

— Так ты всё знаешь?

— Весь город знает. Про тебя пишут в газетах и судачат на улицах. Думаешь, почему мой клиент заказал твою голову? Для его репутации это был бы замечательный подъём. Почти до небес.

— Бедняга. Мне его почти что жаль.

— Не ёрничай. Возможно, после моего провала он наймёт другого. В городе много убийц.

— Если они такие же, как и ты, то у меня есть все шансы собрать целый гарем телохранителей.

— Урод.

Такому остроумному ответу мне было совершенно нечего противопоставить, поэтому я молча двинулся вперёд и поинтересовался у ближайшего прохожего, как мне попасть на улицу каменщиков. Мне во всех красках описали особые приметы, ведущие к данной недвижимости, и погнали куда-то на юг. Туда я и направился. Остроухий не отставал.

— И скажи, в чём здесь логика: ты не собираешься помогать мне в раскрытии дела, но идёшь за мной по пятам, как шпион.

— Не ищи логики в поступках эльфа: мы движимы высшими чувствами.

— Или глупостью.

— Что ты сказал?!

— Что нам надо на улицу каменщиков: я снова заблудился…

Бей гада! Главное завалить, а там запинаем.

Братва и кольцо

Гулять со странным парнем, называющим себя эльфом — та ещё задачка: на вас постоянно смотрят, оборачиваются вам вслед и, что греха таить, иногда плюются под ноги. Меня очень занимала причина такого отвращения, поэтому я не преминул спросить об этом самого виновника курьёзных ситуаций:

— Эй, Эйва… Эйвариллиан, почему на нас так странно смотрят?

— Думаешь? — остроухий усмехнулся. — Наверное, это из-за того, что у меня острые уши.

— И что в этом такого? У меня вот, длинный нос… Был. Кхм.

Мой собеседник остановился посреди загруженной людьми улицы.

— Лойд, ты прикидываешься?

Прохожие смотрели на нас, как на умалишённых, и в особенности — на меня. Это доставляло знатное неудобство, хотя, справедливости ради, и не столь смертельное, чтобы возжелать спрятаться в какой-нибудь тихий уголок.

— Я не прикидываюсь.

— Тогда издеваешься? Правнук работорговца не знает, почему общение между человеком и эльфом вызывает подозрения?

Я быстро нашёлся с ответом:

— После удара молотком по голове мне начисто отшибло память.

Убийце нечем было крыть, поэтому он оказался вынужденным брякнуть что-то такое, чтобы закрыть моё любопытство, и это несмотря на ошивающихся по близости зевак и сплетников.

— Как знает самый маленький ребёнок человека, благодаря сказкам, басенкам и песенкам, всякий ныне живущий эльф раньше пленил его доисторического человеческого собрата и изредка держал его на свободном выгуле, как животное. Люди тогда были чем-то навроде бесплатной рабочей силы: покажешь человеку огонь — и он забесплатно перепахает тебе поле, чего эльф-сосед никогда за просто так не сделает. И плевать вам всем, что уже сменилось три поколения эльфов, и только мой прапрадед, которому перевалило за три тысячи лет, помнит, каково это — видеть слабого человека. Для людей все мы — бывшие работорговцы. Даже я, полукровка. Мой отец проливал кровь за империю, а я и сейчас не могу зайти в некоторые районы города и вынужден опасаться различных группировок «мстителей», расхаживающих в белом одеянии с разрезом на лице. Такой ответ тебя устроит, де Салес?

— Делаешь акцент на моей фамилии? Думаешь, люди должны относиться к тебе не предвзято, когда ты сам этим грешишь?

— Три тысячи лет и сто — большая разница, Лойд. Настолько большая, что и не сравнить. За три тысячи лет можно потерять всякое представление о прошлом, а за сто — помнить, в какой нужник сходил тот или иной генерал.

— Тогда почему же люди так хорошо помнят события тысячелетней давности? Может, дело не только в прошлом?

— Ой, только не надо тут ля-ля! Ты прекрасно знаешь, что сейчас эльфы оккупировали территорию полуросликов, с которыми вы, людишки, стали очень дружны, и теперь мы вновь попали в ваш чёрный список. Этой новости неделя, её ты уж точно не должен был забыть!

— Так бы сразу и сказал: «мой народ убивает союзников государства, в котором я живу, поэтому меня здесь терпеть не могут и всякий челочек, кто со мной якшается — потенциальный пособник оккупации и терроризма». Тогда бы я сразу понял, почему окружающие смотрят на меня с таким презрением…

— Болтать ты мастер.

Вокруг нас собралась небольшая толпа зевак. Надо было идти, только я не знал в какую сторону, поэтому мне пришлось спросить об этом эльфа.

Но нам не дали тронуться с места: путь на улицу каменщиков перегородила группа подростков.

— Эй, почему ты общаешься с этим отребьем? Хочешь нажиться на оккупации гримншира? — плюгавый юнец подбоченился и с ожиданием на меня посмотрел. Он хотел ответа, и молчание, должно быть, его бы не устроило.

Эльф наклонился ко мне и шепнул на ухо:

— Скажи, что я попросил у тебя мелочи. Встретимся на улице каменщиков.

Не имея ничего против, я так и поступил: обозвал эльфа попрошайкой и направился в сторону, чтобы спросить у прохожих дороги. Группа мальчишек в это время взяла эльфа в круг и стала его допрашивать.

— Что, мало тебе денег, которые вам даёт государство? Сидите на пособиях, как сущие граждане империи, и ещё побираетесь по улицам? — юнец набрал побольше воздуха в грудь и «ударил» по эльфу мощным плевком.

Я ожидал, что убийца начнёт драку, но никакой реакции с его стороны не последовало: он просто утёрся и попросил пройти. Ему не позволили этого сделать, и начали толчками гнать в проулок под одобрительные возгласы прохожих.

Вскоре жизнь на улице вернулась в прежнее русло, а все крикуны умолки и поспешили по своим делам.

«Иногда, как правило — в часы меланхолии, к государственному служащему неожиданно приходит осознание, что многим жителям страны, которой он так верно служит, им, так громко кричащим о безграничной любви к государству, на самом деле не нужно, да и, честно говоря, не очень хочется защищать родных и близких, друзей и дом — им нужно, даже прямо-таки жизненно необходимо сорвать на ком-то свою животную злость, возникшую от неразделённой любви, унижений на работе, плохой погоды и прочего; от несоответствия потаённых желаний и самой жизни, в конце концов.