Мужчина оскалился.

— Верно.

— Симон был нужен, чтобы обмениваться с ней письмами, а Беатрис — как контрольный пункт, откуда вы должны были вместе уехать в вашу золотую клетку?

— Негодяй… Вы глумитесь надо мной… — мускулы на лице Реймонда задрожали. Он больше не владел собой. Этот неспокойный день стал последней каплей в чаше его безумия.

Приготовившись к худшему, я медленно, скрещивая ноги, как на дуэли с рапирами, приблизился к полкам с ядами.

— Что это за лаборатория?

— Я практикуюсь в алхимии. — виконт страшно ощерил зубы. — И обучил этому ремеслу Адель.

— Значит, убийца не вы… — тихо сказал я, доселе почти уверенный в обратном.

Осознав, что же происходило на самом деле всё это время, я пришёл в ужас. Не от ситуации — от своей убогой недальновидности.

— И всё же, вы оказались не до конца правы.

Я недоумённо поднял голову и взглянул на изуродованного яростью виконта.

— Сегодня — убью я…

Я сделал кувырок и оказался около пузырьков с ядами. Арбалетный болт пробил стеклянный шкаф, и с него потекло множество цветных жидкостей.

Реймонд вознамерился одолеть меня силой, но благодаря его противоречивому разуму, желающему одновременно грохнуть детектива и дать настойку на поджелудочной железе дракона, у меня тоже была энергия. И много.

Я увернулся от бокового и ударом снизу выбил из виконта дух. Он повалился на свои ядовитые книги, и я локтем прошиб ему голову. Реймонд свалился без чувств.

В комнату вошёл одноглазый человек.

— Так случилось, что все тузы у меня на руках.

— Но так уж случилось, что я не в карты играю.

Я отбежал от подозрительно уверенного в себя негодяя и, захватив с полки какую-то красную бурду, бросил ею в него. Результат превзошёл все ожидания: несколько капель попали одноглазому на лицо, и он принялся жутко, заунывно кричать. Это прибавило мне смелости, и я бросился на малыша и одним пинком от груди влепил его в стеклянную, выходящую на балкон дверь. Противник пробил её своим телом и свалился где-то у ограждения.

Не став испытывать судьбу, я выбежал из кабинета и, натыкаясь то на мебель, то на цветочные горшки, устремился на выход. Меня никто не остановил.

Ближе к утру мне удалось добраться до своей квартиры в Золотом утёнке. Ровным счётом, я не знал, что буду теперь делать: спать в тот момент было бы самым бессмысленным и глупым на свете занятием, а бежать с обвинением в полицию — ещё худшим, ведь там бы меня снова поймали. Даже поход к де Вилларе старшей, в общем-то, отдавал каким-то идиотским флёром: вместо дочери я бы дал бедной женщине лишь обвинение какого-то там виконта-негодяя в подстроенном побеге и убийстве служанки.

С этими сумбурными мыслями я и завалился к себе домой. Дверь в квартиру оказалась открытой — моя гостья собирала чемоданы и так увлеклась этим делом, что и не заметила моего появления.

— Уже уходишь?

Сабрина неприлично взвизгнула и резко отпрыгнула к стене.

— Не бойся, это всего лишь детектив. Один усталый, помятый детектив…

Я прикрыл за собой дверь и повалился на матрас. Он сохранил запах её духов — ванили, тягучей карамели и сладких ягод… Не представляю, откуда у бездомных имеются такие духи. Наверное, их раздают вместе с галетами.

Девушка перестала собирать вещи и упала на моё лежбище. Она так лыбилась, что даже почти убитый многочисленными физическими нагрузками, жутко невнимательный, я всё же догадался, что у неё произошло что-то очень хорошее.

— Неужто, в Спелых яблочках не досчитались выручки?

— Какой ты злюка, — гостья шутливо насупилась и пригрозила мне пальцем. — Я никогда не ворую. И хорошо мне совсем по иной причине…

— Переезжаешь?

— Через неделю отплываю на большом корабле. Буду ютиться в третьем классе.

Я молча кивнул и сложил гудящую голову на подушку.

— Что, расстроен?

— Нет. Это твоё право — уезжать, когда тебе вздумается.

— Но ты всё же расстроен. — внимательная бестия легонько ткнула меня кулачком. — Что-то случилось?

«Я с горем пополам раскрыл похитителя, а он оказался родовитым богачом, к тому же, совершенно не знающим, где спряталась его так называемая любовь»

— Произошло много… Всякого. — я не стал вдаваться в подробности, чтобы не навлечь на молодую особу излишнюю тоску.

— Например? — но девушка, как назло, не отставала.

— Хочешь примеров? — сказал я слишком уж злобно, даже несколько злорадствующе. — Тогда держи: я нахожусь под следствием за убийство человека, которого прирезал подельник моего главного подозреваемого, а сам этот главный подозреваемый поджёг единственные улики и от страха за свою жизнь обожрался противоядиями, как свинья желудями. И даже не пойти в полицию — обвинения-то голословны…

Сабрина крепко меня обняла и принялась гладить по голове. Как ни странно, полегчало.

— Бедный-бедный детектив. Совсем один. Обманут… Дважды.

Я приподнял голову. Девушка уловила на себе мой взгляд и устало улыбнулась.

— Ты хороший человек, Лойд. Жаль, что так вышло… Что мне надо уехать. Мы бы могли многое друг другу сказать.

Я вдруг напрягся… И оцепенел.

— Так скажи сейчас.

— Не имеет смысла. Ты вряд ли меня поймёшь.

— Так останься, и я тебя пойму.

— Не могу! — дама встрепенулась, и её локоть чуть не отбил мне лоб. — Всегда этим заканчивается. Я ничего не обещаю мужчине, но он влюбляется в меня до беспамятства и хочет запереть, как… как…

— Как птицу в золотой клетке?

В глазах девушки застыли слёзы.

«У неё голубые зрачки?..»

— Я сегодня без линз. — девушка горько хмыкнула и утёрла слёзы. У неё потекла тушь. Она выглядела… прекрасной.

«Лойд, хватит себя обманывать. Это не любовь, просто желание найти кого-то нового…»

— Так это ты…

— Ничего не говори.

Сабрина прильнула к моим губам. Я впился в них с той страстью, с какой униженные любовники пытаются компенсировать своё падение. Завершив короткий, страстный поцелуй, девушка сняла с себя блузку и с диким желанием обхватила моё тело. Я обнял её с жаром, и, кажется, у нас поднялась температура… Или… У меня одного?

Мы продолжили глупый процесс раздевания и начали с моих штанов. Она помогла мне их снять, и я бросился к ней с двойным усердием. В тот момент гостья казалась мне чем-то большим, чем просто девушка на одну ночь. Чем-то большим…

Я обнимал её. Держал за плечи и не желал отпускать, хотя понимал, что рано или поздно она должна уйти. Это должно было случиться. Ей нельзя было оставаться в городе.

Мне многое хотелось ей сказать, и она знала это. Смотрела меня, на мои полураскрытые губы, и ловила каждое слово, порой несказанное. Она знала меня лучше, чем я сам. Так мне казалось.

Но я не хотел ничего говорить напрямую. В этом не было никакого смысла. Я не хотел знать, что было вчера, что было неделю назад, что привело её к моему порогу. Судьба? Некая общая связь, которая должна связать чьи-то души? Мне всё равно.

— Ты так ничего и не скажешь? — девушка нежно прижалась к моей груди. Она слушала бешеное биение моего нового сердца.

— А что бы ты хотела услышать… Сабрина?

Идеал женщины посмотрел на меня с хитрым прищуром.

— Что я очень красивая.

Я озарился спокойной улыбкой.

— Ты слишком красивая, чтобы я тебе это говорил. Чем лучше девушка, тем меньше ей надо комплиментов — тогда она начинает ценить их.

— Я так и знала, что ты манипулятор…

Я попытался усмехнутся, но с моих губ сошёл лишь больной смешок. Вместе с кровью.

Девушка отпрянула от меня и, заметив, как по мне стекают тонкие струйки, надрывно, чуть ли не доведя меня, — сурового, как мне казалось, — мужчину, до слёз, спросила:

— Что с тобой?

— Кто-то намазал ядом обе трубки.

— Почему ты не сказал об этом раньше! — дама не медля поднялась с матраса и бросилась к чемодану. Под стопкой вещей нашёлся чемоданчик поменьше. Она подошла ко мне, держа его в руках, и я мог вплотную его рассмотреть: синий, с золотой ручкой. Такой маленький, но такой коварный…