Глава 3
Детективы и воры одинаковы. Хоть они и разные, как небо и земля, но, присмотревшись внимательно, заметишь, что оба — наглые товарищи, у которых любопытство — ключ, с помощью которого они открывают, что другие желают спрятать от чужих глаз.
Детектив Конан
У меня жутко болела голова. Возникло стойкое ощущение, что какие-то навязчивые поклонники разбили её строительным молотком.
— Открывай глаза, уважаемый сыщик, сейчас мы будем считать убытки, которые нам принесла твоя детективная контора! — голос был преисполнен наглой и обличающей иронии. — Ты оглох, пьянчуга? — меня больно пнули.
Я испустил тихий стон, походивший на сипение мёртвой чайки. Впору думать, будто я выкурил дюжину пачек сигарет или пел в каком-то дрянном кабаке до рассвета.
«Студент? Пьянчуга? Этот болтун явно не дружит с головой. Перепутать мою гордую щетинистую физиономию с молодняком или алкоголиком может только слепой или вусмерть пьяный. Или вусмерть пьяный слепой… Что за глупый каламбур? Неужели я всё-таки пропустил стаканчик за мирное небо над королевством?»
Меня схватили за грудки и приподняли над землёй. Я сразу понял, что получу по лицу. От удара наглого критикана в моей голове вспыхнули искры.
«Судя по чудовищной боли в затылке, я вчера пил водку. Причём самого дрянного качества. Может ли так быть, что Марианна меня отшила?.. Чёрт, ничего не помню.»
Я упорно пытался восстановить события вчерашнего вечера, но почему-то вместо этого в памяти мелькал только какой-то смазливый остроухий тип, угрожающий мне строительным инструментом. Он очень меня злил.
— Эй, босс, — в комнате был ещё один человек. — А там на полу не кровь?
Меня отпустили в свободное плавание. Упав на копчик, я логично рассудил, что нахожусь в какой-то дешёвой конуре — половицы скрипели, как позвоночник после дыбы.
— Охренеть! — воскликнул главный говорун. — Сколько ж тут кровищи!
Я валялся в какой-то луже, как спокойный поросёнок, и очень боялся, что создателем этой лужи мог оказаться Ричард Донаван: стоит коллегам прознать, что я обмочился в каком-то кабаке, и меня сразу же заклеймят, как человека, не умеющего пить, а это в нашей работе смерти подобно.
«Человек с острыми ушами что-то с упорством мне втолковывает. Что-то про несправедливость, про распределение преступлений между детективными агентствами, про каких-то де Вилларе и де Ребер. Я в ответ кричу, что сделаю из матери этого человека эльфскую колбасу… Боги, что вчера произошло?»
— Эй, — меня вновь пнули сапогом. — Ты тут какого-то убил или у твоей новой бляди пошли месячные?
«Я ведь дознаватель. Если вы нашли кровь, то это значит, что я с стопроцентной вероятностью отправил кого-то на тот свет — к гадалке не ходи… Стоп, он что-то сказал про женщин лёгкого поведения? Намекает на Марианну?»
— Всех вас перевешаю… — я лениво открыл глаза, и в лицо мне ударил яркий солнечный свет.
«Звон в ушах. Хочется блевать. Кружится голова. Это уверенное сотрясение. Хотя, если судить по замёрзшим пальцам и онемевшим ногам, это далеко не обычная травма головы…»
Пришло осознание. Жгучий ком резко подступил к горлу, и мне вдруг захотелось издать пронзительный вопль, убежать далеко-далеко, чтобы кто-то невидимый и очень опасный не смог меня рассмотреть. Я задрожал, даже начал трястись, и этот мой жуткий страх сковал меня, как тюремная цепь — не шевельнуться.
«…Я умер»
В мою голову влили раскалённый свинец. Он зашипел, как вырезка, брошенная в кипящее масло, и навечно прожёг во мне дыру.
«Вечер. Публичный дом. Марианна. Внезапное предательство. Три болта в груди. Пробито лёгкое. Нечем дышать. Разорванное сердце.»
Я вскрикнул и резко подорвался с места. Меня шатало, как только сошедшего на берег моряка. За всем этим озадаченно наблюдало двое вышибал. Один из них держал в руке смятую записку.
«Бред! Я не умер, иначе бы не мог ощущать боль! Глупость!»
Я сразу понял, что произошло: девушка опоила меня каким-то наркотиком, от которого у меня свело горло и поднялось давление, и увезла куда-то за город, в маленький трактир, где никто не будет задавать лишних вопросов. Лишь одна тайна оставалась неразгаданной: Даже затупленный болт на расстоянии пяти шагов с лёгкостью пробивает доспех, что уж говорить об обычной коже и горстке костей…
Со всеми этими догадками я уже и позабыл, что нахожусь в какой-то конуре рядом с двумя подозрительными субъектами.
— Молодые люди, — дуболомы удивлённо переглянулись. — Если вы решили похитить меня и потребовать выкуп, то уверяю, это гиблое дело — лучше сразу убейте. Меня не жалуют при дворе. Возможно, даже хотят избавиться не меньше вашего. Кстати, Марианна всё ещё с вами или уже уехала из города? Сколько вам заплатила эта шлюха? Я заплачу в два раза больше…
— Лойд, ты чего? — хозяин записки насупился. — Опять эту водку с портового района хлестал? Скажи честно, бить не буду.
От изумления мой лоб превратился в гармошку.
— Я дознаватель его королевского величества Августа Третьего и требую… — я потянулся в задний карман куртки, чтобы достать удостоверение, но нащупал лишь вьющиеся волосы на груди.
«Что за…»
Я опустил голову — на мне был южный халат в полоску и дырявые тапочки. От стыда мои щёки превратились в спелые помидоры.
— Извиняюсь за столь непристойное одеяние…
— Да не извиняйся, мы привыкли! — хмыкнул один из громил, тот, что поменьше, и медленно двинулся в мою сторону.
— Граждане, — я с опаской взглянул на мощные кулаки моих собеседников и потихоньку начал пятиться. — За нападение на дознавателя его королевского величества вам грозит десять плетей и три года каторги. Лучше семь раз подумайте, прежде чем решитесь на столь ужасное преступление.
Великаны по-плотницки засучили рукава.
— Хорошо, Лойд, мы взвесим все возможные риски и придём к наилучшему решению для нашей торговой компании. — мужчина с запиской захохотал. Его друг лукаво мне подмигнул.
Поняв, что дуболомы скрутят меня за здорово живёшь, я сделал обманное движение влево и затем резко рванул к окну. Мой идеальный план спасения нарушило лишь одно незаметное обстоятельство — лужа вина на полу. Я поскользнулся на ней, как танцор на ледовом покрытии, и с треском влетел в маленький шкафчик. Там-то меня и взяли в оборот.
— Что вы делайте, остолопы! Пустите меня! — я сражался, как раненый лев, но силёнок в моих мускулах явно не хватало. Мышцы словно атрофировались.
Вышибалы открыли дверь, в которой не доставало половины досок, и на выдохе закинули меня в большой тазик. Какой-нибудь бедняк мог бы назвать это ванной.
— А вы знали, что расчленить тело весьма непросто… — я так и не успел договорить, почему им нельзя меня убивать, потому что в моё лицо резко врезалась холодная струя воды.
— Вот нажрался. — мужчина с запиской с укором покачал головой. — Я обещал твоему отцу, что буду помогать тебе, пока сам не лягу в гроб, но, как видишь, помогать такому, как ты — гиблое дело.
«Что он несёт? Моего первого отца повесили на ближайшем суку, как и всех его друзей, а у второго из товарищей были только инвалиды и циничные инфантилы, которым самим нужна помощь…»
Напор воды увеличился. Оказывается, холод и вправду приводит в чувство. По крайней мере, туман в голове немного рассеивается.
— Сынок, — громила хлопнул товарища по плечу и тот выключил холодный душ. — Так больше продолжаться не может. — похититель взглянул на меня жалостливым взглядом. Обычно я никогда не был подвержен смертельной болезни под называнием сентиментальность, но от этих участливых глаз у меня защемило сердце. Я словно знал этого человека всю жизнь, и мне очень не хотелось разочаровывать его.
— Когда ты взял академический отпуск, что я тебе сказал? — добряк умолк и стал ждать моего ответа.
«Возможно ли, что меня с кем-то спутали?.. Но как же я тогда сбежал из публичного дома?»
— Я сказал тебе, — снова начал громила, поняв, что заставить меня что-то вспомнить — дохлый номер. — «Сынок, делай, что хочешь, если считаешь, что это приведёт тебя к мечте». Помнишь?