Мастер Дедерик упер руки в боки, с сожалением оторвался от моих чертежей и покосился на очередной бумажный завал.

— Генрика, тогда рассортируйте документы, проверьте состояние статуй и на сегодня можете быть свободны.

Никогда не любила убираться, но наводить порядок в кабинете самого Цадока Дедерика доставляет мне истинное удовольствие. Поэтому я тут же с азартом принялась копаться в куче книг и чертежей. Гном довольно крякнул и ушел вслед за приветливо кивнувшим мне, вновь прихрамывающим инквизитором.

Я уже успела изучить принцип систематизации архивов в библиотеке и избавила мастера от необходимости тратить его драгоценное время на поиск нужных материалов самолично. Мне побегать не трудно, а работа в духе «подай-принеси» позволяет оставаться в курсе текущей деятельности гениального изобретателя, не отвлекая его частыми вопросами.

Разобрав документы по тематикам, я сложила их в тележку и покатила прочь из кабинета. Но на первом этаже столкнулась вдруг с Браном, сопровождающим какую-то златокудрую дамочку в облегающем платье цвета шампань с турнюром по моде времен юности моих родителей. Выглядела незнакомка типичной леди, поэтому я на всякий случай почтительно поклонилась и на пальцах объяснила мажордому, что мастер Дедерик в лаборатории.

— Миледи Евангелин, сюда, пожалуйста, — понятливо сменил курс гном, а я пригляделась к дамочке пристальнее.

Значит, это и есть та Евангелин, что собирала команду экстрасенсов? Лет тридцати пяти, ровесница Ли Мэя. Золотые локоны, сколотые в пышный низкий пучок, сапфирово-синие глаза, губки бантиком и слегка фанатичная заразительная улыбка. Она окинула меня внимательным взглядом и мелодично осведомилась.

— Ты, должно быть, Генрика? Ли Мэй много о тебе рассказывал. Ты ведь мехадок, верно? Благодарю, что помогла Лиге.

— Э-э, — проявила я чудеса воспитания, гадая, что такого инквизитор про меня наговорил. Она назвала меня мехадоком, но знает ли она, что я медиум? И кто она вообще ему такая, что он обсуждает с ней первых встречных девиц? — Всегда пожалуйста, — отмерла-таки я и поправила во избежание недоразумений. — Была мехадоком, но теперь я подмастерье, миледи Евангелин.

— Просто Евангелин, — она снисходительно погрозила мне пальчиком в сетчатой бежевой митенке. — И я специалист по теургии[1], будем знакомы.

[1] Теургия — наука об ангелах (заклинатель ангелов — теург).

Они с Ли Мэем чем-то неуловимо похожи. Праведностью и одухотворенностью, наверно. Священники все такие или мне так везет? Кстати, необычные у Хелстрема знакомые. Дар общения с ангелами очень редок, ведь как астральные сущности они гораздо сильнее демонов.

— Вы тоже инквизитор? — как бы между прочим уточнила я, прикидывая, стоит ли мне ее избегать.

— Нет, я экзорцист, — она с легким превосходством улыбнулась в ответ. — До встречи, Генрика.

Я снова откланялась, проводила взглядом изящную фигурку, обтянутую роскошным платьем, и проковыляла в библиотеку. Вернув книги и чертежи на их законные места, отправилась помогать местному так называемому «садовнику», ухаживающему за механическим садом.

Не уверена, что это входит в обязанности подмастерья, но мастер Дедерик решил, что с наглядным примером мне будет гораздо проще учиться читать чертежи. И действительно, рассматривая в очередной раз внутренности механических людей, я с удовлетворением отметила, что узнаю структуру, которую вчера изучала по учебнику.

На несуществующем ветру мерно поскрипывали металлические деревья. Туман влажными щупальцами проникал под казенный безразмерный плащ-спецовку. С затянутого грязно-белыми облаками неба опять что-то мерзко капало, и как никогда хотелось вернуться в теплое, сухое нутро фабрики. Но я, папина дочка, ненавижу недоделанную работу. Поэтому, скрепя сердце и скрипя зубами, заставила себя завершить осмотр со всей тщательностью. И, как оказалось, не зря.

В статуе дамы под зонтиком, приседающей в книксене, я вдруг наткнулась на лишний механизм. К «лишним» я его причислила, потому что на первый взгляд в движении статуи он не участвует. Но как мне тогда проверить его работоспособность? Я озадаченно вернулась в библиотеку.

Настойчиво казалось, что этот цилиндрический механизм с призмами я знаю, просто никак не могу вспомнить его назначение. Наверно, стоит проверить чертежи садовых «игрушек». Быстро отыскав нужную папку, уселась на подоконник, подкрутила керосинку и принялась изучать схемы. Но, видимо, теоретических знаний мне все-таки не хватает, потому что найти этот механизм в чертеже дамы с зонтом мне так и не удалось.

— Так и знал, что найду тебя здесь.

Я осоловело оторвалась от чтения, изумилась непроглядной темноте за окном, потерла воспалившиеся глаза и встретилась взглядом с искрящимся смешинками чернильным взором.

— Уже далеко за полночь, Анри, — в хрипловатом голосе послышался мягкий укор. — Я понимаю, что ты пытаешься оправдать доверие, оказанное тебе предложением работать над автоматоном, но заземляться для этого совсем не обязательно.

— Спасибо за заботу, — саркастично закатила я глаза, украдкой вдыхая запах конфедератского кофе, который инквизитор пьет каждое утро. — Но мой идиотизм еще не достиг той степени, при которой я буду готова удавиться за идею революции. Просто я никогда не упущу возможность учиться, да к тому же бесплатно, — я вспомнила, как сбежала из приюта на войну, так и не получив даже среднего образования. — С моей жизнью никогда не знаешь, когда представится следующий шанс приблизиться к мечте о дипломе.

Нужна мне, разумеется, не сама бумажка, а знания, которые к ней прилагаются. Не имея семи пядей во лбу, в высший свет из дерьма мне не выбиться. К сожалению, природа обделила меня талантом заправского барыги, которому в итоге все двери открываются.

А пойти по самому простому пути, раздвигая ноги перед нужными людьми, мне не позволяют мои способности. Хотя, к чему уж кривить душой, роль хладнокровной стервы, для которой собственное тело всего лишь шкура, не для меня. Гордость — последний подарок, оставшийся мне от родителей, и разбрасываться им я не намерена. Поэтому пытаюсь разгрызть гранит науки.

Взгляд Ли Мэя заволокло поволокой ностальгии. Он присел рядом со мной на подоконник, невоспитанно подогнув ногу, чем вызвал у меня приятный культурный шок, и криво улыбнулся одними губами.

— Я тоже ночи напролет просиживал за учебниками в школе эзотерики. Боялся, что отчислят. Я же из первого поколения экстрасенсов, не знал ничего, в отличие от потомственных однокурсников…

— Из школы эзотерики могут отчислить? — изумилась я. Я-то думала, что у государства каждый экстрасенс на счету.

— Естественно, особенно если у студента наблюдаются девиации, — пожал плечами Ли Мэй. — Зачем правительству неподконтрольные экстрасенсы? Им блокируют астральные сенсоры и отчисляют. У меня никаких психических отклонений не наблюдалось, но я на четверть зангаосец, следовательно, неблагонадежный субъект, поэтому угроза изгнания преследовала меня всегда. Как видишь, небеспочвенно, — иронично улыбнулся он, намекая на присоединение к оппозиции.

Я для себя отметила, что астральные сенсоры, оказывается, можно заблокировать, но пока не стала заострять на этом внимание, опасаясь ненароком выдать свой уровень способностей. С возросшим подозрением покосилась на лежащие рядом учебники и, предчувствуя подвох, полюбопытствовала:

— И какова мораль? Окупились твои ночные бдения?

— Еще как, — он иронично улыбнулся. — Я, черт возьми, стал лучшим на курсе и меня отправили на войну в составе спецназа.

Где он разочаровался в родине и, кажется, совершил что-то такое, за что до сих пор ищет искупления, угу. Кончики пальцев снова закололо от желания считать его душу. И я, не в силах больше унимать любопытства, которым по отношению к другим вообще не страдаю, озвучила то, что уже давно не дает мне покоя.

— Что вообще инквизиторы делали на войне?

Спросила и опешила. До сих пор я ни к кому не лезла в душу. Даже к Барти, самому близкому мне человеку. Во-первых, измотанная аналогичной привычкой Теша, я считала, что остальных это угнетает также, как меня. Во-вторых, мне и своих проблем и переживаний хватало, чтобы еще чужими грузиться. Поэтому общалась по принципу «захочет — сам расскажет». До сих пор.