— Ну, а я что говорил? — ехидно произнёс кот. — Летел, о высоком мыслил, не туда свернул и вот вам здрассьти — угодил в огненную ловушку Горыныча. Признавайся, опять о курицах грезил?

— Хоспади прости! Тьфу! Я-то уж думала, что серьёзное. — смачно выругалась Яга. — А тут… Ну, налакались дурни на радостях, а тебя-то чегось тудой понесло? Я ж тебя за яблоками молодильными послала!

— Так я, проверить решил. С дозором обходил, так сказать, облетал границы. — обиженно каркнул ворон.

— Тоже мне, богатырь выискался! С дозором он, угу, счас! Опять из-за кустов подглядывал! — фыркнул кот. — Сколько раз повторять можно-инициатива наказуема! Эт тебе ещё повезло, что хвост тебе не подпалили, феникс ты наш доморощенный! Жар-птиц!

Василиса покатилась со смеху. Нафаня покачал головой, скрывая улыбку.

— Кузьма! — не выдержала Татьяна и рассмеялась. — У вас тут всегда так весело? — спросила она у Яги.

В глазах Яги вовсю скакали весёлые искорки. Она взяла ворона и огладила его оперенье, тот недовольно нахохлился и отвернулся.

— Ну, будет тебе Серафимушка! Напугал ты нас! Мы сейчас с тобой нашего дипломата туда и пошлём, пусть порядок наведёт! — подмигнула ворону Яга.

Кот заслышав слова Яги, начал тихонько отходить спиной к спасительной зелени леса.

— Стоять! — велела коту Яга.

Тот замер на месте.

— Ягусь, я сейчас занят очень, дел невпроворот! У меня там в библиотеке… — начал оправдываться кот, медленно, шаг за шагом отходя к зарослям.

— А и ничего! — строго сказала Яга. — Обождёт твоя библиотека, всё равно ж никто не читает. Давай-ка, утихомирь наших архаровцев, только смотри хвост не опали! Горыныч, когда навеселе, ещё похлеще будет, нежели в ярости.

— А я за что? Мне не с руки, то есть не с лапок. Тут уж ты сама, они только тебя и послушают. А меня уже вызывают, пора мне!

— Аглая… — прохрипел ворон.

Только Яга перевела взгляд на ворона, как кот сделал стремительный рывок спиной вперёд и скрылся в густой зелени.

— Ему не управиться. Они там уже с час пробу снимают… — ворона передёрнуло.

Яга посмотрела на то место, где секунду назад стоял кот.

— Кузьма! — воскликнула она и захохотала. — Сбежал! Как пить дать — сбежал, наглец! Ладно, сама разберусь, а то и впрямь шуму наделают.

Ворон распушил оперенье и понуро повесив клюв сказал:

— Я с тобой, Ягуся.

— И я! — вызвалась Василиса.

— И не выдумывайте! — строго сказала Яга. — Тут уж я сама.

— Бабуль? — просительно посмотрела на Ягу Татьяна. — А может, давайте все вместе? И нам спокойнее, и ты в безопасности! Я тебя одну не пущу, мало ли что…

Яга обняла Татьяну и крепко прижала к сердцу.

— Не бойся, солнышко моё. Не впервой мне мальчишек урезонивать. Шалят они, только и всего. Вы с Васенькой лучше к озеру сходите, с русалками поболтайте, пусть новости расскажут. А я, как управлюсь — к вам прилечу. А ты, Серафимушка, иди в дом, отдохни. Столько вёрст сегодня крыльями намахал — не железный чай, и тебе отдых нужен.

Яга гикнула, ступа перед ней явилась, она сходу в неё запрыгнула, залихватски свистнула и скрылась в облаках.

— Ничего себе! — прошептала Татьяна, смотря на стремительно удаляющуюся точку. — Это как это? Вот так, с разбегу в ступу запрыгнуть⁈ У нас бабуля что, мастер спорта по лёгкой атлетике?

— Это привычка. — скромно заметил Серафим. — Наша Аглая, коня на скаку остановит одним взглядом, без седла скакать на нём может три дня и три ночи. Закалка такая. Недаром она смотрителем меж двух миров поставлена, покой охраняет, людей и зверей защищает от всякой напасти. Только вот, незаслуженно её обвиняют во всяких пакостях — не такая она вовсе. Добрая она, да заботливая, только от людей натерпелась, вот и закрыла от них своё сердечко…

— Правда это. — вздохнула Василиса. — Ягуся у нас — добрее на всём белом свете не сыщешь, только так случилось, что от людей теперь нам хорониться приходится. Разуверились люди в чудесах, променяли любовь да ласку, на комфорт и достаток. Вот и закрылись мы от них…

Таня внимательно слушала и так ей не по себе стало, обидно за Ягу, за Васеньку, за весь мир сказочный — до слёз обидно. Ведь и правда, забыли люди сказки волшебные и то чему они учат. По-другому теперь всё, а жаль…

Василиса увидев, что Таня погрустнела и задумалась, взяла её за руку, и повела за собой к озеру.

Лес теперь совсем другим Тане показался. Звери лесные от неё не прятались, каждый занимался своим делом. Бережливая белка складывала свои запасы в дупло. Дятел задумчиво долбивший кору старой сосны, поймал червячка и полетел в своё гнездо. Медвежата, смешно перебирая короткими лапами, бежали к малиннику полакомиться сладеньким. Чуть поодаль гордые лоси чинно шествовали к водопою. Рыжая плутовка лиса грелась на солнышке, завидев девушек тявкнула, будто здоровалась. Лес жил своей жизнью, гостеприимно принимая человека. Красота и гармония царили здесь.

… — И как я могла раньше этого не замечать? — думала Татьяна.

— Почему так, Васенька? — вдруг спросила Татьяна. — Почему всё в мире так изменилось?

— Не знаю, Танечка. — грустно вздохнула Василиса. — Мир, вроде бы прежний, да уже не тот, что раньше. Люди изменились, забывать многое стали. Так всегда было. Мир рос, ширился, росли и люди вместе с ним, но знаешь, что-то пошло не так, что-то неуловимое… Кажется, будто душа из мира уходит, вот и черствеют сердца, не доверяют люди больше друг другу, не замечают прекрасного, не помнят старых ошибок, оттого всё по кругу и идёт.

— А вы как же?

— Если бы ты нас добрым словом не вспомнила, не позвала во сне сказку — так бы и остались мы в царстве Морфея, и спали до конца времён. Сказочные законы нерушимы. Это люди без нас существовать могут, а мы без людей никак. Мы верой одной и живём, пока мы верим и в нас верят — всё хорошо складывается. Только вот люди давно веру утратили, а чудеса без веры тают, засыхают как тот ручей, на который большая коряга упала. Закономерно всё в мире этом — чем больше ты веришь в чудеса — тем чаще они с тобой случаются.

Таня улыбнулась.

— Правда это… Ведь я с детства в сказку верила, и представляла всё так ярко, а потом… — Таня замолчала.

— Что потом, Танечка? Ты расскажи, полегчает, не держи боль в себе.

Таня шла молча. Так давно она ни с кем не говорила о своей потере, о боли, что поселилась в её сердце и выжгла калёным железом веру во всё самое лучшее. Бередить старые раны совсем не хотелось, но и обидеть недоверием Васю она не могла.

Василиса молчала, лишь крепче стиснула Танину ладошку, почувствовала, что задела старую рану.

Девушки дошли до озера и присели на старый замшелый валун, прогретый ярким солнышком, поросший зелёным мхом. По воде бежала лёгкая рябь, резвилась мелкая рыбёшка, выскакивая из воды то там, то здесь, сияя на солнце серебряными боками и радужными плавничками.

Таня задумчиво смотрела на убегающую вдаль воду.

— Мне семнадцать было… — начала Татьяна свой рассказ. — Тогда я искренне верила, что моя жизнь настоящий праздник. Мои родители души во мне не чаяли, а я старалась их радовать. Папа мечтал, что когда-нибудь, я стану оперной певицей, буду выступать на сцене, а он будет сидеть в первом ряду и дарить мне цветы. И так он в это верил, что и я поверила — брала уроки вокала у маминой приятельницы Алевтины, что живёт по соседству. А мама всегда твердила, что девушка должна быть просто счастлива и тогда в её жизни всё-всё будет получаться самым лучшим образом.

А потом, родители отправились в отпуск. Одни, без меня… Мне нужно было заниматься перед поступлением в консерваторию…

Таня не могла продолжать, ком в горле мешал говорить, но тёплая ладонь Василисы, сжимавшая её руку, придавала ей сил.

— Они летели в самолёте, там что-то случилось… Авария. Больше я их никогда не видела. Тогда я и перестала верить…

— Танечка… — прошептала Василиса и вытерла градом катящиеся по щекам слёзы. — Ты прости меня, ладно? Я не хотела…