— Мне платили за то, чтобы я спал с женщинами… мужчинами, — Боже. — Благодаря этим деньгам у нас с сестрой была крыша над головой. Я все тот же, Кэт. Ничего не меняется, даже если я больше этим не занимаюсь, — Рем фыркнул. — А, может, и занимаюсь.

— Что ты имеешь в виду? О чем ты?

— Уже не важно. Я хочу, чтобы ты ушла.

— Ты мой должник! — вскрикнула я. — Скажи мне, мать твою. Ты задолжал мне объяснение, черт возьми.

Выражение его лица не изменилось даже после моего вопля. И это меня напугало, потому что передо мной стояла оболочка человека, которого я любила.

— Скажи мне.

Рем отвел от меня взгляд и пошевелился, но это было едва заметное движение.

— И тогда ты уйдешь?

У меня перехватило дыхание. Он хотел, чтобы я ушла, и от этого было еще больнее, потому я должна была быть той, кто говорит эти слова. Но все же обреченно кивнула, как будто соглашаясь на собственную смерть.

Прошло несколько минут, прежде чем Рем снова заговорил, а когда сделал это, его голос звучал отстраненно.

— Можешь считать это выживанием. Образом жизни. Я занимался проституцией, не думая и не чувствуя. Просто оцепенев. Через некоторое время стало легче. Я имею в виду, легче в том, что я мог заниматься сексом, и меня не рвало. Мужчины… Вот что всегда было тяжело.

О Боже, Рем. Я даже представить себе не могла, что он подвергнет себя такому испытанию. Парень был таким сильным и уверенным, как будто ничто не могло на него повлиять.

— Мне было четырнадцать. Я считался достаточно взрослым, чтобы понимать, чем занимаюсь, и все еще достаточно молодым, чтобы эти больные ублюдки желали меня. Был один, в частности… — его голос замер. Я закрыла рот рукой, и мой желудок резко сжался. — Все было не так уж плохо. О нас с сестрой заботились. Кормили, одевали, мы ходили в школу. Только в пятницу и субботу вечером я спускался в подвал. Он сказал, что-либо это буду я, либо моя сестра.

— А твоя мать?

Рем фыркнул, пнув пустую бутылку из-под пива, и я подпрыгнула, когда та ударилась о столбик кровати, разбившись с громким грохотом.

— А как, по-твоему, мы там оказались? Моя мать задолжала парню деньги за наркоту. Знаешь, в честь чего назвали мою сестру Хейвен? Уж точно не из-за небес… Хейвен Даст (прим. Небесный порошок) — еще одно название кокаина, — Рем покачал головой, тяжело вздыхая. — Мы были ее платой, — затем пожал плечами. — Но он сдержал слово. Моей сестре никогда не приходилось заниматься проституцией, а я оплачивал телом мамин долг. Спустя два года все закончилось. Мне больше не нужно было заниматься сексом, но Ленни, сутенер, все равно позволил нам остаться там. Мы жили с ним и его дочерью. Ели вместе, как нормальная семья, по крайней мере, настолько нормальная, насколько это было возможно с наркоторговцем. Я думал, что все будет хорошо, что, может быть, все не так уж и плохо.

— Тебя вынуждали заниматься сексом с мужчинами и женщинами, Рем.

— Нет. Не вынуждали. Заставили силой.

— Какая разница, — пробормотала я. Внезапно меня осенило. — Вот почему ты тогда остановился. Почему застыл, когда мы занимались сексом. Потому что… Тебе не нравится, когда делают минет.

Он кивнул.

— Иногда… я все еще слышу их голоса. Становилось только хуже, когда я не мог владеть ситуацией, и женщина…

— Имела контроль над тобой, — закончила я.

Он кивнул.

— Такое случалось много раз, и я никогда не занимался сексом вне подвала… Мне всегда казалось, что это мерзко. Но с тобой… все было по-другому. Ты смогла остановить голоса. Я с самого начала говорил тебе, что ты что-то во мне изменила. Никогда не любил заниматься сексом до тебя.

Я тонула в замешательстве. Хотелось обнять и прижать к себе того мальчика, который пострадал в таких ужасных обстоятельствах, и вытащить его из холодной тьмы, в которой тот теперь жил.

— Когда умер Ленни, все пошло прахом, и я понял, что нам надо выбираться оттуда. Но идти было некуда и деньги закончились. В наш дом переехал друг Ленни, Олаф, но я не доверял ему… Боялся, что он заставит Хейвен и меня работать внизу… У меня больше не было сил. Хейвен… Господи, нам было всего по шестнадцать, и она была такая хорошенькая. К Ленни все время приходил один парень и покупал наркоту. Он наблюдал за Хейвен, и это было действительно жутко, но никогда не прикасался к ней, — мое сердце забилось быстрее, и по спине пробежал холодок. — А когда Ленни умер… Тот ублюдок изнасиловал ее. Я не знал об этом несколько месяцев. Черт, было ясно, что с ней что-то не так. Хейвен все время сидела у себя в комнате, почти ничего не ела, но продолжала молчать, пока однажды я не увидел следы на ее руке. И пришел в ярость. Она рассказала мне, что произошло, и о том, что это, блядь, до сих пор не прекратилось. Парень приходил к ней в комнату месяцами, а я ничего не знал. Никогда не замечал. Он посадил ее на наркотики. Испоганил невинную девочку настолько, что… В общем я пошел к нему. Ударил статуэткой по голове и убил.

Мне не хватало воздуха. И пока выслушивала этот кошмар, мой разум кричал мне подойти к Рему.

— Было приятно бить его. Через секунду я повторил. И бил его снова и снова, пока не проломил череп, а лицо стало неузнаваемым. И по сей день… не жалею об этом. Вот такой я человек.

У меня настолько перехватило горло, что стало больно глотать. Хейвен. Его сестру. Насиловали месяцами. Травили наркотой. Так вот почему он испугался, когда заметил, что Бретт наблюдает за мной. Боль из-за измены казалась теперь несущественной.

— Я знал, что нам придется уехать. Сбежать прежде, чем кто-нибудь увидит тело. Его дочь видела, что я сделал, но на нее мне было плевать. Мы сбежали и жили на улицах, опасаясь, что нас найдут и убьют. Потому что на улицах все знали друг друга. Однажды утром, когда мы спали, одна старуха нашла нас спящими в ее сарае. Мы всегда уходили до восхода солнца, так было безопаснее. Но Ирма заметила нас, когда шла за садовыми инструментами. А затем улыбнулась и спросила, не голодны ли мы. Мы прожили в сарае несколько месяцев. Не знаю, почему она никогда не звонила в социальную службу. Ирма даже предложила поселиться в ее доме, но я боялся, что если она вмешается в нашу жизнь, то тоже окажется в опасности. Хейвен… так и не оправилась от того, что с ней случилось. Я каждый день видел это затравленное выражение на ее измученном лице. А еще она находила наркотики, сколько бы я ни пытался остановить ее. Хейвен постоянно пыталась найти их и была готова ради этого на все. Наркотики стали ее спасением. Похоже она все время была под действием этой дури. Пять раз я отвозил Хейвен в больницу из-за передозировки. Мне приходилось вытаскивать ее оттуда сразу, как только она приходила в сознание, до того, как могла приехать социальная служба. В последний раз… я ждал в приемном покое целый час. Потом вышел врач и сказал мне, что она умерла. Я не поверил ему. Все было не настолько плохо. Хейвен бывала и в худшем состоянии. Так почему же не выжила в этот раз? У меня случилась истерика, и врачам пришлось вколоть мне успокоительное, а я, когда проснулся, то понял, что нахожусь в помещении службы опеки.

— Похороны Хейвен не устраивали. Я пытался выяснить, где ее похоронили, но у них не было никаких записей о об этом. Просто очередной бездомный мертвый ребенок. Несколько месяцев спустя мне повезло, и меня взяли к себе родители Крайза, — Рем посмотрел на меня, его взгляд все еще оставался бесстрастным, как будто без него парень не смог бы рассказать мне все это. — Как видишь, Кэт, я конченный, и ты была права, что бросила меня, когда появилась такая возможность.

— Рем, я была зла. Я не… я не имела в виду то, что сказала.

Он фыркнул.

— Конечно имела, красавица. Мне просто нужно было услышать это, чтобы вспомнить.

— Нет, Рем. — Боже. Нет. Что бы я там ни увидела, что бы ни разлучило нас, он все равно был достоин моей любви к нему. Рем защищал свою сестру, позволяя использовать свое тело вместо ее. Он пытался вытащить ее из этой жизни. Я понимала, почему парень так защищал меня и был собственником. Возможно, я понимала это с самого начала. И согласилась с его реакцией, даже не зная всей истории. Мне и не нужно было знать, потому что я все равно любила его.