Без всяких колебаний он направился на центральный пост, где разговаривали несколько человек. Некоторые из них были медсестрами, другие вполне могли оказаться госпиталистами или лечащими ординаторами. Он подошел к стойке, остановился. Отсюда ему были видны несколько палат, включая восьмую, где лежала Мэдисон Брайант. Он взбодрился, потому что сейчас там вроде бы находилась только одна медсестра (либо санитарка). Его это не удивило, ведь всего несколько часов назад он справлялся о Мэдисон и узнал, что она стабильна, хотя до сих пор в критическом состоянии. На следующий день ее собирались перевести в обычную палату. В других отсеках суеты было больше; где-то медики совершали более активные манипуляции, где-то — менее. В одной из двухместных палат кипела бурная деятельность: видимо, пациент был очень плох.

Как он и рассчитывал, благодаря маскировке никто не обратил на него особого внимания. Он выглядел одним из необходимых специалистов, которые обеспечивают жизнедеятельность напряженнейшего узла больницы. Люди здесь постоянно приходили и уходили, и среди них преобладали врачи.

— Простите, — обратился он к сестре за стойкой, — кто сегодня старшая смены? — Он рисковал, задавая такой вопрос, и понимал это, но надеялся, что старшая сестра как раз пошла поесть. Шансы делились пятьдесят на пятьдесят, и у него был план для обоих вариантов.

— Барбара Страссман, — ответила медсестра.

— Она здесь?

— Отошла перекусить, но вот-вот вернется.

— Хорошо, спасибо, — удовлетворенно кивнул он, понимая, что реанимационное отделение работает гораздо эффективнее в присутствии старшей сестры, ведь ее задача заключается именно в том, чтобы держать под контролем состояние всех пациентов. Начальница смены напоминает бдительного телохранителя, который знает, что происходит в каждый отдельно взятый момент времени с любым из тех, за кого она отвечает. Это было важно, потому что он кое-что затевал, и чем неожиданнее окажутся его действия, тем лучше. Чтобы совершить задуманное, ему требовалось всего около десяти секунд.

Покинув центральный пост, он вошел в открытые двери и направился к палате номер восемь. Кровать там стояла у дальней стены, окон не было. Над головой Мэдисон располагалось несколько мониторов с показателями ее жизненно важных функций, ЭЭГ и сердечного ритма. Медсестра (или санитарка?) как раз меняла флакон с раствором для капельницы и регулировала скорость введения препарата. Сама Мэдисон то ли спала, то ли просто отдыхала; глаза у нее были закрыты. Все это было просто замечательно, он почти и не надеялся на такое везение.

Он вошел в палату, бросил взгляд на бейджик медработницы и понял, что это все-таки санитарка интенсивной терапии (тоже отлично, подумал он, медсестры склонны задавать больше вопросов, особенно те, что работают в реанимации).

— Как ее дела? — шепотом спросил он, подходя к кровати пациентки справа — так ему, правше, было удобнее воплотить свой замысел.

— Очень неплохо, — вполголоса ответила санитарка. — Сейчас она спит, но уже подолгу разговаривает и пьет сама.

— Она знает, что с ней случилось?

— Знает, но только потому, что ей рассказали. До сих пор не может припомнить детали. У нее осталось в голове, как она спускается на платформу Лексингтон-авеню, а дальше провал, — проговорила санитарка.

— А где ее медсестра?

— Ушла поесть.

Он улыбнулся про себя. Все срасталось даже как-то слишком удачно.

— Можете принести марли и пластырь? Хочу посмотреть, как там ее культя и какая была кровопотеря.

— Конечно, доктор, — сказала санитарка, — я мигом.

— Спасибо, — кивнул он и проводил женщину взглядом, пока она не исчезла за открытой дверью.

Оттуда, где он стоял, был виден центральный пост. В его сторону никто не смотрел, и мужчина быстро вынул шприц из кармана халата, снял защитный пластмассовый колпачок и ввел иглу в трубку капельницы с катетером на правой руке Мэдисон. В следующую секунду он быстро, одним движением поршня ввел туда содержимое шприца, заставив подняться уровень жидкости в камере капельницы. Эта была критическая стадия плана: он прочел, что попавший в кровеносную систему хлорид калия причиняет довольно сильную боль.

Глаза Мэдисон широко распахнулись, губы растянулись, и в горле родился крик, который так и не вырвался наружу: мужчина крепко зажал ей рот, и вопль превратился в мычание, которое легко заглушил ритмичный писк кардиомонитора. Мэдисон сделала отчаянную попытку отпихнуть здоровой рукой его ладонь, но он навалился на нее всем весом своего тела. Его глаза метнулись к кардиомонитору, на котором уже виднелись явные признаки сердечной недостаточности, поскольку хлорид калия успел достичь сердца, мгновенно нарушив атриовентрикулярную проводимость. Мгновение спустя сердце прекратило биться, начался процесс трепетания мышечной ткани, известный как мерцание желудочков или фибрилляция. В тот же миг стены задрожали от резкого звукового сигнала кардиомонитора.

Зная, что всего через пару секунд в палату набьются доктора, медсестры и бригада кардиореанимации, мужчина быстро убрал руки от лица Мэдисон, сунул шприц в карман и опустил боковую перекладину кровати. Когда в дверях появились первые люди, он уже взбирался на кровать, чтобы начать массаж сердца.

— У нее фибрилляция! — крикнул, подбегая, кто-то.

— Знаю, — лихорадочно отозвался он и начал массаж, нажимая на грудную клетку Мэдисон.

Вокруг уже толпился народ, включая реанимационную бригаду, которая быстро перехватила инициативу. Один из ее представителей залез на кровать, сменив предшественника, другие откатили койку от стены, чтобы можно было провести интубацию и затем провентилировать легкие стопроцентным кислородом.

Убийца попятился, освобождая место для реаниматоров. К этому времени в палате находилось то ли десять, то ли двенадцать человек, что дало ему возможность отойти в сторонку и двинуться к выходу.

— Разряд! — услышал он голос старшего группы.

Через миг раздался характерный треск дефибриллятора, и наступила краткая тишина, когда все смотрели на кардиомонитор в надежде, что сердце вернется к нормальному ритму. Он-то знал, что этому не бывать и теперь способа спасти Мэдисон, вероятно, уже не существует. При передозировке хлоридом калия меры нужно принимать немедленно, и даже тогда они не обязательно приводят к успеху, к тому же у реанимационной бригады не было возможности определить, что проблема заключается в гиперкалиемии — избыточном содержании калия в кровеносной системе.

Он услышал, как старший реаниматор снова кричит: «Разряд!», и вышел в коридор, воспользовавшись тем, что все заняты оказанием помощи либо полностью поглощены наблюдением за этим процессом. На главном посту очень удачно никого не осталось. Довольный тем, что ему удалось осуществить задуманное, мужчина устремился к лифтам. После тревоги, терзавшей его почти весь день, он почти физически ощутил облегчение, а еще — истощение, как моральное, так и физическое. Ему срочно требовалось выпить чего-нибудь крепкого.

Погода стояла прекрасная, и Джек получил возможность хотя бы несколько минут ни о чем не думать и не тревожиться: он просто наслаждался быстрой ездой, только ветер свистел в ушах под шлемом. Джек мчался по Вест-Драйв Центрального парка на своем относительно новом шоссейном велосипеде, сильно разогнавшись просто для тренировки. Потом он выехал на проезжую часть неподалеку от 106-й улицы и встретился с группой существенно более молодых профессиональных велосипедистов. Все они были в дорогой экипировке, а их железные кони явно делались на заказ в Италии или во Франции. Он любил гонять с этими ребятишками, которые относились к себе чрезвычайно серьезно и смотрели свысока на него, одетого в вельветовую куртку, джинсы, клетчатую рубашку и вязаный галстук. Джек сбивал с них спесь тем, что не только не отставал, но иной раз и шел на обгон, особенно когда дорога поднималась в горку. Благодаря баскетболу сердце у него было в прекрасной форме.