Robin Cook

GENESIS

В манхэттенском Нижнем Ист-Сайде стояла холодная, сырая, ветреная, пасмурная ночь. Хотя весеннее равноденствие было совсем близко, зима не сдавалась. Будто чтобы доказать это, редкие упрямые снежинки, кружась, падали из низких густых туч, бурлящих, как ведьминское варево. При температуре чуть выше ноля микроскопическая филигрань их невыразимо прекрасных кристаллических структур, едва коснувшись поверхности земли, немедленно превращалась в обыкновенные капельки воды. А вот атмосфера в уютно обставленной квартире с одной спальней на 23-й улице резко контрастировала с таким бессмысленным уничтожением творений природы. В помещении, где было тепло в буквальном и переносном смысле этого слова, началась череда происходящих на клеточном уровне событий, которые в конечном счете являлись полной противоположностью распаду снежинок. Здесь должно было произойти явление куда более высокого порядка и сложности, инициированное мощным вбросом более ста миллионов целеустремленных сперматозоидов в свод влагалища.

Индивиды, вовлеченные в этот любовный акт, пребывали в блаженном неведении относительно удивительного действа, которое они вызвали, и о его катастрофических последствиях для них обоих. Совершенно опьяненные страстью момента и отказавшись от противозачаточных, они и не задумывались о возможности почти мгновенного высвобождения готовой к оплодотворению яйцеклетки из правого яичника женщины. Не задумывались они и о том, сколь решительно намерение сперматозоидов соединиться с детородной клеткой соответствующей системы женского организма.

Два с половиной часа спустя, когда удовлетворенная женщина крепко спала, равно как и вернувшийся к себе домой мужчина, самый быстрый сперматозоид, завершив рискованный титанический марафон по дебрям вагины к дальнему концу правой фаллопиевой трубы, во всеоружии столкнулся с инертно опускающейся яйцеклеткой. Ведомый неодолимым рефлексом, сперматозоид-победитель быстро пробрался сквозь облако окружающих яйцеклетку фолликулярных клеток и достиг ее твердой оболочки. Мгновение — и он ввел свой пронуклеус в яйцеклетку, чтобы его двадцать три хромосомы составили пары ее двадцати трем, создав полноценную человеческую клетку с сорока шестью хромосомами, образующими комплект. Теперь яйцеклетка превратилась в зиготу.

Таким образом в эту гнусную нью-йоркскую ночь произошло одно из самых поразительных чудес в изученной вселенной: генез, то есть возникновение человека. И хотя сейчас число эпизодов зачатия по всему миру в течение дня приближается к ошеломляющим тремстам пятидесяти тысячам, замутняя радость людей от возможности воспроизводить себе подобных, каждый из этих эпизодов запускает процесс поистине удивительной, потрясающей сложности. Ведь одна-единственная клетка — человеческая зигота, которую едва ли можно увидеть невооруженным глазом, — содержит в своем микроскопическом каталоге ДНК все данные и инструкции, необходимые для формирования тела и управления им. Это означает, что без какою бы то ни было дополнительною информационною ввода одноклеточная зигота способна координировать возникновение приблизительно тридцати семи триллионов клеток двухсот разновидностей, а также нескольких миллиардов чрезвычайно специфичных макромолекулярных белков, которым предстоит сформироваться в соответствии с четкими стандартами в строго определенное время, в строго определенном количестве и в строго определенном месте. Один только человеческий мозг с его ста миллиардами клеток и более чем ста триллионами синаптических связей вполне может оказаться самой сложной структурой во вселенной.

Одиннадцатого марта, спустя пять дней после того, как любовный акт положил начало очередному чуду человеческого генеза, быстро развивающийся эмбрион достиг матки, чтобы начать имплантацию в ее стенку. Вскоре он даст знать о своем существовании, провозгласив начало беременности. С этого момента все, что необходимо для рождения приблизительно через девять месяцев человеческого младенца, — это поступление основных питательных веществ, удаление шлаков и защита от физических повреждений. К несчастью, в нашем случае все сложилось иначе.

Душ для двадцативосьмилетней сотрудницы социальной службы Керы Якобсен служил своего рода опытом дзена, особенно после тяжелого дня, к которым, по идее, субботы не относились. Осторожно, чтобы не поскользнуться на предательски гладкой фарфоровой поверхности изогнутой ванны, Кера залезла внутрь и задернула занавеску. Она уже настроила свою любимую температуру, при которой вода почти обжигала. Старательно намылив все тело, она принялась скрести кожу щеткой на длинной ручке, вспенивая ароматный гель, чтобы смыть накопившее за день напряжение и смягчить общее беспокойство. В последнее время у Керы было с избытком и того, и другого.

Она жила в Нью-Йорке чуть меньше полугода. Решение о переезде в Большое Яблоко[1] было довольно спонтанным. Кера выросла в Лос-Анджелесе, там же получила степень магистра и место социального консультанта в детской больнице «Маттел» при родном университете. Ее специализацией была работа с детьми, нуждающимися в сложном медицинском уходе, а также их семьями: напряженная, зачастую изматывающая область, хотя в конце концов такой труд приносил моральное удовлетворение. Несомненно, ее усилия давали плоды, служили важным дополнением к работе врачей и медсестер, которые, что вполне понятно, лишь лечили или купировали симптомы заболеваний, но не помогали пациентам и их близким справляться с тяжелой ситуацией. Кера чувствовала себя полезной и получала удовольствие от своей работы. Но когда в конце сентября студент-медик Роберт Барлоу неожиданно положил конец их долгому роману, весь ее мир содрогнулся. Они встречались два с половиной года и частенько ночевали друг у друга. Благодаря схожим интересам, включая даже общие либеральные взгляды, им всегда было о чем поговорить, а иногда речь заходила и о планах на предположительно совместное будущее. Роберт намеревался пройти хирургическую интернатуру в одном из известных академических медицинских центров, предпочтительно в Лос-Анджелесе, а если не получится, то в Сан-Франциско. Он надеялся, что такому усердному студенту дадут возможность выбирать. В случае если Роберт поедет во Фриско, Кера собиралась последовать за ним. Обладая безупречными дипломами, она не сомневалась, что сможет устроиться на работу в любой медицинский центр.

Но всему этому не суждено было произойти, и Кера до сих пор понятия не имела, что послужило причиной разрыва, хотя из медицинского центра университета Лос-Анджелеса доходили слухи, будто Роберта частенько видят в обществе одной из специализирующихся на хирургии студенток-медичек. Однажды жарким днем, когда над Лос-Анджелесом висела дымовая завеса, Барлоу без какого-либо предупреждения в лоб заявил, что их отношениям с Керой конец.

После столь грандиозной оплеухи, которую получала ее самооценка, Кере остро потребовалось сбежать. Общие друзья не прекращали спрашивать, что случилось у них с Робертом, изображали сочувствие, но на самом деле получали удовольствие от драматичности ситуации и сплетен. Кроме того, постоянно существовала опасность случайно наткнуться на бывшего возлюбленного в медцентре или неподалеку от него.

Вдобавок ко всему, Кера всегда питала слабость к Нью-Йорку, устала от однообразия погоды в Лос-Анджелесе, ежегодных лесных пожаров и вечной угрозы землетрясений, исходящей от разлома Сан-Андреас. Через несколько недель после шокирующей новости, которую сообщил Роберт, она решила обернуть эмоциональную встряску себе на пользу и переехала на другой конец страны.