— Не ревнуй заранее, хотя немножечко можешь ревновать, — лукаво улыбаясь, пошла мимо него на кухню, шепнув, одними губами: «Люблю».
Радиоприемники не выключались ни в одном доме, утром и вечером ждали сводки совинформбюро. Но сегодня вечерних новостей не было. Вместо этого уравновешенный голос Левитана сообщил, что в районе двадцати четырех часов вечера будет передано экстренное сообщение. Люди переговаривались с испугом, телефонная линия Москвы гудела от напряжения от звонящих.
У Аллы резались очередные зубки, она капризничала, плохо ела, пускала слюни, грызла свои кулачки. Лиза весь день не спускала ее с рук, уже ночь на дворе, а она ноет и вертится на руках, к Владимиру и Нюре не идет.
— Сегодня, 5 августа 1943 года, ровно в 24 часа, — наконец заговорил голос Левитана, — столица нашей Родины Москва будет салютовать нашим доблестным войскам, освободившим Орел и Белгород, двенадцатью артиллерийскими залпами из ста двадцати орудий. Великая слава героям, павшим в борьбе за свободу нашей Родины!'.
И как обещали ровно в 24 часа небо над Москвой озарилось вспышками первого залпа. Его эхо вырвалось через мгновение из миллионов радиоприемников в разных уголках нашей страны. Потом второй, потом третий. Яркие вспышки салюта озаряли мокрое от слез лицо Нюры, радостную улыбку Лизы. Алочка и Саша жмурились от ярких вспышек и смеялись. Люди по улице Горького бежали на Красную площадь. Тревога и страх от ожидаемых весь вечер новостей вылилась наружу, не скрываемые людьми, в смех и плач. Этот салют уверил всех в том, что мы точно победим и в этом уже нет сомнения, только вот какой ценой.
— Поздравляю! — весело закричала, стоявшая на пороге комнаты Маша. Все обернулись от окна.
— Дверь была не заперта, я звонила. Белгород освободили, наши земли освобождают, — рыдая и смеясь ликовала Маша. — Завтра к вам обязательно приду, а сейчас мы все на Красную площадь, — и побежала быстро на улицу. Все знали, что ее мать и бабка были в Белгородской слободе Шелякино у родни, когда вошел немец, там и остались в оккупации, не смогли уйти.
Лиза собиралась на работу, прихорашиваясь у зеркала. Сегодня первый рабочий день. Нюра с Алочкой на руках любовно наблюдали за ней. Лиза одета, как и прежде лучше всех, тетка Анна два раза в год, по-прежнему, приносила ей самую модную одежду в Москве. Костюм из коричневой кожи: удлиненный пиджак и узкая юбка чуть ниже колен прибавили, конечно, Лизе возраста, но сделали ее эталоном элегантности. Коричневые полуботинки и маленький портфель завершили образ молодого современного преподавателя. Послав дочери с Нюрой воздушный поцелуй побежала на работу.
Занятия в институте иностранных языков возобновились еще в январе 1942 года. Многие студенты и преподаватели ушли во Фрунзенскую дивизию народного ополчения. Студенты, оставшиеся учиться, дежурили по ночам в ПВО, работали на лесозаготовках, на строительстве оборонительных сооружений, осенью в колхозах и совхозах на уборке урожая, на строительстве железнодорожных путей.
Владимир встретил ее у института. Последняя лекция закончилась в восемь часов вечера. Специалистов-переводчиков готовили по ускоренной программе, но без сокращений, поэтому они занимались по восемь часов в день. Лиза вышла, уже стемнело, соображала, как ей добираться до дому.
— Девушка, вы моя любимая? — окликнул Лизу голос со спины.
— Может и я, — обернулась она.
— Ну пойдем тогда, ну ж ты и нарядилась! — восторженно глядя на жену, воскликнул он.
— Ты меня будешь каждый день встречать? — спросила довольная Лиза.
Лиза вбежала в квартиру, Алочка с Сашей играли на полу с кубиками. Подхватила дочь, поцеловала в щечку. Алла захныкала и потянулась к игрушкам.
— Что? Как работа? — выглянула из кухни Нюра.
— Вроде получилось, — ответила Лиза, — пойду переоденусь.
Владимир лежал на кровати, прямо в костюме, закинув руки за голову, смотря в потолок. Лиза быстро скинула костюм и плюхнулась рядом. Нависла над лицом Владимира.
— Устал? — прошептала, трясь носом о его нос, поцеловала. Целовались жадно.
— Потерпим до ночи? — спросила взволновано Лиза.
— Не знаю, — ответил он неуверенно.
— Вставай, выбора нет, — засмеялась Лиза, вскочила, схватила со стула халатик и побежала к детям.
Накормив детей, искупав, уложив, наконец, стать, родители вздохнули с облегчение и сами пошли ужинать.
— Нюра, что ты с нами делаешь? — воскликнула Лиза. К чаю были румяные ароматные ватрушки.
— Вот, что хорошо получается, то и готовлю, — смущено ответила она, довольная, что ее ватрушки произвели впечатление.
— Пойдем уже и мы, — напившись чаю, пожелав Нюре спокойной ночи, потащил жену за руку Владимир.
— Ну давай рассказывай, как там эти мальчишки в тебя влюблялись.
— Ну как? По очереди, — шутливо ответила Лиза. На прослушивание и беседу с каждым отводилось по часу. Многие знают только школьную программу немецкого. Сложно им будет. Начали, конечно с алфавита и произношения звуков. Думаю, что через месяц можно будет понять уже, кто из них захочет жениться на мне.
Владимир смотрел в упор.
— Шутница, но у меня преимущество, — потягиваясь, протянул он., — я могу любить тебя хоть каждый день.
— Покажи, — промурлыкала Лиза.
— Ну, сначала буду смотреть на твое красивое лицо, потом поцелую в алые сочные губки, потом…тебе придется мне помогать, как и всегда. Мне стоит волноваться? — смотрел смущенно.
— Не болтай уже, — она, медленно садясь на него, застонала. — А ты говоришь конкурееенты, — прерывисто дыша, шептала она. А здесь он уже застонал от блаженства.
Маша работала на кафедре английского языка. Она поступила в аспирантуру при институте и вела одну лекцию в день.
— Родители отозвались, наконец, — сообщила она, зайдя к Лизе на кафедру.
— Правда? Как они? — взволновано спросила Лиза.
— Хорошо, слава богу, их не угнали в Германию и то хорошо.
— Маша, а как твой тот ухажер, что ты писала?
— Ой, не знаю, он на другой фронт попал.
— Ты с ним не поддерживаешь отношения? — допытывалась Лиза.
— Нет, он мне не ответил… Ладно, не хочу про это, раз разоткровенничалась и жалею, честно сказать.
— Маша, ты из нас троих была самая закрытая, ни эмоций наружу, ни чувств. Ты его полюбила? — не успокаивалась Лиза.
— Нееет. До конца войны ничего и ни с кем, а после войны и не с кем будет — их там столько убило, — и засмеялась грустно. — Володя тебя не ревнует? Тут эти мужички стоят в коридоре, ждут, когда ты пройдешь.
— Ну, может пара человек и ждет, не придумывай, — ответила Лиза.
— Если бы пара, побольше, будь аккуратна, не улыбайся никому. Улыбка — это уже надежда, а слово — уже знак к действию, — знающе посоветовала ей Маша. Лиза растеряно смотрела на нее.
— Кто бы подумал, что из Вас, Елизавета, такой модной и нежной девушки выйдет хороший педагог, — пригласив ее на беседу, говорила ректор Мария Кузьминична. Успеваемость у Вас лучшая на этом отделении. Через полгода будем отправлять на фронт первую группу. Не хотите взять еще и английскую группу, там просто беда с преподавателями.
У Лизы были окна между лекциями, и она не знала, где коротать время, домой было ездить далеко.
— Хорошо, — согласилась она и взяла себе еще пятнадцать добрых молодцев для подготовки в разведку. «И, правда, добрых», — заключила она, войдя в аудиторию. Сильные, здоровые, крепкие, молодые, уже все с высшим образованием и хорошо знающие английский язык — это учеба была для них, своего рода, стажировка перед отправкой на работу в Европу.
— Нам всем нужна жена? — спросил в конце лекции симпатичный студент.
— Думаю, да, — ответила Лиза, — связи на стороне запрещены.
— Ну, может начать искать жену прямо сейчас, — хихикнул другой.
— Жену ищите себе, какую угодно, но главное, думаю, она должна быть свободна и чуть-чуть глуповата, что бы не интересовалась, чем вы занимаетесь. И в полной тишине довольная собой пошла из аудитории.